Кирилл Еськов - Америkа (reload game)

По мысли министра, комбинация выходила беспроигрышной: если «карбонарии» дадут слабину и позволят статскому советнику самочинно добраться до Петрограда – отлично, дальше их можно будет, по прецеденту, гнуть в бараний рог; если же они его, к примеру, тормознут и снимут с поезда на техасско-калифорнийской границе – совсем замечательно: открытое неповиновение властям Империи, считай – бунт, так что можно немедля переходить к вожделенному «силовому решению Калифорнийского вопроса», ать-два! Как, какими конкретно силами и средствами – это всё в тот государственный ум решительно не приходило: «Нужно ввязаться в драку, а там посмотрим!»

Калифорнийцы, разумеется, тут же и продемонстрировали министру, что пространство логических возможностей теми двумя вариантами отнюдь не исчерпывается. За Эль-Пасо, у границы, на поезд напали немирные команчи…

– «Пучок перьев в волоса» и рожа в кровавой раскраске? – понимающе хмыкнул Ветлугин; консул лишь развел ладошками, возведя очи горе.

В общем, всю следующую неделю российский эмиссар провел в индейском плену, даже нужду справляя под дулом винчестера, и был в конце концов эффектно освобожден – после надлежащей перестрелки – отрядом калифорнийских коммандос. Радость его от того освобождения, впрочем, была недолгой. В ответ на представление: «Статский советник Михаил Аверьянов, чиновник для особых поручений Министерства колоний Российской империи, следую по казенной надобности в Петроград… да, из Нового Гамбурга через Эль-Пасо» командовавший калифорнийцами лейтенант окинул чумазого оборванца взором хмурым и недоверчивым: «Чиновник для особых поручений, из Метрополии? Извините, сеньор, нас о таком никто не извещал – а должны бы непременно! А какие-нибудь документы при вас имеются? – ну да, индейцы отобрали… А деньги? – тоже, стало быть… А кто-нибудь в Колонии вашу личность подтвердить может? – ах, никто… Ну, тогда выхОдите вы, сеньор – бродягой, и калифорнийская граница для вас закрыта… Нет-нет, сеньор, следите за словами: я не говорил – “вы бродяга”, я сказал – “вы выхОдите бродягой”: по всем имеющимся у меня регламентам и инструкциям. Вы ж ведь, вроде как, государев человек, особа пятого ранга… пятого, я не путаю? – так что должны понимать!.. Господь с вами! – нет, вы правда, чтоль, решили, будто мы тут – звери какие, или там охотники за скальпами? и вот так вот и бросим вас сейчас посреди дикой прерии, безоружного-безлошадного? – стыдно, право. Сейчас препроводим вас, в целости и сохранности, в ваш “конечный пункт следования вне границ Колонии” – как того требуют те регламенты и инструкции. В Эль-Пасо, стало быть».

Пока добирались до Эль-Пасо – не то, чтоб сдружились, но познакомились; предки коммандо-лейтенанта были из архангельских, советник – с Вологодчины: считай, земляки. Расставаясь на привокзальной площади («конечный пункт»…), лейтенант вложил в руку вяло противившегося советника пару десятиклугеровых купюр: «При случае – вернешь. На телеграмму в русское консульство и на гостиницу без особых изысков тут хватит. Только не вздумай играть, ни под каким видом! – тут ведь шулер на шулере, а шериф в доле».

– …Вот из той телеграммы я только и узнал о существовании на свете статского советника Аверьянова. Поначалу, признаться, просто не поверив – я на своем чиновничьем веку всякую начальственную безответственность повидал, но такого…

– История прямо-таки просится во французскую комедию!

– Верно. Только вот дальше вышло совсем не смешно. Советник, сообразив, что исполнение заглавной роли в такого рода «комедии» его карьеру никак не украсит, решился на вторую попытку; позабывши народную мудрость: «Не за то отец сынка порол, что – играл, а за то, что – отыгрывался». Решил нелегально перейти калифорнийскую границу за Эль-Пасо, добраться своим ходом до следующей, калифорнийской, станции на Транс-Амере, и сесть на поезд до Петрограда уже там; экипировался на деньги, что я ему прислал из консульства – местная одежка, лошадь, пара револьверов – и пустился в путь, наверняка предвкушая щебетанье петербургских барышень об этом своем романтическом приключении.

Ну и повстречал, само собой, на той границе разъезд коммандос, посоветовавших ему, уже открытым текстом, не строить из себя шута горохового и оформить наконец проездные бумаги надлежащим образом. На этом месте у советника случился «нервный срыв», и он погнал коня на прорыв с воплем: «Прочь с дороги, когда российский статский советник едет по государевой надобности!», паля для убедительности поверх голов из обоих стволов – как он вычитал, небось, в романах Капитана Майн Рида. Может, он и не хотел ничего плохого – но только вот коммандо-сержант Гонзалес подвернулся под пулю и умер, не добравшись до врача…

Ветлугин только присвистнул, ничего не сказав; да и что тут скажешь?

– Если б те коммандос просто пристрелили дурака на месте, а потом прикопали по-тихому в чапарале как «неопознанного контрабандиста» – это избавило бы и Россию и Калифорнию от целой кучи проблем. Но те сделали всё по-своему, по-честному… Министр колоний вскоре получил личное послание от Аверьянова, в коем тот излагал в деталях всю эту историю, напоминал, что по калифорнийским законам за такие дела полагается однозначная и безвариантная петля, но – барабанная дробь! – раскаянье его было столь глубоким и искренним, что калифорнийский Президент воспользовался своим правом помилования (что случалось за всю историю Колонии то ли пять, то ли шесть раз), и вот теперь он, принявший постриг инок Евлампий, отправляется служить Господу в отдаленный монастырь в Новой Сибири; засим – формальное прошение об отставке, число и подпись.

Это, опять-таки, был отличный вариант «разойтись краями» – если сохранить историю втайне, к чему калифорнийцы как раз и приложили все усилия. Однако министр – государственного, как уже сказано, ума мужчина – воспринял все это как личное оскорбление и растрезвонил о том… ну, не то чтоб по всему Петербургу, но куда шире, чем допустимо. Мало того – стал публично произносить в адрес Петрограда угрозы, взять которые назад было бы потом весьма затруднительно без серьезной потери лица… В общем, приключившийся через несколько дней с его превосходительством внезапный «приступ головокружения», когда тот шагнул вниз с галереи Исаакиевского собора, был, объективно говоря, последним шансом потушить тот разгоравшийся уже пожар: «Сумасшедший – что возьмешь!»

– Но… но ведь вы же не думаете, что его… что ему… и вправду помогли шагнуть с той галереи?!

– Да боже упаси! Третье Отделение, насколько мне известно, провело тщательное расследование – чистый несчастный случай. Но в том, что, например, у нас, в МИДе, услыхав эту новость, поставили пудовую свечку Николаю Угоднику – ничуть не сомневаюсь… Однако печаль тут в том, что преемник его превосходительства на посту министра колоний в свой черед оказался лишен возможности оставить историю с Аверьяновым без последствий – цугцванг… Впрочем, дальнейшее уж точно выходит за рамки вашего допуска, Григорий Алексеевич. Что же касается прошения на ваш въезд от Императорского географического общества и разрешения на таковой для офицера военной разведки – надеюсь, кое-что для вас из моего экскурса прояснилось.

– Да, вполне – благодарю вас! Знаете что, Аркадий Борисович… – Ветлугин, сосредоточенно прищурясь, что-то прикидывал про себя, будто снос на дырявом мизере, а затем протянул консулу вскрытый почтовый конверт с американской маркой. – Письмо адресовано мне, но вам, полагаю, тоже следует быть в курсе дела.

На то, чтобы вникнуть в смысл прочитанного, консулу хватило нескольких секунд.

– Спасибо, Григорий Алексеевич: я – ваш должник. Когда вы это получили?

– Сегодня – оно ждало меня здесь вместе со всей прочей почтой до востребования.

– Хм. Вы, надеюсь, понимаете, насколько это серьезно?

– Думаю, да – хотя, возможно, и не во всех деталях. Российское правительство, насколько мне известно, в войне Севера с Югом однозначно приняло сторону Вашингтона. Географическое общество, между тем, вовсе не обязано лезть в политику; так что вникать в то, по какую из сторон баррикады оказались американские участники экспедиции – совершенно не мое дело. Но и создавать на этом месте дипломатические осложнения для своей страны я тоже не имею ни малейшего желания… Так что – жду вашего заключения, господин надворный советник.

– Да, я понимаю всю щекотливость вашего положения как начальника международной экспедиции… Я, разумеется, не могу вам ничего приказать, господин член-корреспондент; я могу лишь просить – и именно что от имени Страны: пожалуйста, хотя бы отложите ваше решение – на день, на два, на сколько получится.

– Ладно, уговорили... Но что это нам даст?

– Время. По всем признакам, нейтралитет Техаса доживает последние дни. Кто именно начнет вторжение – федералы или конфедераты – непредсказуемо, да и не важно; для нашего с вами вопроса, в смысле, неважно. А вот когда начнется война – в которую, почти наверняка, втянется и Калифорния – возникнет, по крайней мере, ясность…