Проект «Близнец». Том 3 - Евгений Пожидаев

Первое, что я ощущаю в поместье — это запах чистоты. Моющих средств и ароматизаторов. Не то чтобы у меня в поместье с чистотой какие-то проблемы, но уж точно у меня нет целого отряда из профессиональных горничных. Надо это исправлять, скажу позже Аманде.

Поднимаюсь на второй этаж, окидывая взглядом картины, что висят на стенах в богатых рамках. Иногда поглядываю на изысканные скульптуры из мрамора или гипса. В основном это обнаженные люди или воины древности.

По пути мне встречаются слуги, они называют меня по имени и здороваются. Откровенно заискивают, а ведь прежде у них ко мне было совсем другое отношение. Не люблю таких людей. Просто не переношу тех, кто меняет свое отношение к человеку, как флюгер на ветру, стоит тому только чего-то достичь. Впрочем, прежний Алексей от них подобного бы не добился.

Перед тем, как войти в кабинет отца, стучу по дубовой двери. Ответ глухо раздается с той стороны:

— Войдите.

Лишь чуть приоткрыв дверь, я чувствую, как в нос ударяет запах терпкого табака. Да, этот запах мне хорошо знаком и прочно ассоциируется с отцом, но от того он приятным не становится. Хочется выйти на свежий воздух, но нельзя.

— Алексей, проходи, присаживайся, — с улыбкой самого доброго отца на свете говорит Федор Максимович. Его черная борода с проседью недавно пострижена, а волосы зачесаны назад.

Он сидит на мягком кресле с жесткой спинкой. В одной руке у него трубка кальяна, а другой отец расставляет шахматные фигуры. Белые сделаны из бука, а темные — из ореха.

— Здравствуй, отец, — демонстрирую ему сдержанную улыбку.

Двигаю кресло к столику и усаживаюсь напротив отца. Он указывает рукой на шахматы и говорит:

— Партию?

— Да, можно, — беру фигуры и начинаю расставлять по шахматной доске.

Последние пешки занимают свои места на шахматной доске. Федор Максимович поднимает взгляд на меня, выдыхая терпкое облако дыма в сторону.

— Дай угадаю, — не спеша говорит он, — белыми?

— С удовольствием, — уверенно отвечаю я, беру ферзевую пешку и делаю ход на две клетки.

Более чем уверен, что отец уже знает, насколько я предпочитаю действовать первым, а не выжидать нападки врагов. Иначе бы он не предложил. Все-таки беседы благородных — это всегда смыслы между строк.

— Птички напели, что у тебя теперь есть земли вблизи Источника? — спрашивает отец и делает ответный ход черной пешкой. При этом он продолжает булькать кальяном и выпускать клубы дыма в сторону.

— Слухи не врут, — киваю я, беру фигуры и делаю следующий ход. Пешка с тихим «деревянным» звоном становится на следующую клетку.

— И как только успел? — Максим Федорович делает очередной ход.

— Скажем так, не самым стандартным путем, — отвечаю без пояснений и вывожу коня.

— Сын, это твое дело, — холодно отвечает он, сверля меня взглядом. — Лезть не буду. Но что насчет «Красных псов»? Когда они успели перейти тебе дорогу? — отец передвигает одну из фигур.

А он определенно неплохо осведомлен о моих делах. Не то чтобы я эти моменты особо скрывал, но это сразу показывает интерес патриарха рода к моей персоне.

— Они хотели отнять то, что по праву мое, — так же безэмоционально отвечаю и делаю первый ход, который уже можно назвать не просто раскрытием фигур, а подготовкой к атаке.

— Правильно. Это я уважаю, дашь слабину лишь раз и вечно будешь платить всяким уличным недоноскам, которые мнят себя непонятно кем. Они понимают только силу… Только ее! — повышает голос отец и отбивает ферзем по шахматной доске.

— Неплохой ход, — искренне улыбаюсь я. Просто после него понимаю, что отец хоть и не гроссмейстер, но играть умеет, а значит, будет интересно.

— Уличные банды, криминальные боссы — все это пыль у нас, у благородных, под ногами. Но другие благородные — это та сила, с которой стоит считаться.

Федор Максимович заканчивает говорить, хмыкает и выводит на поле коня.

— К чему ты клонишь? — спрашиваю я и делаю очередной ход.

— Горшков. У него нет бизнеса в сфере логистики или грузоперевозок. Что ты с ним мог не поделить?

Отец двигает фигуру и смотрит мне в глаза.

— Не бери в голову. Мои проблемы — мои заботы. Разберусь, — второй ферзь выходит с начальной позиции.

— Нет, Алексей. Ты — Орлов, ты — один из нас, — отец передвигает черную пешку вперед. — Не забывай об этом. Твои враги могут ударить по членам рода. По близняшкам, по моим престарелым родителям… Понимаешь, о чем я?

— Горшков?.. Скажи прямо, что он сделал? — спрашиваю я и делаю ход.

— К счастью, ничего. Он звонил мне и требовал компенсировать расходы на… Этот напыщенный идиот так и не смог объяснить на что, но он сослался на тебя. Какие-то твои проделки.

Отец решительно делает ход, я быстро на него отвечаю. Накал в разговоре плавно повышается, а вместе с ним и динамика в шахматной партии.

— Намекаешь, что мне нужно выбить его из игры?

— Силенок не хватит, — хмыкает отец, переставляет фигуру и поясняет. — Он пока на нас не дернется. Я ясно дал ему понять о последствиях, но… сдается мне, что с твоим рвением у тебя будет еще много врагов.

— Допустим, — не вижу смысла отнекиваться и снова хожу.

— Что значит «допустим»? Неужели ты думаешь, что меня устраивает такой расклад? Раз уж ты — Орлов, значит, должен приносить пользу роду. Обязан! — отец наигранно повышает голос и пафосным движением делает ход.

— И как, по-твоему? — без агрессии спрашиваю я, но совсем не сдаю под напором, а спокойно переставляю фигуру.

— Передать часть контроля над новыми направлениями в руки семьи, — заявляет отец, громко ходит фигурой и выдает: — Шах!

А интересно он это придумал. Я даже не сразу понял.

Уверен, озвученный повод — это лишь «официальная» причина, хорошо спланированная и продуманная специально для меня. На самом же деле, верно полагать, Федор Максимович не хочет позволить мне стать слишком самостоятельным.

— Нет, — уверенно говорю, а сам обдумываю не только диалог, но и расклад шахматной партии. Вдруг вижу один крайне удачный ход. Беру фигуру и поясняю отказ: — Я согласен лишь на символическую долю в пользу семейного фонда, не более, — ставлю фигуру и громко объявляю: —