Тверской Баскак - Дмитрий Анатолиевич Емельянов

class="p1">— Ничего. Никто в открытую своего мнения не выражал. То, о чем я говорил ранее, это скорее мое общее ощущение настроения большинства.

— Ощущения меня не интересуют. — После затяжной паузы, губы монгола, сжатые в жесткую линию, вдруг изогнулись в подобие усмешки, а в глазах блеснула хитрая искра. — Скажи, латинянин, ты зачем пришел в Киев?

Резкая смена темы разговора заставила меня на секунду задуматься, но уже по тону я уловил, что ситуация, скорее всего, не несет опасности для меня.

«Вопрос лишь для затравки, — решаю так, сверив свои ощущения с выражением лица монгола, — на деле, его совершенно не интересует зачем я здесь. Занятно, чего же он тогда хочет?»

Отвечаю придерживаясь своей версии.

— По поручению папы, я должен обсудить с князем некоторые вопросы веры.

В ответ нойон лишь хмыкнул.

— Так иди, — черные зрачки зыркнули из-под плотных ресниц. — иди, обсуждай. Заодно и узнаешь, что думает князь о предложении Бату-хана.

Взгляд степного воина смотрит мне прямо в глаза, и, несмотря на насмешливый тон, я понимаю, что он это серьезно. Надо прямо сейчас идти и просить Ярослава о встрече. Еще помолчав для приличия, я уже было развернулся к двери, как меня нагнал голос монгола.

— Если в ходе вашего разговора, тебе удастся убедить урусса принять правильное решение, то ты можешь быть уверен, хан умеет быть благодарным.

Прикрыв дверь и распрощавшись с хорезмийцем, иду по узкому коридору к лестнице, размышляя на ходу:

«Видать, исход переговоров очень важен для посла, раз он готов просить о содействии первого встречного. А мне, мне-то что делать? Убеждать за предательство, я, конечно, не буду. Вопрос в другом. Соваться вообще в это дело или нет? С одной стороны, как русский человек, я обязан предупредить князя о том, чем все закончится, а с другой, торчать здесь до старости нет ни малейшего желания».

Задумавшись, чуть не сталкиваюсь с внезапно вывалившимся из-за угла боярином. Он глядит на меня снизу-вверх и недовольно бурчит.

— Аккуратнее, святой отец, а то зашибу ненароком.

И смех, и грех, право! Я здесь выше всех минимум на полголовы, и злобно зыкающий на меня бородатый гном вызывает у меня ассоциацию лишь с фэнтези Толкиена. В другое время, я бы непременно рассмеялся, но сейчас мне точно не до смеха.

Отступаю в сторону и извиняюсь.

— Прости, боярин. Заплутал.

Княжий воевода, видимо с правилами вежливости не знаком, потому что не только не извиняется, но даже пропускать меня не собирается. На его заросшем лице появляется подозрительное выражение.

— Заплутал, говоришь. Уж больно у тебя все случайности вовремя, латинянин. На ханского посла ненароком напоролся, а сейчас вот, стоило князю послать за тобой и вот на тебе. Ты уже здесь и искать не надо.

На месте боярина, мне может тоже собственная личность показалась бы подозрительной, но сейчас, чувствую, такие разговоры надо пресекать на корню.

— Вы что, боярин, меня в чем-то подозреваете? В чем, говорите прямо!

От моего напора тот смутился.

— Да нет, — отступив к стене, он освободил проход, — князь тебя видеть желает. Следуй за мной, провожу.

Развернувшись, воевода двинулся по коридору, не минуты не сомневаясь, что я иду следом. Поднимаемся на второй этаж, проходим по открытой арочной галерее и, наконец, боярин, поглядев по сторонам, открывает передо мной дверь.

«Они что, шифруются?» — С этой мыслью захожу в просторную горницу, и слышу, как тут же, за моей спиной хлопает дверное полотно. Стоящий спиной ко мне князь, разворачивается и резко подходит вплотную.

— Почему христианский священник заодно с язычниками? — Его взгляд вцепляется мне в лицо, требуя честного ответа.

В этом плане мне скрывать нечего.

— Нет никакого сговора, — выдерживаю его взгляд не отводя глаз, — это чистая случайность, как я уже и говорил.

Не найдя подтверждения своим подозрениям, Ярослав снижает нажим.

— Тогда, зачем ты здесь? Чего хочет от меня папа римский?

На этот счет у меня уже готова легенда. Говорю много общих слов об объединении церквей и совместной борьбе с язычеством. Много воды и никакой конкретики.

Князь с боярином слушают мою болтовню, но видно, что заботит их совершенно другое. Терпеливо дождавшись окончания моей речи, и покивав, мол да-да-да все это может быть, но совершенно неинтересно и неважно, Ярослав задает вопрос о том, что его действительно волнует.

— Ты хоть и христианин, но у монголов вроде как свой. Что можешь о них сказать, доверять им можно?

Как ни ждал я чего-то подобного, как ни готовился, а все-равно вопрос застал меня врасплох. Задача! Какую позицию мне занять, так мною и не решена, поэтому, в первую очередь, мысленно убеждаю невидимого и всемогущего старца:

«Меня спрашивают, я не могу не ответить. Это мое личное мнение, а никакое ни вмешательство. Просто говорю, что думаю и все».

Видимо рожа у меня в этот момент довольно стремная, потому что князь с недоумением переспрашивает.

— Что с тобой, латинянин? Занедужил что ли?

Беру себя в руки и отвечаю четко и уверенно.

— Доверять словам монгольского хана я вам не советую. Обманут.

Теперь настал черед князя слегка онеметь. К такому ответу ни он, ни его воевода не были готовы. Дмитро Ейкович даже пораженно крякнул.

— Чем же монголы тебе насолили, что ты их так кроешь.

Отрицательно качаю головой.

— Ничем. Вы спросили — я честно ответил, зачем мне врать.

Не сводя с меня внимательного взгляда, Ярослав огладил свою стриженную бороду.

— А в чем, по-твоему, обманут. Я не стану Великим князем Владимирским?

Еще не оценив подвоха, говорю, не задумываясь.

— Станешь.

В глазах князя промелькнуло удовлетворение.

— Тогда не пойму, в чем обман?

Вот теперь пришлось призадуматься мне:

«А, действительно, в чем? Что Батый ему обещал: Владимирский стол, общие для всей империи Чингиз-хана права и обязанности. А взамен что? Полное подчинение монгольскому хану, дань и участие в войнах империи. Странно, что Ярослав этого не понимает».

Князь и боярин по-прежнему смотрят на меня в ожидании ответа, и я пытаюсь расставить точки на и.

— Вы не будете самостоятельны, за правом на стол все князья будут ездить в Орду и вымаливать у хана свою вотчину на коленях. Тех, кто не захочет, казнят, а города, что не примут власть татарскую, подвергнутся разграблению. Несколько столетий Русь будет страдать под гнетом ордынских ханов.

Моя речь произвела впечатление, но не совсем то, на которое я рассчитывал. Ярослав наморщил лоб, словно силясь понять сказанное.

— Подожди, латинянин, ты кого Русью назвал?

Делаю непонимающее лицо.

— Как кого! — Обвожу рукой вокруг. — Всех! Киевлян, владимирцев, рязанцев, да всех людей русских.

На