Воронцов. Перезагрузка. Книга 4 - Ник Тарасов

товаром, верховые, возницы, слуги. Фома о чём-то говорил с Игорем Савельевичем, тот кивал и указывал на одну из телег. Наконец, всё было готово, прозвучала команда, и обоз тронулся, выезжая за ворота постоялого двора.

— Ну вот, — сказал я, обнимая Машу за плечи, — теперь твои родители точно будут на нашей свадьбе.

— Спасибо тебе, Егорушка, — она прижалась к моему плечу. — Я так рада, что матушка приедет. Она ведь ещё и приданое моё привезёт — там и полотенца, и рушники, что я сама вышивала…

— Да на что нам приданое? — усмехнулся я. — Мы и так не бедствуем.

— Всё равно, — упрямо мотнула головой Машка. — Так положено. Чтоб всё как у людей было.

Я не стал спорить — пусть будет, как она хочет. Для Машки важны эти традиции, обычаи, обряды. Да и мне, если честно, приятно было ощущать себя частью этого древнего уклада жизни, где всё идёт своим чередом, как заведено было испокон веков.

— Ну что, — сказал я, отходя от окна, — раз уж мы остались вдвоём, может, на ярмарку сходим? Ты ведь вчера не всё ещё рассмотрела.

Машка тут же оживилась:

— Правда? А можно к тем рядам пойти, где ткани продают? Я вчера приметила одну, голубую с цветочками — как раз на платье хорошо бы пошло.

— Можно, — кивнул я. — И к портнихе зайдём, закажем тебе платье свадебное. А потом, может, и к оружейникам заглянем — Тула ведь своими оружейными мастерами славится.

— Как скажешь, Егорушка, — Машка уже суетилась, доставая из сундучка платок. — Я готова!

Мы вышли из комнаты, спустились по лестнице и направились к выходу. День обещал быть интересным и насыщенным. А впереди ждала свадьба, новая жизнь и множество забот и радостей, которые эта жизнь с собой принесёт.

Покидая постоялый двор, я ещё раз оглянулся в сторону, куда уехал обоз. Пыль на дороге уже улеглась, но я знал — сейчас решается многое. Если Петька с Семёном сумеют по моим чертежам наладить производство бутылок, то дело наше пойдёт в гору. А там, глядишь, и стекольную мастерскую расширим, и рабочих наймём, и торговлю наладим… Но это всё потом. А сейчас — ярмарка, Машкина радость и предвкушение большого праздника.

Глава 4

К оружейникам попасть сегодня не удалось. И завтра тоже. Как и послезавтра. Все дело в платье. Я не мог и подумать, что выбор ткани займет целый день. Потом примерки, снятие размеров, потом подгонка… Я было думал свинтить под предлогом что у меня дела, но видя, что Машке важно, чтоб я был рядом — я терпеливо находился с ней. Присутствовал, кивал, улыбался.

Честное слово, эта какая-то пытка, только пытка тканями. Сначала нас окружили горы шёлка, атласа и бархата всех мыслимых и немыслимых оттенков. Машка порхала между рулонами, словно бабочка в цветущем саду, а я лишь послушно следовал, пытаясь понять разницу между «бледно-лазурным» и «небесно-голубым». Лица мастериц светились энтузиазмом, они щебетали о фасонах, вытачках и какой-то кринолине, а я медленно погружался в пучину модного безумия.

— Как тебе этот оттенок? — спрашивала Машка, прикладывая к себе очередной кусок ткани.

— Восхитительно, — отвечал я, хотя предыдущие пятнадцать оттенков тоже назвал восхитительными.

— А этот? Кажется, он лучше подчеркивает мой цвет глаз?

— Несомненно, — кивал я с видом знатока, мысленно составляя план побега через заднюю дверь.

Когда мы перешли к выбору кружев, я познал истинную глубину отчаяния. Оказывается, существует не менее сотни видов этих дьявольских украшений, и каждое имеет свое название, происхождение и особенности. Брабантское, валансьенское, алансонское… Они сливались в моей голове в неразборчивый шелестящий хор, пока я героически сохранял на лице выражение живейшего интереса.

Пик испытания наступил при снятии мерок. Машку окружили три портнихи, вооружившиеся лентами и булавками, словно хирурги перед сложной операцией. Я сидел в углу, изображая восторженного зрителя, пока они обсуждали тонкости талии и размах юбки с серьёзностью генералов, планирующих наступление.

Нет, мне было приятно быть с ней, но выбирать ткань, все эти примерки. увольте… Я бы предпочел пройти через строй казаков, чем ещё раз услышать дискуссию о преимуществах шнуровки перед пуговицами. Но Машкино счастливое лицо стоило этих мучений. Я смотрел, как она крутится перед зеркалом, как светятся её глаза, и мое сердце предательски таяло, несмотря на весь этот модный кошмар.

Зато потом, когда портные взялись за выполнение заказа, мы наконец-то пошли к мастерам, которые делали оружие. Поначалу мне было все жуть как интересно. Мастерская оружейников встретила нас блеском металла и запахом масла, кожи и пороха — ароматом настоящего мужского дела! Стены были увешаны всевозможными образцами стрелкового оружия начала века. Тут даже красовались элегантные дуэльные пистолеты работы Лепажа с инкрустированными серебром рукоятями и тончайшей гравировкой на стволах — точь-в-точь как те, которыми будет стреляться буквально через несколько десятков лет Пушкин, которые скорее всего были привезены прямо с Франции. Рядом висели массивные кавалерийские карабины с потёртыми от службы прикладами.

Мастер, седой как лунь старик с цепким взглядом и руками, покрытыми мозолями от многолетней работы с металлом, с гордостью демонстрировал нам охотничьи ружья с двумя стволами, расположенными один над другим. Он объяснял преимущества кремниевых замков перед устаревшими фитильными, показывал как работает ударно-кремниевый механизм, где кремень, зажатый в губках курка, ударяет о стальное огниво, высекая искры, воспламеняющие порох на полке.

— А вот это, сударь, новейшая разработка, — с особой гордостью сказал он, снимая со стены изящный пистолет с необычным механизмом. — Капсюльный замок! Никаких кремней, никакой осечки в сырую погоду. Медная капсюля с гремучей ртутью насаживается на брандтрубку, курок бьёт — и выстрел следует мгновенно!

Я с благоговением взял оружие, почувствовав приятную тяжесть в руке. Но вскоре энтузиазм начал угасать. При всём богатстве выбора, все же создавалось впечатление, что я нахожусь в Тульском государственном музее оружия. При чем музей — тут ключевое. Нельзя было ничего по-настоящему испытать, пощупать механизмы в действии, разобрать и собрать, почувствовать отдачу при выстреле. Мастера больше говорили, чем показывали, а когда я попытался прицелиться из особенно понравившегося мне пистолета, на меня посмотрели так, словно я собирался осквернить икону.

Я не раз замечал, что Машке было так же не интересно как и мне при выборе тканей, но она стойко показывала заинтересованность, слушая получасовую лекцию о разнице между испанскими и английскими