Дмитрий Казаков - Высшая раса

Ознакомительный фрагмент

Но почти сразу вдоль улицы сзади ударили два пулемета, судя по звуку – переделанные авиационные МГ-151. Неясно было, как противник сумел поместить в тыл наступающим станковые махины весом в сорок с лишним килограммов.

Как бы ни обстояло дело, советским солдатам, попавшим под огонь, было не до теоретических рассуждений. Пули калибра двадцать миллиметров буквально выкосили улицу, оставив в живых лишь тех, кто упал или укрылся за корпусом танков. Таких было немало, но все же потери оказались велики. Мостовая покрылась убитыми и ранеными. Даже сквозь рев моторов пробивались крики и стоны.

Шедший последним танк развернул пушку, но в прицеле не обнаружил противника: тот успел с непостижимой быстротой покинуть улицу. Тем не менее тридцатитонная машина поползла назад, поводя пушкой, словно слон – хоботом.

Гибель ее была скорой. Выскочившие из-за домов две серые тени одновременно вскинули к плечам палку с утолщением на конце, раздался грохот, и танк, пораженный опять же в башню, потерял боевое значение. А серые тени исчезли так быстро, что бойцы пехоты не успели открыть по ним огонь.

– Что за черт? – пробормотал один из солдат, добравшийся до Австрии от самого Сталинграда. – С кем мы воюем-то? Человек не может двигаться так быстро!

Ответом ему было угрюмое молчание.

Полковник Ковалев выслушивал доклад с передовой и всё больше мрачнел. Потери оказались такими, что впору было подумать, что двум батальонам противостоит полная дивизия СС, укомплектованная опытными солдатами. Не добавляли оптимизма и странные сообщения о необычной скорости перемещения солдат противника.

– Отходить! – отдал приказ полковник, и тут же прилетевшая из-за спины пуля угодила точно в рацию.

Вторая свистнула рядом с головой, и Ковалев поспешно упал. Около него бухались на землю офицеры и солдаты, минометчики суматошно метались среди своих орудий, задравших к небу широкие жерла.

Обстрел продолжался, и вскоре стало ясно, что противник, пользуясь домами как прикрытием, подобрался почти вплотную.

Последнего приказа полковника в наступающем отряде не расслышали, но самостоятельно приняли решение отходить. Танки, а их к этому моменту уцелело пятнадцать из двадцати, тяжело ворочались, с грохотом круша строения. Слышался треск ломающихся деревьев. Отборно матерились пехотинцы, перевязывая товарищей и одновременно пытаясь следить за окружающим миром. Кто знает, откуда последует очередной выпад противника?

А тот атаковал, не давая передышки. То и дело из клубов дыма и пыли возникали фигуры в серых мундирах, с изящной стремительностью выходили на огневые рубежи и стреляли, стреляли, стреляли. Фаустпатроны у немцев, к счастью, кончились, но и многозарядные «панцершреки»[15] делали свое дело исправно, поражая лишенные маневренности танки. Сами же солдаты с реактивными ружьями перемещались столь проворно, что обстрелять их не всегда успевали даже автоматчики, не говоря уже о танкистах.

В один момент пораженными оказались сразу два танка. Сдвоенный взрыв ударил по ушным перепонкам, и сразу же немцы пошли в массированную атаку. Замелькали серые мундиры, послышался треск автоматов.

Согласованный отпор удалось оказать лишь в первые мгновения, затем бой рассыпался на короткие схватки, в которых немцы (не совсем понятно, почему) имели значительное преимущество.

Они, конечно, тоже несли потери, но совсем небольшие, а советская пехота довольно быстро полегла вся, до последнего человека.

Два танка ухитрились, натужно ревя моторами, выбраться из окружения. Но с того места, где должен был располагаться резерв и командование, по ним тоже начали стрелять, к счастью только из ручного оружия.

Командиры танков ринулись на прорыв. Разогнали эсэсовцев выстрелами из пушек, раздавили несколько минометов и с максимальной скоростью понеслись по шоссе, ведущему на восток, к Санкт-Пельтену и дальше – к Вене.

Глава 3

Мы, национал-социалисты… приостановим бесконечную миграцию немцев на юг и запад и обратим наши взоры на земли, расположенные на востоке… Говоря сегодня о жизненном пространстве в Европе, мы в основном можем иметь в виду лишь Россию и ее вассальные пограничные государства. Сама судьба указывает нам этот путь.

Верхняя Австрия, замок Шаунберг

26 июля 1945 года, 11:03 – 12:57

Ночь в подземелье была страшной. Спать, лежа на холодном сыром полу, было бы равносильно самоубийству. Пришлось отдыхать, сидя у стены, тесно прижавшись друг к другу. Так получалось немного теплее. Для естественных потребностей предназначалась дыра в полу в одном из углов. Со связанными руками спускать штаны было не очень удобно, и приходилось пользоваться помощью товарищей. Пить пленникам не давали, и к утру их начала мучить жажда.

Петр уснуть не смог. После допроса болели все внутренности, хотя синяки, да и то не особенно большие, остались только на лице. Но стонала, жалуясь на судьбу, печень, ныли почки, в животе не проходила резь, а в сердце время от времени вонзались раскаленные иголочки.

Новый день давно уже наступил, судя по ощущениям организма, но в подземелье оставалось всё так же темно. Ни единого лучика не проникало сюда с поверхности.

Воду всё же принесли, в чем-то вроде тазика. Сержант-тюремщик, сопровождаемый двумя автоматчиками, поставил его на пол и отступил, надеясь полюбоваться, как русские скопом кинутся к воде, пихая и отталкивая друг друга. Но немца ждало жестокое разочарование.

– Подходить по списку и не толкаться! – скомандовал Петр. – И по три глотка! Ахметгалиев – вперед!

Низенький татарин проворно поднялся и засеменил к тазику. За ним встал, помня свою очередность, Борисов. Петр знал своих солдат и верил, что у них хватит терпения и стойкости.

– Доннерветтер! – выругался нацист, не получив желаемого удовольствия, и покинул подвал. Вновь стало темно. Слышались лишь шаги, нетерпеливое дыхание, а затем легкий всплеск, когда очередной солдат припадал к воде.

Петр помнил список разведчиков наизусть и выкрикивал фамилии одну за другой. Сам подошел к воде последним.

Тазик пах отвратительно. Скорее всего, ранее из него поили свиней. Но на вкус вода показалась слаще изысканных напитков, что подают в лучших ресторанах. На долю капитана досталось всего два глотка.

К удивлению пленников, спустя примерно полчаса в коридоре вновь раздались звуки. Дверь заскрипела, и на пороге появился давешний тюремщик, угодливым ужом вьющийся вокруг сухощавого старика в погонах бригаденфюрера. В руках пожилой держал небольшой черный чемоданчик.

– Проходите, герр Виллигут, – лебезил тюремщик. – Осторожнее, тут не очень чисто…

– Ничего, это не важно, – сказал старик и перешагнул порог. Но от того, чтобы поморщиться, – не удержался.

Вслед за ним в помещение проникли трое автоматчиков с фонарями. Последним вошел тот самый Август, что вчера прервал допрос Петра. На лице его читалась усталость, но на губах блуждала мефистофельская усмешка.

– Так вы, Август, думаете, что блуттер сломался? – поинтересовался бригаденфюрер, продолжая, судя по всему, начатый ранее разговор.

– Вне всяких сомнений, – усмехнулся гауптштурмфюрер. – Если при исследовании чернявого низкорослого солдата из вспомогательных частей дивизии «Гитлерюгенд», добровольцы в которую набирались неизвестно где,[16] он говорит мне, что передо мной ариец, то я имею право усомниться в работоспособности прибора!

– Конечно, – кивнул Виллигут, усаживаясь на принесенный одним из охранников стул. Чемодан на его коленях щелкнул запорами и послушно открыл пасть, словно больной перед дантистом. – Сейчас посмотрим.

Пару минут бригаденфюрер молча возился во внутренностях чемодана, чем-то щелкал, удовлетворенно ворча. Август молча стоял рядом.

– Так, – сказал Виллигут после паузы. – Теперь нужен подопытный. Ну-ка посветите!

Охранники послушно подняли фонари, освещая лица пленников. Те щурились от яркого сияния, пытались спрятать лица.

– Вон тот подойдет, – ткнул бригаденфюрер пальцем, острым и тонким как карандаш, в раскосого крепыша Ахметгалиева.

Двое охранников шагнули вперед и вздернули пленника на ноги. Тот сопротивлялся, но удар в живот решил дело. Обмякшего, словно тряпичная кукла, Ахметгалиева подтащили к сидящему эсэсовцу.

– Так, мне нужна его рука.

Пленнику быстро сняли с запястий веревку. Спустя миг кисть его руки была помещена во внутренности чемодана.

Все немцы смотрели на бригаденфюрера, и не воспользоваться моментом было нельзя. Петр подтолкнул локтем Михайлина, затем головой показал ему на единственного незанятого охранника. Сержанта, состоящего при тюрьме, капитан в расчет не брал. Всем известно, что подобные субъекты – сплошь трусы. Сам же он хотел броситься на Августа, надеясь, что товарищи не подведут и сладят с остальными.