Старуха 5 - Квинтус Номен

Исландский закон гласит, что «ни один гражданин Исландии не может приобретать фамилии», но если этот гражданин фамилию все-таки успел приобрести (до тысяча девятьсот десятого года, что было странно, поскольку закон приняли в двадцать пятом), то фамилия ему оставлялась. И ему, и его детям, а супруги так и оставались бесфамильными. И среди примерно двенадцати тысяч исландцев, фамилиями успевших обзавестись, был Гуннар Магнусс – человек, о котором так вовремя вспомнила Вера. Этот самый Гуннар был знаменитым исландским детским писателем – правда, Вера «в прошлой жизни» была уверена, что он был вообще единственным писателем в стране с населением в сто двадцать пять тысяч человек – но тут она ошиблась: писателей в Исландии оказалось неожиданно много. Но вот детский – точно один, что помогло Вере его все же идентифицировать, так как и имя, и фамилию писателя она напрочь забыла, и даже название книжки вспомнить не смогла.

А вспомнила она об этом писателе лишь потому, что когда-то «с огромным удивлением» увидела в школьной библиотеке изданную в СССР книжку этого товарища, а она была абсолютно уверена в том, что «тогда» иностранцев издавали – особенно для детей – только тех, кто «был за социализм». И еще тогда она что-то об исландском писателе пыталась выяснить, и даже в попытках своих слегка преуспела – узнав, что он был членом местного парламента, именуемого Альтингом, от социалистов и всячески выступал «против оккупации». Просто в «той жизни» после начала войны с немцами англичане Исландию оккупировали, объясняя это защитой от возможной оккупации страны Германией, а когда британцы ушли, то вместо них пришли американцы.

Ну а в «этой жизни» Британия с Германией воевать не стали, Исландию англичане не оккупировали и американцы их не «заменили», так что осталась Исландия никому не нужным островом за Полярным кругом. Пока ненужным, никому, кроме Веры…

А Лаврентий Павлович узнал – и тоже с большим удивлением, что в СССР вообще нет ни одного человека, знающего исландский язык. То есть всё, что ему удалось узнать, что есть один профессор – специалист по языкам скандинавским, но этот товарищ ему поведал, что вот специалистов по древнескандинавским языкам в СССР нет, да и не было никогда – а исландцы, оказывается, пользуются как раз таким, дошедшим из-за полной изолированности острова на протяжении веков аж с конца девятисотых годов практически без изменений, и даже немногие датские словечки, просочившиеся туда в годы датского владычества, за последние лет тридцать были искоренены. И об этом печальном факте он Вере и сообщил, забирая у нее список предложений НТК по возможным путям помощи бенгальцам.

Вера Лаврентия Павловича внимательно выслушала, как-то неопределенно хмыкнула, а затем, немного подумав, сообщила, что это не страшно: оказывается, она уже нашла переводчика с исландского. Который работал еще и послом Исландии в Швеции. С ним сначала побеседовал Егор Дементьевич, затем – пригласив его в советское торгпредство – связал по телефону с Верой. Все же не зря линию ВЧ в Стокгольм НТК протянул, так что Вере не составило труда почти час общаться с исландцем – который в конце разговора просто пригласил ее в гости для уже личной беседы. Только пригласил-то не в Стокгольм, так что Вера, тяжело вздохнув, сообщила Лаврентию Павловичу «новую новость»:

– Я гляжу, что вот этим вот всем, – и она показала на толстую папку со своими предложениями по Бенгалии – все же вам заниматься придется. А я срочно убываю в солнечную Исландию.

– А рассказать, что ты в этой Исландии полезного для нас нашла, не хочешь?

– Я вам навру, хотя и ни слова лжи не произнесу, так что слушайте: там много рыбы, которую СССР с удовольствием купит.

– Мы уже в Северной Норвегии…

– Мы уже из Чили почти полмиллиона тонн хамсы привозим – и где эта хамса? Полмиллиона тонн для СССР – это всего четыреста грамм рыбы на человека в месяц. Проще говоря, один раз сытно… точнее даже, не впроголодь пообедать. А так как я исландцам денег за рыбу предлагать не стану…

– Завидую твоему таланту: ты никому стараешься денег не платить, а вот тебе почему-то все платят и радуются. Но ты права: полмиллиона тонн еды – это то, ради чего постараться стоит. Когда едешь?

– Вот сейчас еще раз позавтракаю, детей поцелую… Я думаю, что на подготовку мне несколько дней понадобится, так что полечу числа пятнадцатого.

– Полетишь? А там аэродром-то есть?

– Там несколько аэродромов есть, и один как раз в Рейкьявике. Полоса там травяная, но сильно больше километра длиной, МП-36 без проблем сядет. А потом – взлетит.

– А что ты так долго готовить-то собралась?

– Бензин. Товарищ Афанасьев уже какую-то шхуну шведскую зафрахтовал, она завтра утром поплывет в Рейкьявик с грузом авиабензина, так как нужного для МП там просто нет. А у меня дома дети малые, их надолго не оставишь…

– Ну ты в курсе, что я хотел сейчас сказать. А пока не умчалась в жаркие страны, поясни по поводу сталелитейного завода для товарища Боса: ты тут со сроками ничего не напутала?

– Я-то уж точно не напутала, по этому заводу все расчеты делали специалисты товарища Тевосяна, а я их даже читать не стала. Но у Тевосяна в последнее время считать научились, за три года у него ни одного плана не сорвано.

– Так ты подписываешь документы, даже не читая их? Тут же твоя подпись…

– Я людям доверяю. Вы по должности им не доверяете, а я – имею право. И имею веские основания людям доверять: вы в худшем случае человека, вас обманувшего, можете в Магадан отправить или расстрелять хотя бы, а я – поставлю в угол, конфетку отберу и повешу на грудь