Николай I Освободитель. Книга 7 - Андрей Николаевич Савинков

после абсолютной тьмы в гробу — поприветствовал Чарторыйского на русском же языке.

— Добрый вечер, князь, и добро пожалось на родину, — капитан неизвестного корабля улыбнулся еще раз во все тридцать два и скомандовал своим подчиненным, — заприте его в трюме. И да, проследите, чтобы он доплыл до Одессы живым и здоровым иначе я с вас шкуру спущу.

Дальше было почти двухнедельное плавание до Одессы, поездка по железной дороге до столицы и уютная камера в Петропавловской крепости. Крепость уже не первый раз стала политической тюрьмой для разного рода врагов отечества, так что Чарторыйский даже не удивился конечному пункту своего путешествия.

Ну а еще спустя год, после долгого следствия и открытого судебного процесса, в ходе которого обвинители успешно доказали, что поляк был посредником в поиске боевиков, совершивших нападения на Императрицу Александру Федоровну, а также курировал восстание в привисленских губерниях, брал деньги от иностранных правительств и глобально умышлял против империи, князь — а вернее гражданин, поскольку дворянства он был лишен — Чарторыйский был повешен во дворе Петропавловской крепости.

В качестве наказание и в назидание прочим врагам императора и отечества.

Эпилог 2

В отличии от многих других товарищей Адам Мицкевич из революционного Парижа не сбегал, став непосредственным свидетелем разыгравшейся во французской столице драмы.

Поначалу поляк, давно тяготеющий к идеалам республиканства, даже поддерживал самозваное Временное Правительство Национального Спасения — именно так с больших букв, — видя в нем возможность изменить далеко не блестящее положение страны к лучшему. С дальнейшим экспортом республиканских идей на восток, в том числе и в Россию, последняя по мнению Мицкевича в этом случае должна была непременно развалиться под тяжестью внутренних противоречий, поскольку просвещенные западные идеи совершенно точно не могут подружиться с привыкшим к абсолютистской диктатуре обществом. Ну а там, глядишь и Польша сможет под шумок независимость как-нибудь получить.

Со временем, правда поэт, насмотревшись на революционный беспредел самозваных временных правителей, и сам несколько разочаровался во всем происходящем, более того даже с определенным облегчением восприняв начало штурма — лучше ужасный конец, чем ужас без конца — города императорскими войсками. Выходить на улицы и сражаться за республику он не собирался, поэтому просто безвылазно просидел на съемной квартире две недели питаясь сыром, сухарями и вином — всем что удалось достать в качестве неприкосновенного запаса еще вначале парижского восстания.

И вот теперь, когда бои в городе закончились, Мицкевич наконец смог выйти из дома и в некотором смысле продолжить прерванную революцией общественную жизнь. С поправкой на военное положение в городе, конечно.

Конкретно этим вечером поляк шел из одной ресторации куда его пригласил потенциальный заказчик. Контрагент прийти не смог, прислал человека с извинениями, но зато поляк получил возможность хорошенько поужинать за чужой счет — трапеза была оплачена в качестве извинения. Настроение у Мицкевича было просто прекрасным — хороший кусок мяса, бутылка вина, десерт… И все это совершенно бесплатно. После сырно-сухарной диеты поет возлюбил хорошую кухню еще больше.

— Господин Мицкевич? — Сзади послышались торопливые шаги.

— Да? — Поляк развернулся и попытался разглядеть на темной улице догоняющего его незнакомца. Тот, однако, представляться не спешил.

— Вам привет с родины, — приблизившись на расстояние удара, неизвестный ткнул неожиданно появившимся в руке клинком куда-то в солнечное сплетение поэта. Потом быстрым движением достал нож и всадил его в тело поляка еще раз. — Вам просили передать, что писать стихи с призывом убивать русских — вредно для здоровья.

Мицкевич попытался что-то простонать сведенным судорогой горлом, позвать на помощь, но не смог. Боль затопила все сознание, и спустя несколько секунд мертвое уже тело с глухим ударом повалилось на землю.

Из-за угла нетрепливо выкатились карета, запряженная парой облезлых лошадей. Прогремела по брусчатке и остановилась рядом с лежащим навзничь телом поляка.

— Куда его?

— Этого в реку, — убийца парой движений вытер клинок об одежду мертвого предателя, сунул его обратно в скрытые на предплечье ножны и подхватил труп за ноги — спрыгнувший возница ухватился за плечи — после чего они споро сунули тело внутрь кареты. На все про все ушло буквально полторы минуты. — Не забудь груз какой привязать, чтобы не всплыл раньше времени.

— Не учи ученого, не первый раз, — буркнул возница и, запрыгнув на козлы, «цокнул» лошадям. Те нехотя потянули повозку дальше по улице, а убийца развернулся и, насвистывая под нос веселый мотивчик, пошел обратно по улице.

Впоследствии тайна исчезновения польского поэта Адама Мицкевича так и осталась нераскрытой. В официальную историографию попало мнение о том, что поляк стал жертвой боев за освобождение Парижа от революционных элементов и сгинул в какой-то из многочисленных стычек меду императорскими войсками и бунтовщиками, а тело отправилось в общую могилу так и оставшись неопознанным.

Эпилог 3

Несмотря на то, что Букингемский дворец во время взрыва разрушившего центральную часть Лондона пострадал мало, — выбитые стекла и сорванная местами крыша не в счет — уже год королева практически безвылазно квартировала в Винздорском замке, перенеся сюда центр государственной власти. Здесь же проводили собрания министры и даже для парламента был выстроено временное здание, которое стало прибежищем депутатов на время восстановления — по-честному правильнее было бы сказать «постройки заново», поскольку от старого строения практически ничего не осталось — здания Парламента на берегу Темзы.

Город Винздор в лучшие времена способный похвастаться десятью тысячами жителей неожиданно стал такой себе временной административной столицей империи и буквально за год вырос чуть ли не в пять раз. Последнее жутко раздражало молодую королеву Викторию, для которой дворец был не просто летней резиденцией, а полноценным домом, и которой превращение окружающего замок городка в «мегаполис» не нравилось абсолютно.

И тем не менее именно здесь в графстве Беркшир в полусотне километров от Лондона состоялась встреча, определившая политику Британской империи на следующие как минимум десять лет.

— Мое мнение — с Николаем нельзя договариваться. Он последовательный враг Британии, и наиболее верным решением будет продолжить попытки его устранения. Прошлый раз практически получилось, следующий раз — получится. Он же не бессмертный в конце концов, — граф Абердин обычно столь аккуратный в высказываниях на этот раз был максимально