Эвис: Неоднозначный выбор - Василий Горъ

носятся по поляне и отбирают все то, что стоит хоть каких-то денег и сможет помочь им выжить.

Я равнодушно пожал плечами, ибо считал, что все те способы этой самой «реабилитации», о которых призрачная хозяйка рассказывала во время первого учебно-боевого выхода, в нашем мире не сработают. Само собой, за исключением полного стирания воспоминаний о насилии. А еще был убежден, что каждая жертва насилия имеет право на воздаяние…

…Когда трофеи разбойников были осмотрены, а все ценное, но не очень тяжелое, оказалось поделено, уложено в самодельные котомки и заброшено за плечи, я дал команду выдвигаться. Самых мелких девиц Лоннер и Тамор понесли на плечах. Благо возвращались мы по тропинке, натоптанной лихими людишками, а не по бездорожью. Остальные женщины шли, держась одна за другую. А я вел «намек» для остальных разбойников. Вернее, направлял его в нужном направлении хорошими пинками.

Несмотря на не самое лучше самочувствие и кромешную тьму, которая царила в лесу, никто не жаловался. Скорее, наоборот — с каждым метром, который удалял крестьянок от ненавистной поляны, их шаги становились все легче и увереннее, а настроение — светлее. Так что к месту нашего ночлега вышли чуть менее чем через три часа. Сангор, убедившись, что никто из нас не пострадал, взял спасенных под свою опеку — рассадил вокруг котелка с кашей, щедро приправленной мясом, раздал грубые ложки, вырезанные парнями за время ожидания, и предложил угощаться. Измученного донельзя калеку к котелку не пригласили — сбили на землю, связали ноги и оставили ждать рассвета. А я, Найта и оба вассала, участвовавших в операции, отправились к переметным сумкам — возвращать на место маскхалаты и не потребовавшееся снаряжение.

Пока мы занимались делом, Террейл со злым удовлетворением в чувствах разглядывал главаря шайки. Потом подошел ко мне и тихо спросил:

— Сколько их было, арр?

— Девять.

— А женщин забрали одиннадцать?

— Тринадцать. Но две самые юные не выдержали истязаний и были выброшены в ближайший овраг за ненадобностью!

Эмоции мужчины полыхнули бешенством, а десница вцепилась в рукоять меча. Но наружу не потянула — он не хуже, чем я, понимал, что в данном случае смерти, как наказания, будет слишком мало.

— Спасибо. И от имени Шандоров, и от меня лично… — справившись с желанием убивать, выдохнул он и… поклонился! А потом, выслушав ответ, мотнул головой в сторону женщин: — А что будет с ними?

— Доведу до ближайшего городка, договорюсь с наемниками о сопровождении, вручу той, которая окажется поумнее, сопроводительное письмо и отправлю в свой манор.

— В тот самый, которым вам некогда заниматься, и поэтому он продолжает оставаться под доверительным управлением Скряги?

Я кивнул.

— Не самое лучшее решение… — вздохнул мужчина. — Я знаю Лейрама ар Биер куда лучше вас, поэтому могу сказать точно: он посчитает этих женщин лишней обузой. Нет, проигнорировать прямой приказ побоится, но выделит на всю толпу какую-нибудь полуразрушенную лачугу в самой отдаленной деревеньке. А следующей весной с прискорбием сообщит, что бедняжки не пережили тягот тяжелой зимы.

У меня потемнело в глазах:

— Но Зейн сказал, что ему можно доверять!

— Арр Лейрам кристально честен! — поморщился принц. — В смысле, не ворует и всей душой радеет о доходах сюзерена. Но при этом относится к простолюдинам, как лучник к стрелам: хорошие бережет, а кривые выбрасывает.

— Что ж, придется заглянуть к нему в гости! — процедил я, одновременно набирая текст в личном канале искина базы десантной Секции: — Сардж, доброй ночи! Мне надо, чтобы ты отправил звено дронов в мой новый манор…

Этого предложения хватило за глаза — искин, проглядев запись текущего разговора, сообщил, что дроны уже вылетели. Тем временем эмоции Террейла обожгли меня ранее несвойственным ему сочувствием. Конечно же, не ко мне, а к спасенным крестьянкам:

— Я предлагаю сделать иначе: отправить их в манор, принадлежащий мне. Во-первых, там куда спокойнее, чем в вашем — никто не взбудоражен недавней потерей старого сюзерена и не дергается, не зная, чего ожидать от нового. Во-вторых, городской глава знает мой нрав, поэтому устроит женщин именно так, как я ему отпишу. И, в-третьих, это будет справедливо: если жертвы разбойников — подданные Шандоров, то и ответственность за них должны нести мы, а не ты.

— Наследник престола умнеет на глазах! — хихикнула Стеша. — Жду не дождусь момента, когда он, наконец, додумается до главного…

— Ты у меня умничка! — написал я. После чего «нехотя» согласился с предложением принца, и заодно напомнил ему, что представляться крестьянкам придется не своим, а моим родовым именем. А тот, согласившись, унесся радовать женщин. Вернее, дожидаться, пока они насытятся, чтобы порадовать их уже потом. Я же, дотронувшись до предплечья Найты, мотнул головой в сторону леса, серией жестов предупредил Сангора, что мы с ней ненадолго отойдем, и скользнул в темноту.

Как и в позапрошлом учебно-боевом выходе, непоколебимое спокойствие, которое эта женщина демонстрировала во время операции, оказалось лишь видимой частью испытываемых ею чувств. А жгучая ненависть к насильникам и убийцам, сочувствие к их жертвам, жажда мести и злое предвкушение воздаяния, зажатые оковами воистину стальной воли, не ощущались. Но стоило Найте добраться до реки, раздеться и зайти в воду, как оковы лопнули, и Дарующую начала колотить нервная дрожь.

Как выводить свою Тень из этого состояния, я, к сожалению, знал слишком хорошо. Поэтому накинул на нее петельку воли, влил все теплые чувства, какие во мне были, и помог раздеться. А когда она, ежась, зашла в воду, начал помогать ей мыться. Вернее, мыл ее сам, так как она то и дело уходила в воспоминания и превращалась в статую. А для того, чтобы лед, сковавший ее душу, растаял как можно быстрее, вкладывал в каждое прикосновение любовь и нежность.

Когда самые острые и болезненные эмоции слегка притупились, а Найта начала замерзать, я насухо вытер ее полотенцем, дал время одеться и увел в лагерь. Там позволил ей первой залезть в наш спальный мешок, дождался, пока Дарующая скинет одежду, забрался следом и дал ей себя обнять. Как обычно, этого не хватило — прижавшись ко мне, женщина, которую колотило не столько от холода, сколько от ненависти, умоляюще потерлась щекой о мою грудь, и мне пришлось гасить ее боль сначала ласковыми прикосновениями к шее, спине и пояснице, а затем целую вечность разминать напряженные плечи.

Нет, никакого внутреннего сопротивления я не испытывал, так как любил эту женщину ничуть