Господин следователь 11 - Евгений Васильевич Шалашов

— Нет, что вы, напротив, — поспешил успокоить я поручика. — Вы как раз и рассуждаете, как настоящий офицер. Армия должна быть готова к войне именно для того, чтобы никакой войны не было. Не станет армии — нас просто сожрут.

— Именно так, — согласился поручик. — Мой род служит уже в четырех поколениях, дед погиб на Кавказе, прадед стал инвалидом при Бородино, но я сам войны не хочу. И не стыжусь этого.

— Тогда про необходимость существования государства мы с вами дискутировать не станем? — поинтересовался я и сам же ответил: — Все понимают, что государство — это зло, это принуждение, но, опять-таки, как в случае с армией — без государства мы попросту не выживем. Увы, нет идеальных людей, а будут ли они в будущем — неизвестно.

— Но главное-то бесспорно! — почти что вскричал поручик. — Труд облагораживает! Человек должен постоянно трудиться. Вот, мои друзья пашут сохой, работают в поте лица.

— Ужас-то какой — сохой пахать, — вмешалась в разговор Анна.

— Почему ужас? — оторопел поручик.

— Так тяжело же, сохой, — пояснила Анька. — И лошади тяжело, и мужику. Вон, в нашей деревне, все мужики только плугом пашут. Плугом и легче, да земля лучше вспахивается.

— В деревне — это в вашем имении? — снисходительно поинтересовался поручик. — Вы, наверное, любопытствовали — как мужики землю пашут?

— А чего там любопытствовать-то? — пожала плечами сестричка. — Если твой отец пашет, дядьки, соседи, так не любопытствовать нужно, а помогать. Камней у нас много — сколько лет пашем, а они снизу лезут. Откидывать надо. А все наше имение — домик с огородом. У нас с батькой своего поля нет, только огород, так все равно, перед тем, как картошку сажать, сначала надо навоз разнести, а потом вспахивать. Батька весной лошадь у брата брал, да и пахал. По осени, конечно, картошкой рассчитывался. А лошадь у ваших товарищей пала, так наверное, они ее по собственной дурости загубили. Небось, пахать-то никто из них не умеет?

Пожалуй, если бы эти слова произнес я, дело закончилось бы скандалом, со всеми вытекающими. Но когда такое говорит красивая и хорошо одетая юная особа — совсем иное дело.

— Вот тут я даже не знаю, — растерялся поручик. — Возможно, что так и есть.

— Позвольте, выражу свое мнение, — вступил и я в разговор. — То, что граф Толстой говорит о нравственности, это прекрасно. Это я вам как судебный следователь говорю — нравственные люди закон преступают гораздо реже, нежели безнравственные. Но то, что с десяток — или, сколько там? образованных людей занимаются — Анька, заткни уши (Аня послушно приложила ладони к ушам) — так вот, занимаются всякой х… й — это глупость. Подождите, — пресек я попытку Салтыкова обидеться на нехорошее слово. — Я к тому, что есть люди — простые русские мужики, которые умеют пахать и сеять гораздо лучше, нежели приезжие горожане. Даже если и предположить, что приезжие научатся, какой в этом смысл?

— Они через физический труд придут к нравственности, к самоочищению.

— Ну да, самосовершенствование, саморазвитие… А для общества-то какая польза? Они получили возможность приобрести образование — так пусть потрудятся. Вашим приятелям не стыдно? Они сидели на лекциях, занимали место, а кто-то, из тех же крестьян, мечтал выучиться, не смог. Где справедливость? Не лучше ли, чтобы люди с университетским образованием отправились работать в школу? У нас учителей не хватает не то, что сельских школах, даже в гимназиях. Про инженеров вообще молчу. Пожалуйста — на завод, производством руководите. А гимназисты? Хотят заняться физическим трудом — пусть идут в землемеры. Этих-то тоже не хватает, а из-за межей постоянные споры и драки. У нас железные дороги прокладывают — возьмут в помощники геодезистов. Будет им труд, и трудности всякие. Получается, что ваши друзья — они попросту эгоисты.

— Почему эгоисты? — слегка растерялся Салтыков.

— Но вы, например, в пахари не идете. Понимаете — вас учили, вы давали присягу. Предположим — случись война — тьфу-тьфу, от вас, как от командира роты, больше проку, чем от меня. Меня, в лучшем случае, в унтер-офицеры возьмут. Согласны?

— Ну, это само-собой, — не стал спорить поручик.

— Вот и здесь — пусть каждый занимается своим делом. Вас выучили на офицера, у вас семейные традиции — это замечательно! А они, в сущности, следуют своим собственным капризам, вместо того, чтобы служить обществу. И не нам с вами опрощаться следует, как советует граф Толстой, а сделать так, чтобы пахарь образованным был, на пианино играл, иностранные языки знал.

— Ваня, а когда пахарю, если он устосается на пахоте, иностранные языки учить? И зачем? — съехидничала Анька.

— Аня, мы уже с тобой говорили — чем дальше идет развитие техники, тем легче жить пахарю. Первобытные земледельцы палкой-копалкой пользовались, потом мотыги научились делать. Лошадей приручили — уже легче стало. И плугом больше земли можно обработать, нежели сохой. Опять-таки — плуги разные. Милютин на судостроительном заводе цех собирается поставить, чтобы плуги колесные делать. А скоро — думаю, у нас имеется шанс дожить, на поля техника выйдет.

— Это ты про трактор, который сто лошадей заменит? — вспомнила Анька.

— Про него. И еще про сеялки, и про комбайны, которые станут поля убирать вместо баб, что с серпом корячатся, и про сенокосилки. С техникой и у пахаря время свободное появится. Вот, пусть за границу съездит. Посмотрит на картины в Париже, в Венеции побывает, на Эйфелеву башню. Или, вместо того, чтобы по каналам плавать — пусть по Волге путешествует. У нас тоже есть, что посмотреть.

Тьфу ты, про Эйфелеву башню я загнул. Надеюсь, спрашивать не станут — где такая? Не спросили. Анька покивала с умным видом, а Салтыков усмехнулся:

— Эх, Иван Александрович, вы так интересно рассказываете, что я чуть было во все это не поверил. Ладно что вспомнил, что вы литератор.

— Литераторство здесь не при чем, — парировал я. — Сенокосилки, сеялки — они уже вовсю используются. Разумеется, они пока на конном ходу, но все равно — конная сенокосилка заменит человек двадцать мужиков с косой, а то и больше. Конная сеялка — так это и потери зерна меньше, и оно равномернее поле засеивает. Правда, не у нас, а в Британии, в Германии. Еще в Северо-Американских штатах. И трактор — это только вопрос времени. Когда-то и паровоз удивление вызывал. Есть в истории закон ускорения прогресса. Сейчас, насколько я знаю, ведутся работы по созданию двигателя внутреннего сгорания. Лет через десять самобеглая коляска появится, а следом — и техника, которая на полях работать