Шаг в палеолит - Сергей Николаевич Быков

– Эге, парень, – обрадовался я ему. – Не ты ли в прошлый раз принёс мне метеорит?

– Сердце моё наполняет радость, – учтиво ответил он, прикладывая руку к груди. – Великий шаман запомнил меня.

– Ну, ещё бы, мой учтивый друг, ещё бы! Присядь, расскажи, как тебя зовут, с чем пожаловал?

– Меня зовут Шныра, Великий шаман.

– Шныра? Что это? Или кто?

– Шныра – это такой мелкий пушистый зверёк, который бегает повсюду, суетится, нос везде суёт…

– Кгм! Надеюсь, это ещё не твоё взрослое имя?

– Увы, Великий шаман, это моё взрослое имя, – спокойно ответил парень.

– Я гляжу, ты не сильно опечален этим?

Парень пожал плечами:

– Не самое грозное имя и не самое звучное, но, наверное, и правда подходит мне. Не тому, что снаружи, а тому, что внутри. Всё куда-то лезу, всё за что-то хватаюсь…

Я внутренне хмыкнул: интересный, однако, паренёк.

– Что же привело ко мне тебя в этот раз, Шныра?

– Вот… – Парень развязал меховой узелок.

Я взял в руки небольшой, с кулачок, угловато-кристаллической формы камушек тёмно-серого оттенка. Не серебро, нет! И не свинец. Слишком лёгкий. Что-то очень знакомое… Кассерит! Кассерит, точно! Кажется, минерал, содержащий богатый процент… м-м-м… олова. Олово! Ёп-тыть! Точно!

Второй кусок я опознал сразу. Самородная медь. Видел такое. Бывает она на вид разная: и нитями, и словно кораллы, и чешуйками. Этот же был в виде крупных многогранников, слипшихся в единый кусок весом килограмма на три. Редкая вещь. Очень. Был он покрыт зеленоватой патиной и носил на себе следы ударов, царапины и вмятины.

Я не слишком силён в геологии. Однако был у меня очень хороший знакомый, геолог по образованию, а главное, по призванию. Его тоже в своё время затянула реконструкция, там-то мы и пересеклись. Но если меня, помимо драки, интересовало прежде всего изготовление доспехов, шлемов, оружия, то его повело, так сказать, в сторону металлов. Очень увлекали древние технологии получения всяческих металлов и их сплавов. Настолько, что и сам начал пробовать их получать. Так «присел» на эту тему, что стал очень хорошим специалистом в этом вопросе. Мог часами рассказывать об этом. Если уж попал на «лекцию», хочешь слушать, не хочешь… Либо беги, либо терпи. Или слушай с удовольствием, как я, например. Вот я и наслушался много чего. У мужика даже была небольшая коллекция различных минералов и самородков из тех, которые в основном использовали наши далёкие предки. Он даже возил её с собой. Совсем небольшие камушки, но представление получить можно. Была там и самородная медь, и медная руда в нескольких вариантах, и серебряная – пираргирит и некоторые другие руды и самородки. Был там и кассирит. Мне было интересно. Наслушался, короче, и насмотрелся… Вот и пригодилось.

– Рассказывай… – внимательно посмотрев на парня, практически приказал я.

И рассказал мне Шныра, что после того, как получил он от Великого шамана за, казалось бы, совсем бесполезный камень замечательный дротик и красивую резную фибулу, воспылал неугасимым интересом ко всякого рода камням. Надо сказать, и многие остальные, воодушевлённые его примером, тоже поначалу кинулись подбирать разные камни, но практически все так же быстро к этому охладели. Потаскали, потаскали с собой булыганы да и повыкидывали. А вот Шныра не охладел. Более того, чувствовал – нет смысла тащить всё подряд. Вот смотрит он на камень – и вроде как что-то говорит ему: не то, не то. Или смотрит, а понять не может, то ли то, то ли не то? А ещё он запомнил, как Хват поведал, что горшки – это дети стихий огня, земли и воды. Странные тогда это были рассказы, удивительные. Вот и начал он по-тихому от всех – засмеют ведь – бросать разные подозрительные камни то в воду, то в огонь. С водой как-то не очень вышло, а вот с огнём… Кинул Шныра однажды в огонь очередной подозрительный камень и скоро заметил – что-то с ним не так, будто начал он в пламени искажаться, словно блестящей росой покрылся. Подкинул ещё несколько в огонь таких же, а когда костёр потух, обнаружил в золе серый порошок. И понял: это ж-ж-ж неспроста! Следует шаману рассказать и показать. Вот он и принёс один камушек мне.

Кассерит он нашёл в узком сумрачном распадке с отвесными стенами, по дну которого струился маленький ручеёк. И на вопрос, есть ли там ещё, уверенно ответил: есть. И это просто прекрасно!

Ну а медный кусок, когда он его увидел, и вовсе никакого сомнения у Шныры не вызвал. Видел он его примотайным кожаными ремнями к деревянной рукояти у одного мужика на землях Осенней охоты.

– Не хотел отдавать ни в какую. Даже за дротик. Пришлось предложить ещё и фибулу. – Парень тяжело вздохнул. – Тот всё равно ни в какую, но тут, случайно, – Шныра на секунду задумался, – а может, и не случайно, мимо проходила его женщина. Вмиг сообразила, о чём речь. Показывает пальчиком на фибулу и говорит: хочу! А я показываю пальцем на дубинку и тоже говорю: только за это! Она своему мужику: отдай!

Тут охотник давай орать! Пошла прочь, женщина. Не лезь в мужские дела. А она: ах так! Ах так!!! Короче, крик, шум, так и ушли… Я уж думал – всё! А вечером пришёл тот охотник, морда слегка поцарапана и борода как-то пореже вроде. Сунул молча мне в руки дубинку, забрал дротик и фибулу и ушёл.

– Хороший дротик, – тяжело вздохнул Шныра. – И фибула такая красивая… была. – Он снова глубоко вздохнул.

– Ладно, не вздыхай так. Понял я тебя, понял. Не обижу, – ободряюще улыбнулся я. – Интересный ты парень, Шныра! И интересы у тебя полезные. Нынче с вами Хват пойдёт, хочу, чтобы показал ты ему место, где нашёл камни. И чтобы того охотника показал Хвату.

– Я рад быть полезным Великому шаману, – довольно улыбнулся Шныра. – Я вот, – достал он из-за спины меховой куль и, развязав, показал содержимое, – прихватил несколько. Так, на всякий случай…

А Шныра-то запасливый продуман. В кульке лежало с десяток кусков кассерита. Пригодится – хорошо, не пригодится – выкинет.

– Вот и отлично! – поворошив камни, подмигнул я Шныре. – Приходи сегодня вечером к нашему костру, поговорим подробнее.

Разговоры, разговоры… Много их было в этот раз. Нужных и не очень, серьёзных и ни о чём. Один из самых важных был с Острым Рогом. Парень как-то резко заматерел, я сказал бы – повзрослел. И это касалось не только тела, а прежде всего того, как он стал себя вести, как говорить, как смотреть. Да, глаза! Они очень изменились, теперь молодой вождь смотрел на мир совсем по-другому. Видно, жить своим умом, да ещё так, чтобы было хорошо не только тебе, но