Русская война 1854. Книга вторая - Антон Дмитриевич Емельянов

— заметил я, когда меня подхватили и повели куда-то в сторону от главного зала.

— Он ждет, — кивнул поручик.

Мы прошли мимо комнат Волохова, пересекли веранду зимнего сада, о котором я даже не подозревал, и вышли к небольшому кабинету, где за столом вокруг разложенной карты города и окрестностей собрались Меншиков и отвечающие за оборону города адмиралы.

— Григорий Дмитриевич, рад видеть вас снова в строю так быстро, — первым меня заметил и обхватил в медвежий захват Нахимов. И так искренне, что я невольно улыбнулся.

— Мы все рады, — поддержал своего товарища Корнилов.

— Но сначала давайте разберемся, что же вчера произошло, — вперед выступил незамеченный мной ранее человек. — Дубельт, Леонтий Васильевич, управляющий третьим отделением Его Императорского Высочества канцелярии, — он говорил и сверлил меня взглядом цепких, словно волчьих глаз. — Приехал заменить вашего однофамильца, и надо же… В первый день узнал, что ваш отряд якобы по приказу генерала совершает самоубийственную вылазку.

— Якобы? — среди моря новой информации мое сознание зацепилось именно за это слово.

Глава 4

Стою, смотрю на незнакомого офицера, а в голове крутится целый вихрь из воспоминаний и слухов о нем. Причем большая часть из них пришла от местной памяти… Она подсказала, кто именно закрывал «Телескоп» после «Философического письма» Чаадаева, кто пришел по душу Тараса Шевченко и Николая Костомарова, кто арестовывал Салтыкова-Щедрина, Аксакова и Тургенева.

Если Бенкендорф и Орлов были по очереди душой третьего отделения, то Дубельт был его руками. Ловкими, умными и беспощадными.

— Он, наверно, умнее всего третьего и всех трех отделений Собственной канцелярии… Так же писал про вас Герцен? — память из будущего тоже смогла что-то накопать про этого человека.

— Не сметь упоминать при мне этого подлеца! — лицо Дубельта разом раскраснелось. — Предатель, который ради одной только возможности проверить свои идеи готов утопить свою же страну в крови, не достоин упоминания. И ведь он понимает, что не просто так ему в Лондоне дают деньги, но готов закрывать на это глаза…

— Леонтий Васильевич, давайте не сегодня, — всплеснул руками Меншиков. — О вашей нелюбви к Герцену, кажется, знает каждый в стране, особенно после той фразы, когда вы пообещали, что не пожалеете для него любого, даже самого уродливого, дерева[1].

— Каждый, кроме штабс-капитана, — улыбнулся Корнилов.

— Кроме него, — согласился Меншиков. — Но вернемся к делу. Раз уж вы к нам заглянули, Григорий Дмитриевич, давайте обсудим ваш случай. Мы уже выслушали доклад капитан-лейтенанта Ильинского, но хотели бы узнать и ваше мнение.

— Тогда расскажите, что уже стало известно за эти сутки, чтобы я не гадал и не тратил время зря, — предложил я, повернувшись к Дубельту.

— Пожалуй, так действительно будет быстрее, — справившись со вспышкой гнева, обладатель лазоревого мундира ответил мне уверенной улыбкой. — Итак, мы восстановили цепочку событий. Все началось вчера утром, когда некий слуга по общим поручениям принес поручику Арсеньеву срочное письмо, переданное генерал-адъютантом. Письмо с тем самым приказом, что поручик потом передал капитан-лейтенанту Ильинскому. Мы попытались найти слугу, через которого кто-то запустил подделку, и нашли. Мертвое раздутое тело качалось на прибрежных волнах. Кто-то убил его, а потом попробовал избавиться, понадеявшись, что море унесет его с собой.

— Не унесет, — вмешался я, зацепившись за нестыковку. Все-таки уже несколько недель живу рядом с морем и какие-то вещи успел запомнить. — Тут почти нет приливов и отливов. Тем более, если тело скинули утром… Получается, убийца не мог не понимать, что на слугу выйдут. А его знакомые?

— Знакомые слуги? — удивился Меншиков. Кажется, для него было странно опускаться так низко в поисках информации.

А вот Дубельт только усмехнулся.

— Семья не видела Петра Гавриловича, так его звали, уже два дня. Он сказал, что получил важное задание и уедет на какое-то время из города, поэтому о нем не беспокоились. Так что убийца сначала вывел свое потенциальное оружие из нашего поля внимания, потом убедился, что его не ищут, и только потом пустил в дело.

— А почему, кстати, поручик Арсеньев поверил какому-то странному слуге по общим поручениям? То есть если я принесу ему письмо и скажу, что оно от самого царя, он тоже бросится выполнять любые мои распоряжения?

Меншиков и адмиралы поперхнулись. Кажется, о такой наглости никто даже не думал.

— Теперь уже нет, я предпринял для этого меры, — нехорошо прищурил глаза Дубельт. — Что же касается поручика Арсеньева: он видел этого человека в канцелярии города. Тот работал с бумагами для флота и городской больницы. Поэтому поручик даже не усомнился.

— А другие слуги… Больше никого не похищали? — я почувствовал, что перегибаю с вопросами, но просто не мог остановиться. Это же наш отряд пытались уничтожить, причем уже не в первый раз. Так что вычислить врага было не просто важно, это уже стало делом жизни и смерти.

— Больше никого, — Дубельт в процессе разговора словно несколько раз менял обо мне мнение. — Но вернемся к вашей ситуации. Вы получили фальшивый приказ и организовали свою вылазку. Рискнули жизнью двух сотен солдат, секретным оружием…

— Но сделал то, что было должно, — я закончил фразу сам. — Да, нас ждали. После прошлого инцидента мы подозревали это, поэтому сразу планировали операцию с учетом возможной ловушки.

— И как же вы это делали? Я ведь правильно понимаю, Григорий Дмитриевич, что, несмотря на годы службы, реального боевого опыта у вас нет? — Дубельт продолжил давить.

* * *

— Кстати, поддержу вопрос, — включился Меншиков. — Я узнал все детали и был искренне удивлен, сколько всего вы смогли предусмотреть. Более того, сохраняли хладнокровие и вносили корректировки прямо по ходу действия.

Генерал-адъютанту не очень нравилось играть на стороне третьего отделения, но в то же время ему хотелось понять этого молодого офицера. Если бы не просьба царя, он бы уже дал ему следующий чин, но… Возможно, государь и прав, с таким норовом Щербачев может не только пользу принести, но и шею свернуть. А пока… Пока пусть учится, пусть набивает шишки, растет, чтобы на самом деле принести пользу Отечеству.

— Я на самом деле не боевой офицер, — заговорил тем временем штабс-капитан. — У меня правда нет опыта, и я, зная об этом, готовился к войне по-другому. Учился развивать