По прозвищу Святой. Книга вторая - Алексей Анатольевич Евтушенко

— Что, — засмеялся майор, — фрицы плохо кормят?

— Что б их так всю жизнь кормили. Желательно короткую.

— Накормим, не переживай. И накормим, и сто грамм фро

нтовых нальём. С этим у нас пока всё нормально.

Глава четвертая

«На И-16 всё просто, — голос Николая Свята словно зазвучал в голове Максима. — Смотри. Опускаешь элероны, разгоняешься до ста пятидесяти-ста шестидесяти — за скоростью по приборам следишь — тянешь ручку на себя и — хоп! — ты уже в воздухе. Угол подъёма — шестьдесят градусов. Как скорость до двухсот семидесяти дошла, — по приборам смотришь! — так ручку от себя плавно и переходишь в горизонталь. Ну, или уходишь в разворот. С креном пятнадцать-двадцать градусов в нужную сторону. Понял? Просто всё. Садиться тоже. Снижаешься по глиссаде, выпускаешь элероны аккуратненько, гасишь скорость и садишься. Разберёшься, если на учебных летал. Суть одна и та же».

Да, летал. Только давно и мало. Сорок часов налёта. В рамках лётной подготовки, обязательной во времена Максима для всех космонавтов. Даже сугубо гражданских специальностей. На свидетельство пилота-любителя сдал — и молодец. Пересаживайся на экспериментальный нуль-звездолёт, хе-хе. Который и забросит тебя на сто пятьдесят четыре года назад. В самое пекло Великой Отечественной.

Ну, Господи помоги. И ты, КИР, тоже.

— Я с тобой, — сказал КИР. — Не бойся. Только учти, что на «ишачке» летать не так уж и просто, как тебе Николай Свят рассказывал. По моим данным машина весьма нервная, чуть не так и — в штопор. Правда, и выходит из штопора легко. Ручка управления чувствительная, элероны легко ходят, поэтому и маневренная. Садиться на ней тоже аккуратно надо. Самое главное — высоту чувствовать. Прижимай её к самой земле и ниже ста пятидесяти в час не сбрасывай. В полуметре от земли выравнивай и садись. В полуметре, не в двух-трёх метрах или выше!

— Да, Свят упоминал, что особенности есть.

— Упоминал… — проворчал КИР (Максим заметил, что чем дольше они с КИРом находились в столь тесном, во всех смыслах, взаимодействии, тем больше КИР напоминал человека). — Упоминаний мало. Вдолбить надо было, как Отче наш.

— Когда? — резонно заметил Максим. — Умер Коля, не успел. — Да и что толку вдалбливать? Память у меня такая, что второй раз повторять не надо. Рефлексы тоже на месте, сам знаешь. Вот практики — да, мало. Ничего, в воздухе разберёмся.

Вчера, ещё до обеда, Максим познакомился со своим механиком — юным девятнадцатилетним младшим сержантом по имени Владлен Сорокин и осмотрел самолёт.

— Владлен — от Владимир Ленин, — пояснил КИР, в наше время имя забытое. А когда-то было распространено. Как и Вилен — Владимир Ильич Ленин.

Вихрастый, похожий на мальчишку механик, поначалу довольно ревниво следил за действиями Максима, но после того, как новый лётчик похвалил истребитель и задал парочку вполне профессиональный вопросов, слегка оттаял.

— Машина в полном порядке, товарищ младший лейтенант, — кашлянул солидно. — Вы на каких типах летали?

— На пятом, — соврал Максим.

— Понятно. Это двадцать четвёртый. С движком М-63, — в голосе юноши слышалась гордость. — Тысяча сто лошадок между прочим, не кот начихал.

— Редкая птичка, — заметил Максим, который успел изучить вопрос.

— У нас в полку две такие машины. На одной комполка летает, майор Коробков, — теперь голос паренькабыл полон уважения. — А вторая, значит, теперь ваша будет. Раньше шесть таких машин у нас было, осталось две, вот. Только, разрешите заметить, тесновато вам в кабине будет. Уж больно вы… — механик осёкся.

— Здоровый? — улыбнулся Максим.

— Ну да. Плечи — вон какие.

— Лётчик должен быть физически сильным, — наставительно заметил Максим. — И выносливым. Что до тесноты, то это вопрос привычки. Главное, чтобы голова на шее хорошо крутилась, и пальца ручку держали и на гашетку вовремя жали. А на этой кто летал? — спросил он и добавил, заметив, как посмурнело лицо механика. — Извини, что спрашиваю, но хотелось бы знать, чья машина мне досталась.

— Младший лейтенант Максимов, — сказал юный Владлен Сорокин. — Убило его. Налёт был на аэродром. Бомбой убило. Он как раз к самолёту бежал… — механик умолк, достал пачку папирос, закурил нервно.

— Извини, — ещё раз сказал Максим и подумал, что ничего случайного в этой жизни не бывает. Везде знаки. Младший лейтенант Максимов. А его зовут Максим. Вот и думай. Хотя чего здесь думать, драться надо.

Затем он получил место в землянке (оказался в ней один, второе место пустовало, и он не стал спрашивать, почему), пообедал ипознакомился с командиром второй эскадрильи, куда его определили.

Капитан Сергей Тимаков — красивый черноволосый парень, чем-то похожий на пока ещё не существующего французского актёра Алена Делона, был краток.

— Оспаривать приказ комполка я не стану, — сказал он. — Хотя признаюсь, что на его месте отправил бы тебя в тыл к особистам. На всякий случай.

Максим промолчал. Из разговоров он уже знал, что случилось с полковым особистом. Погиб тогда же, когда и младший лейтенант Максимов, — неделю назад, во время внезапного и, увы, успешного налёта немецкой авиации на аэродром. Слишком успешного. Тогда личный состав полка изрядно поредел, много народу погибло, многие были ранены и отправлены в тыл по госпиталям.

— Однако повторю, приказ есть приказ. К тому же, скрывать не стану, лётчики мне вот так нужны, — он провёл ладонью по горлу. — Позарез. Пять самолётов в эскадрилье осталось. Полтора звена. Твой — шестой. Значит, будешь в моём звене, лично за тобой прослежу. Всё ясно?

— Так точно, товарищ капитан. Ясно-понятно.

— Что это ещё за «ясно-понятно»? — недовольно осведомился капитан.

— Ясно-понятно, что лично проследите. Буду иметь это в виду. Разрешите идти?

— Иди. И помни, умников никто не любит.

Можно подумать, дураков любят, усмехнулся про себя Максим, развернулся через левое плечо и вышел из бревенчатого здания штаба полка, где происходил разговор. Проходя мимо зелёной палатки, на которую был нашит белый круг с красным крестом, вспомнил, что надо показаться врачу.

Подошёл. Полог палатки был откинут.

— Можно войти? — звучно осведомился Максим, постучав по опорному шесту.

— Входи, коль не боишься, — ответили ему.

Максим вошёл.

За чисто выскобленным дощатым столом сидел человек в белом халате и белой