Константин Костин - Неинтересное время

— Здорово! — Слава был готов развинтить тут все и рассмотреть все детали, — И работает?

— Смотри! — Сергей протянул ему пузырек, в котором перекатывалась блестящая крупа шариков.

— Здорово… Да ты посмотри, что мне сделали.

Спохватившийся Слава вынул из кармана сверток. Осторожно развернул тряпицу…

Ручки.

Вернее, пока еще корпуса. Вытянутые черные тела из полированного эбонита, сверху — блестящая медная пробка. Сергей осторожно открутил ее и извлек медную трубку.

С одного конца — пишущий узел, вместо шарика чернело отверстие. С другого — еще одна пробка. Сергей открутил и ее и вытащил длинную пружину с поршнем на конце.

Все правильно, так они и задумали. И все равно, увидеть свою задумку, свой корявый рисунок, уже почти во плоти… В горле запершило, глаза начали гореть…

— А размеры точные? — хрипло спросил он Славу.

— Точные, точные. Я у часовщика заказывал. Все дело за шариками и чернилами. Шарики уже готовы, а паста?

— А паста, — в помещение, становящееся маленьким и тесным, вошел сопровождаемый Катей Виктор Алексеевич. Следом протиснулась Леночка.

— А паста пока не получается. Виктор.

— Владислав.

— С вашей сестрой нас уже познакомила Лена. Так вот, о пасте. Теоретически, я сделал нечто похожее на то, что просит Сергей Аркадьевич, смешав метилфиолет с касторовым маслом, однако у меня есть подозрение, что для ваших целей она слишком жидкая. К тому же, слишком долго сохнет…

— А что если попробовать…

Химик и Слава исчезли в дискуссии. Сергей пошевелил лежащие ручки — двенадцать — повернулся к Кате:

— Ну, что скажете?

Настроение к концу дня было слишком хорошим, хотелось поделиться с окружающими, однако девушка сумела его испортить:

— Радуетесь? Конечно, другие за вас работают, а вы только деньги в карман складываете!

— Катя, но ведь я тоже работаю…

— Работаете? Работает ваш работник, я видела как он таскает бутыли в подвал, работает Виктор Алексеевич, а вы… а вы… Вам эта мастерская только как источник денег нужна. И всё!

Сергей, только этой ночью отказавшийся от денег и наживший неприятностей, сдержался с большим трудом:

— Катя, деньги для меня не главное…

— Не главное? А что главное?

Сергей задумался. А в самом деле, что для него эта мастерская? Зачем он с ней связался? И почему так усиленно ее защищает от посягательств бандитов-чернильщиков?

— Знаете, Катя… Наверное, главное для меня — удовольствие от того, что я смог сделать… Удовольствие от работы…

— Да, — глаза девушки сверкали, — Вот сейчас вы владелец мастерской. Вы сможете отдать ее в пользу государства? И продолжить работать? А?

— Ну… нет.

— Вот! — Катя развернулась, — Слава, я ухожу домой! Не задерживайся!

«Ну что я такого сказал? Не могу отдать я эту мастерскую. Она еще и не работает как следует. И проблемы с бандитами. Если ее отдавать, получается, что я свои проблемы на других перекладываю… Как-то неправильно это будет…»

Слава отвлекся от обсуждения «проблемы повышения вязкости чернильной пасты» и подошел к Сергею:

— Эх, ты… Я же специально Катю сюда привел, чтобы она увидела, что ты работаешь наравне со всеми. А ты… Эх!

— Дядя Слава, дядя Слава! — встрявшая в разговор Леночка избавила Сергея от необходимости отвечать, — А как ваши карандаши называться будут?

— Почему карандаши? — Сергей почувствовал, что улыбается. Рука сама потянулось погладить девочку по волосам.

— Дядя Витя сказал, что это — чернильные карандаши.

Химик за спиной улыбнулся и развел руками.

— А правда, — Слава взял один из корпусов и провел пальцем, — Вот здесь можно выгравировать название. Какое?

На самом деле… Какое? Как вы яхту назовете, так она и поплывет.

— Давайте назовем ее «Товарищ Луначарский»! — пришло в голову Славе.

«Евпатий Коловрат», — подумал Сергей, но промолчал. Слава юмора бы не оценил.

— Или «Зинин», — включился в мозговой штурм Виктор Алексеевич.

— Почему Зинин?

— А почему Луначарский?

— Луначарский — нарком образования, а Зинин кто?

— А Зинин Николай Николаевич — знаменитый химик. И, между прочим, именно он открыл реакцию получения анилина из нитробензола…

— Стоп! — поднял руку Сергей, — Никаким именем мы ручку называть не станем…

— Почему? — хором спросили химик и Слава.

— Потому что, когда на ручке написано имя или фамилия, то становится похоже, что она принадлежит этому человеку. Надо другое слово, простое…

— Взлет.

— Что? — обернулись все трое.

— Взлет, — повторила Леночка, проводя пальчиком по черному блестящему боку ручки, — Они такие… летящие…

Сергей посмотрел на Славу:

— А что? «Взлет», так «Взлет».

— Сергей Аркадьевич, — Виктор Алексеевич подошел к Сергею, когда Слава уже ушел, перед самым уходом, — Что произошло вчерашней ночью? Налет?

— Можно сказать и так, — Сергей не видел смысла юлить, отвечая на прямой вопрос, — От меня требуют отдать мастерскую.

Химик выругался не по-русски:

— Ваше решение?

— Вы видели кровь. Оно уже принято.

— И?

— Возможно, сегодня ночью они попытаются поджечь мастерскую.

— Я остаюсь.

Сергей заколебался. С одной стороны, лишний человек, дополнительная пара глаз, еще один пистолет — это очень хорошо. С другой…

— Не надо, Виктор Алексеевич. Поверьте, я справлюсь.

Это ЕГО, Сергея, решение. И никто и Виктор Алексеевич тоже не должны пострадать от того, что решил он.

Химик зашелся в приступе кашля:

— Д-ха… Возможно вы правы. Подождите минуту.

Виктор Алексеевич вынес из своей лаборатории два узких жестяных цилиндра величиной с баллончик для дезодоранта.

— Возьмите. Если нападающие не успеют проникнуть внутрь — дерните кольцо и бросьте в них.

Ночью Сергей лежал на кровати в своей комнатушке и читал. Все-таки дневного сна не хватило для полного восстановления сил и глаза иногда начинали закрываться сами собой.

Он пролистал и отложил «Месс-Менд», попробовал было вникнуть в основы химии из толстого учебника, но быстро понял, что лучшего снотворного ему не найти… И неожиданно вчитался в казалось бы ничем не интересную повесть.

Не боевик, как «Месс-Менд», не детектив вроде Пинкертона, не фантастический триллер об отрезанной и оживленной голове профессора. В книжке рассказывалось просто про жизнь одного человека. Как он, вернувшись с гражданской войны — где, между прочим, был разведчиком в тылу белых, собирал сведения, притворяясь слепым — застал в своем родном городке развал и беспредел. Завод стоит и потихоньку разворовывается, мастера точат зажигалки на продажу, повсюду пьянство, бандиты, жена его ударилась в религию и заставляет детей молиться по утрам…

Сергей посмотрел на год издания. Нынешний, то есть двадцать пятый. А такое чувство, будто про девяностые написано…

И вот этот самый парень решил поднять народ на восстановление завода. Не все кинулись с энтузиазмом, но постепенно, постепенно, и работа пошла. И завод запустили, и самогонщиков разогнали и даже жена за ум взялась…

Сергей положил книгу на грудь и задумался. Очень этот парень на него самого похож. Тоже в городе, где почти ничего и никого знакомого, тоже производство налаживает. Разве что парень — целый завод, а он, Сергей, только лишь одну небольшую мастерскую… И парень — для людей, а он — для себя.

Не в этом ли его обвиняет Катя?

Ха, да ведь он в глазах девушки почти таким и выглядит. Пусть не герой войны, но герой стычек с беляками… Ага! Только она наделась, что он двинется счастье людям нести, а он вместо этого ушел в мелкий бизнес. Вот ее и корежит: с одной стороны Сергей ей нравится, с другой — не для людей старается…

Ну почему же не для людей?! Пить он, что ли, будет эти чернила? Бочками? Ведь для людей, для тех самых школьников, перед которыми он выступал… Для страны, в конце концов! Те же ручки, они же для страны! Пусть шариковые начнут производить в СССР, а не за бугром. Разве это не для людей?

Сергей бегло пересмотрел повесть еще раз. Ну да, ну да… Нигде даже не упоминалось, что герой хочет что-то для себя. Для других. А он, Сергей, в глазах Кати — мелкий эгоист, который хочет только денег. Правильно, он так и говорила. И ее вопрос про передачу мастерской государству. Это она проверяла, насколько он держится за частную собственность, насколько он «буржуй и мещанин». А вы, Сергей Аркадьевич, что ответили? Никому, мол, не отдам! Мое!

Пусть в виду он имел другое, поняла она по-своему. Девушкам вообще трудно доказать что-то, если уж они твердо убеждены в обратном. Другая бы не стала связываться с ним, но он, судя по всему, Кате понравился, вот он и разрывается теперь между двумя чувствами к нему.