Андрей Земляной - Рокировка в длинную сторону

Ознакомительный фрагмент

Так как в Калинине в спальный вагон было продано всего два билета, не было ничего удивительного, что оба пассажира оказались в одном купе. Важный, усатый проводник помог Саше занести его чемодан и уложить его в ящик под полку.

— Почитать что-нибудь, товарищ пассажир? — поинтересовался он, не ожидая ответа, но к его удивлению мальчик попросил свежие газеты.

— «Правда», «Известия» и «Ленинградская правда» у нас свежие, а вот московские, извините, вчерашние, — на всякий случай предупредил он, но мальчик только кивнул и сразу погрузился в чтение.

Михаил Ефимович тоже попросил «Правду», сто грамм и бутерброд с колбасой. Удивительный пионер, услышав заказ, поднял голову:

— А здесь можно поесть заказать?

— У нас буфет есть — с достоинством ответил проводник. — Можем, например, пирожок организовать, товарищ пассажир, чайку там…

— Кофе у вас есть? — не дослушав, спросил странный мальчик. — Пожалуйста, две чашки черного кофе, покрепче, без сахара, потом… Минералка у вас есть?

— Нарзан.

— Бутылку Нарзана, три бутерброда. Пирожки с чем?

Проводник посмотрел на пионера и более человечным тоном произнес:

— С яблоками и с малиной. А еще можно сосиски с горошком разогреть… — И на всякий случай пояснил. — Сосиски — это такие колбаски маленькие. Вкусные, горячие. Ты, товарищ, в своем детдоме таких и не пробовал никогда. Эдакое диво не во всяком ресторане подают. Вот разве…

Михаил Ефимович заметил, что пионер собрался, было, прервать проводника в самом начале его оды сосискам, но услышав про детдом, передумал и лишь сказал коротко:

— Давайте. Сколько всего с меня?

Заказанный ужин стоил три рубля двадцать семь копеек. Саша вынул из кармана курточки пять рублей, полученных на сдачу в кассе, и снова углубился в чтение. А Михайлов продолжал поглядывать на него из-за газеты. Мальчишка как мальчишка. Лицо правильное, словно с плаката взгляд острый не зашуганный. Интересно, а с чего проводник решил, что парнишка — приютский? Михаил Ефимович одним махом осушил принесенные сто грамм, зажевал бутербродом, а проводник в это время расставлял на столике в купе бутылку с нарзаном, стакан, чашку с кофе, стеклянную горчичницу с блестящей крышкой…

Пионер, не поморщившись, единым духом выпил чуть не полчашки кофе и принялся за бутерброды. Ел он жадно, словно бы не разбирая вкуса, при этом не отрываясь от газет. «А быстро же, чертяка, читает, — подумал Михайлов. — Вон, Центральную «Правду» уже осилил — за «Ленинградку» принялся…»

Проводник тем временем принес еще одну чашку кофе, поинтересовался, когда подавать сосиски, высыпал на стол сдачу мелочью и вышел из купе. Михайлов поторопился за ним:

— Послушайте, товарищ…

— Да? — обернулся проводник.

— Мне еще сто грамм с бутербродом, стакан чаю и… Вот еще что: почему вы, товарищ проводник, решили, что пионер — из приюта?

Проводник улыбнулся и разгладил роскошные буденовские усы:

— Так чего же удивительного, товарищ? Вы посмотрите, как одет-то? Все ж казенное. Так только в детских домах одевают… — Тут он чуть наклонился и понизив голос посоветовал. — Вы только не вздумайте его «приютским» назвать. Они этого не любят. Шибко не любят.

— Но к кому может ехать такой парень?

— Значит, признал его папанька, а может, нашёл. В гражданскую сколько семей разошлось — концов не найти. А вот часики у него интересные, да и денежка есть. Значит, не простой человек у него в Москве-то… Нажалуется такой архаровец своему отцу, или кто у него там в Москве — взгреют. Решительно заявляю: взгреют…

Михаил Ефимович вернулся в купе, сел на свою полку и задумался. С одной стороны проводник — прав. Одежда у мальчика какая-то… Серая, мышастого цвета курточка, такие же штаны, на ногах — парусиновые ботинки, из тех, что никто не купит, кроме как от крайней стесненности средств. С другой — он, наконец, разглядел часы на жилистой худой руке. Наручные, да еще какие! «Бреге», которые его, привезенной из Германии «Омеги» стоят раза в три дороже. Если не в четыре. Билет на «Красную стрелу» взял, завтрак себе чуть не царский заказал…

«Да ведь он — просто вор! — мелькнуло в голове у Михайлова. — Украл где-то деньги, часы и дал деру из своего приюта… тьфу ты! — детского дома». Вот и решение загадки! Михаил Ефимович снова поторопился к проводнику и, предъявив документы, велел вызвать милицию на вокзале.

— Пусть этого субчика прямо на вокзале примут! — закончил он, и страшно довольный собой вернулся в купе, проигнорировав сочувственный взгляд железнодорожника. Остаток пути он сидел спокойно, предвкушая, как на вокзале милиционеры арестуют этого пионера, отберут у него ворованные часы и деньги, да и вообще… За этими приятными мыслями он задремал…

Приходила «Красная стрела» уже около полудня, так что Александр на всякий случай выпил еще одну, третью чашку кофе, чтобы не оказаться по прибытии в Москву очумевшей совой. На вокзале поспать не удалось, а сидеть в вокзальном ресторане, тоже было не с руки.

Он давно заметил нездоровой интерес «френча» к своей персоне, но не слишком волновался. Белов рассудил, что документы на бланках ОГПУ, с печатью и подписью одного из особо уполномоченных округа, что было равно званию полковника, сработают так же как в прежние-будущие времена действовал на милицию и полицейских спецпропуск-«вездеход», носивший в определенных кругах несколько грубоватое, но, в общем, верное название «Иди на х…!». В крайнем случае, Ляо должен был выручить. Ведь не актировать же родную советскую милицию прямо на вокзале? Убивать своих — вообще дурной тон, а уж делать это по столь мелкому поводу, совсем глупо.

А потому Саша спокойно доел поздний ужин или ранний завтрак, прочитал все газеты и даже успел полюбоваться пейзажами, неторопливо мелькавшими за окном.

Относительно реакции милиционеров он не ошибся. Не успел поезд полностью остановиться, как в купе без стука вошли двое милиционеров в фетровых шлемах с большими красными звездами. Один из них бесцеремонно ухватил Сашу за плечо:

— Документы!

Белов не торопясь достал командировку и временное удостоверение, выписанные Куан Ляо:

— Прошу, — и не удержался, чтобы не поёрничать. — А что, милиционерам представляться уже необязательно? Что-то я про такой приказ по комиссариату не слыхал…

Второй милиционер, своим шлемом живо напомнивший Сашке британского «бобби», сурово посмотрел на мальчика:

— Поговори у меня, умник…

— Всенепременно, только запишу номер вашего знака. Думаю, что предметный разговор там, где надо, будет иметь должные последствия.

Милиционер побагровел, и попытался было отодвинуть своего товарища, но тот уже увидел подпись и печать на предписании, и резко отпихнув напарника плечом, приложил руку к шлему:

— Извиняй, товарищ пионер. Служба… С транспортом до ЗИСа не помочь?

Белов помотал головой и вдруг, повинуясь какому-то странному чувству, показал глазами на своего попутчика.

Милиционер понимающе кивнул и, повернувшись к Михайлову, сурово произнес:

— И ваши документы гражданин, — потянул носом и добавил еще суровее. — Что ж это вы: с утра пораньше, а уже «газуете»? Нехорошо…

Тот вскинулся:

— Да я!.. Я третий секретарь обкома!.. Я из командировки!..

— А командировочка у вас, товарищ третий секретарь до какого числа? — елейно поинтересовался второй. — До сегодня, или до вчера?..

Одновременно с этими словами он пропустил Сашу с чемоданом, слегка похлопав его по плечу, как бы обозначая этим принадлежность к общим структурам. Окончания разговора милиционеров с «френчем» Белов дожидаться не стал и, кивнув на прощание проводнику, вышел в суету и толкотню вокзала.

3

Я имею две поправки, продиктованные теми товарищами, которые сидят вот здесь. Дело сводится к следующему.

Партия и правительство наградили за успешное строительство московского метрополитена одних орденом Ленина, других — орденом Красной звезды, третьих — орденом Трудового красного знамени, четвертых — грамотой Центрального исполнительного комитета советов.

Но вот вопрос: а как быть с остальными, как быть с теми товарищами, которые работали не хуже, чем награжденные, которые клали свой труд, свое умение, свои силы наравне с ними? Одни из вас как будто бы рады, а другие недоумевают. Что же делать? Вот вопрос.

Так вот, эту ошибку партии и правительства мы хотим поправить перед всем честным миром. (Смех, бурные аплодисменты.) Я не любитель говорить большие речи, поэтому разрешите зачитать поправки.

Первая поправка: за успешную работу по строительству московского метрополитена объявить от имени Центрального исполнительного комитета и Совета народных комиссаров Союза ССР благодарность ударникам, ударницам и всему коллективу инженеров, техников, рабочих и работниц Метростроя. (Зал приветствует предложение товарища Сталина возгласами «ура» и шумной овацией. Все встают.)