Сага о Головастике. Долгая дорога домой - Александр Нерей

Скорее всего, для меня лично. Почему-то до сих пор кажется, что никто из посторонних не мог и не может попасть в «осколок» реальности, состряпанный для моих воплощений и отражений.

О том, что эти же Архитекторы лично для меня создали целую вселенную… Точнее, дополнительную параллель С-Са и населили её полным комплектом жителей и прочих сущностей, причём, стопроцентно одушевлённых, узнал я намного позже. Когда разбирался, куда же подевался мой «предшественник», и не присвоил ли я мир с его мамкой астрой, а также соседей по кластеру.

Тогда это знание было опасным для психического здоровья меня-ребёнка, поэтому «начальство» придержало его до лучших времён.

Как и пророчествовал менторский голос, я оказался не на берегу Гадеса, а в своём кармашке-реплике с диким пляжем Чёрного моря, речушкой Джубгой и одноимённым посёлком в пешей доступности.

Когда выбрался на судьбоносную косу из разноцветного галечника, что была между морем и речкой, уже понимал… Уже знал пару способов перемещения в реальный мир.

Каким образом в памяти проснулись знания о прошлых неудачах, а, может быть, удачах – тема из той же психоделической оперы. Двойственная и… Хватит об этом.

«Маска с трубкой для ныряния на штатном месте. Ласты взрослого размера и махровое полотенце в трёх шагах. А вот спящего медвежонка-пестуна не припомню», — засвидетельствовал я новоявленный бермудский треугольник и осознал, что и в прошлые посещения Кармана Судьбы как такового выбора у меня не было.

Когда в первый раз на радостях прибытия в родные пенаты схватил маску с трубкой и вернулся в море поглазеть сколько в нём непуганых бычков и крабов, не успел как следует зайти и окунуться…

В общем, как только погрузился с головой в прозрачнейшую влагу, моментально всё вокруг потемнело, а когда, хорошенько перепугавшись, выскочил из воды – оказался на настоящем берегу Джубги с уймой отдыхавших, помолодевшими родителями, загоравшими на косе, и… В 1969 году.

Потом резкое умопомрачение и… Дальше вы знаете. То есть, догадываетесь.

Во второй раз меня заинтересовали ласты с полотенцем, которых в первое посещение не было. Прошёл мимо маски с трубкой, вытерся махровым лоскутом и захотел примерить ласты. Мол, сколько ещё расти, чтобы можно было ими пользоваться. Сунул ноги в синие резинки…

Дальше вспышка чрезмерной интенсивности, как от импульсного осветителя для качественных фотоснимков. И, соответственно, когда снова начал видеть – узрел опять настоящий берег, родителей и 1970 год. А ещё клятвенные обещания цветного снимка от вездесущего пляжного фотографа.

И снимок точно существовал. Правда, чёрно-белый и авторства моего крёстного папы. На нём я с маской на лбу и ногами в злосчастных ластах взрослого размера.

«Значит, от Потапыча не отвертеться», — взгрустнулось мне, так как осознал неизбежное. Потому что понял, что медвежонок – это маяк, указывавший на 1971 год. Именно в этом году отдыхавшие в Джубге фотографировались рядом с диким зверёнышем.

«А если схватить маску с трубкой и метнуть их поближе к медведю, а потом так же подкинуть туда ласты и полотенце?» — замыслил я рискованный эксперимент с тройным ксэкино, которое на тарабарском и начало, и запуск, и отправление в путь. По-русски самое подходящее слово – активация или активировать.

Но потом я подумал, что может случиться Архитекторское «несварение», после чего придётся или рождаться заново, или, наоборот, постареть на десяток-другой лет, чего, разумеется, не хотелось.

Сообразив, что от моего хамства с метанием предметов дремавший медведь-недоросль запросто мог проснуться и устроить то ещё возвращение в родные пенаты, я замер и… В общем, не решился. Но и 1971 год меня никак не устраивал.

Вселенной по большому счёту наплевать в каком году я по-настоящему… Реально… То есть, в первый раз был с мамой и папой на побережье. И с нашим «Запорожцем», конечно. И с крёстными…

Сам не заметил в какой момент и с чего вдруг решил проинспектировать карман на размеры и, если не упрусь ни в какую незримую стену, то проведать знакомый дольмен.

Чтобы экскурсии ничто не помешало, отправился в обход дрыхнувшего медвежонка и далее к речушке, которая и в реальности-то была не глубже полуметра. По пояс где-то для меня в пяти-шестилетнем возрасте.

«Плюс-минус двадцать – тридцать сантиметров на всякие подвохи», — так тогда рассчитал и шагнул в тёплую пресную воду. Нащупал ногами скользкие от глинистого налёта камушки, вспомнил, как в этом месте «учился» плавать и, наконец, осознал, что пребывал в абсолютно обнажённом состоянии. То есть, без всего. Увидел, что гол как сокол.

Успел подумать, что расшитый астрологами балахон истлел прямо на мне, пока светился будучи в огненном красно-малиновом состоянии. Потом из-за нахлынувших эмоций судорожно дёрнулся, отчего поскользнулся и свалился в воду.

Только что бывшая прозрачной и тёплой водица моментально помутнела и остыла градусов до двадцати – двадцать двух, не больше. Мало того, ещё и дно «утонуло» до пары метров, а может быть и больше. В смысле глубже. Когда отталкивался от него, почувствовал холодный ил, в который провалился ногами до щиколоток.

Странно было то, что я не паниковал. Или ждал подобного сюрприза. Или душа была в курсе грянувших судьбоносных приключений, кто его разберёт. А дальше я буднично зажмурился и устремился вверх.

«Голый. Голый. Голый», — сосредоточился на отсутствии плавок или тех же трусов, чтобы не забыться из-за впечатлений от созерцания места, в которое был послан судьбой, и что было сил погрёб к поверхности. Благо, что опыт к тому времени был богатый, и я без труда угадывал, где верх, где низ. А там условные они или реальные…

— Голый Головастик вернулся! — радостно прокричал во всё горло, когда, наконец, вынырнул и в два гребка приблизился к спасительному берегу.

Потом нащупал ногами дно, продрал глазёнки и «угадал» родное городское водохранилище номер «Два».

— Как это, голый? — спросил меня папка, выросший словно из-под земли и «материализовавшийся» на восточном бережку водоёма.

Следом за родителем вокруг один за другим начали появляться и все «остальные» отдыхавшие, включая маму с повзрослевшим Серёжкой, которые преспокойно возились на покрывале, постеленном на травке.

Пока ошалевал от заурядного и почти будничного завершения эпопеи с множеством параллельных и межгалактических путешествий, в том числе и во времени, родитель деловито сбегал к маме с Сергеем, схватил в охапку точно такое же махровое полотенце, как в судьбоносном кармане, и с напускным равнодушием вернулся назад, ухитрившись прихватить и мои «новые» штаны, которые он умыкнул, пока мама воспитывала младшенького сыночка-егозу.

— Обмотай вокруг талии