Бурят - Квинтус Номен

и рассчитывал, на мужика безграмотного? Якобы землю им в собственность большевики отдают, а написано-то что в декрете? Что Советская власть решает, какую землю мужику пользовать можно. И вот теперь Советская власть решила, что если мужик поля не распахал, то теперь эти поля ему пахать и нельзя более, мы на них госхозы обустроим. По закону обустроим. К следующей посевной у нас еще полтораста тысяч тракторов будет сделано, для тракторов поля нужны будут — и вот они, уже готовенькие лежат и ждут. Маловато, правда, пока полей этих, но и они лишними не будут, все же двадцать пять миллионов гектаров стране дадут уж не меньше двадцати миллионов тонн хлеба.

— И останутся у нас на селе одни госхозы и кулаки…

— Кулаков, кстати, тоже не останется: советская власть им землю не в вечную собственность отдала, а в пользование. И как отдала, так и обратно заберет.

— Опять бунты начнутся…

— Нет. Все же мужик русский сметлив, и, хотя в школе и не обучался, считать в пределах сотни умеет. Обратите внимание: все эти отказники — они на восемьдесят процентов в Малорссии, а мужик исконно русский уже сообразил, что на стройку завербовавшись, он и себя с семьей прокормит, и случай подвертывается жизнь в лучшую сторону повернуть. Я вас давеча просил молодежь на постройку городов на Дальнем Востоке агитировать — так мужиков-добровольцев уже туда завербовалось больше, чем изначально набирать мы хотели.

— То есть агитацию, считаете, нам прекращать нужно?

— Нет. Молодежь там обучится, на заводах осядет и станет основой нового рабочего класса на Востоке. А мужик — он уже новому с трудом обучается, так что половина добровольцев потом обратно вернется, половина так в строителях и останется — но вот у оставшейся половины дети уже, когда вырастут, в рабочие пойдут. Ну, кроме тех, что пожелает и далее учиться, инженерами и врачами чтобы стать.

— Это, конечно, верно, но как это на бунты-то повлиять может?

— Уже повлияло. Мужик шебутной, которого на бунт легко завести, уже на стройки уехал, а остались лишь те, кто против кулака голос поднять боится. И уж тем более он побоится против государства переть. А если кулак лично попрет… тоже не попрет, он уже знает, где он после этого окажется.

— И где? Я спрашиваю, где он, по вашему мнению, окажется, если не попрет против государства?

— Ну, те, кто сами работают от зари до зари и прочих работать заставляют — эти, скорее, в руководстве госхозов окажутся. А эксплуататоры — вы с ними и без помощи государства разберетесь. Хотя нет, нельзя, наказывать одно лишь государство право имеет — но как их наказать, мы уже знаем. И они знают что мы знаем…

Однако Сталин в основном спорил с Николаем Павловичем не о сельском хозяйстве: все же результаты политики товарища Бурята в деревне были видны невооруженным взглядом — в особенности, если это взгляд обратить на полки продовольственных магазинов. А вот вопросы политики «национальной» вызывали у Иосифа Виссарионовича серьезные опасения. То есть не настолько серьезные, чтобы переходить на ругань, но все же некоторые моменты вроде обещали «в обозримом будущем» перерасти в проблемы, причем уже по части «идеологии».

Одним их таких моментов стало то, что после провозглашения Русинской республики туда из США очень быстро перебралось чуть больше семидесяти тысяч русинов, это если и их семьи считать. А если к этим семьям приглядеться, то оказывалось, что почти двадцать тысяч были никакими не русинами, а разными выходцами из строго заграничной Европы, включая испанцев, итальянцев, ирландцев и прочих «детей капстран». И приехавшие «не совсем верно» воспринимали социалистические законы. Больше всего они «не воспринимали» отсутствие частной собственности: создавали разные мелкие предприятия вроде столовых и пекарен, мелкие фабрички по изготовлению одежды и обуви — в общем, возрождали капитализм. И, понятное дело, убежденному большевику это очень не нравилось.

А если учесть, что репатриировались не одни лишь русины, то «грядущий разгул мелкособственнической идеологии» изрядно напрягал вообще всех большевиков. То есть подавляющее число этих большевиков, а товарищ Бурят вообще на такой «разгул», казалось, внимания не обращал.

Но оказалось, что лишь казалось: когда об этом зашел разговор на очередной сессии ЦК, Николай Павлович вытащил детально проработанный «временный регламент деятельности индивидуальных малых предприятий», в котором расписывались правила деятельности этих «ячеек капитализма в СССР» по почти ста двадцати видам деятельности:

— Государство не в состоянии контролировать, что повар положит в суп, но это прекрасно проконтролирует рабочий, который в такой столовой обедать будет. И владелец такой столовой хотя и частник, прекрасно знает, что в результате жалоб от посетителей его заведение могут и закрыть, а плату за патент на занятие этой деятельностью ему никто не вернет. И за нарушение правил уплаты налогов ему будет плохо — а так ему и его семье может быть достаточно хорошо. А нам должно быть радостно от того, что какой-то трудящийся своим трудом делает свою жизнь более сытой и счастливой.

— Но ведь вы разрешаете ему эксплуатировать других трудящихся!

— Да, разрешаем. Но исключительно по тем же правилам, по которым государство само своих трудящихся эксплуатирует. С точки зрения рабочего нет ни малейшей разницы, работает он на госзаводе или у такого частника, поэтому и обсуждать эту тему в ЦК не очень уместно. Партия же борется для счастья народа и за равноправие всех трудящихся, так? Регламент это равноправие обеспечивает…

Однако кроме иммиграции и репатриации имела место и эмиграция, причем тоже довольно массовая. В целом иммиграция эмиграцию слегка превышала, но лишь слегка, и процессы особо на демографию не влияли. Но вот национальный состав страны менялся довольно заметно, и Иосиф Виссарионович решил этот вопрос обсудить с товарищем Бурятом отдельно.

— Честно говоря, я вообще не понимаю, почему вас именно этот вопрос так беспокоит, ответил Сталину Николай Павлович, — жиды всегда, когда им не дают обворовывать прочих людей или государство в целом, убегают. Из Белостокского уезда после того, как он стал частью Забайкальской республики, шестьдесят процентов жидов выехали в течение полугода — и что? От их выезда не закрылось ни одно предприятие, а закрытие шинков и лавок привело к резкому снижению пьянства и внезапному увеличению предложению зерна на рынках. При том, что торговля водкой акцизной лишь выросла.

— Надо говорить «евреи», а не «жиды».

— Я вижу, что вы в иудеях как и в монголах не разбираетесь. Евреи —