Пси-ON. Книга II - Евгений Нетт

неопытных руках. Я оценил процессы, проведённые Георгием, и точно мог сказать, что в плане сложности такое «водяное орудие» ушло даже дальше низкотемпературной плазмы в её базовом проявлении, не требующем прикрывать себя или кого-то ещё от нестерпимого жара. Тем не менее, в отличии от Литке я мог задействовать тот же телекинез для упрощения или полного изменения процесса. Пресс я ещё не создавал, но вот делать это рядом с кем-то ещё…

Отложив эксперименты на потом, я занялся повторением увиденно в более традиционной манере. Собрав свою каплю влаги, — между прочим, влажность в помещении упала ещё сильнее, и компенсационные механизмы вентиляции не справлялись совершенно, — я оградил её телекинетическими «щитами», приступив к самому процессу. Он был понятен, но меж тем потенциально опасен, так что я никуда не торопился и ускорением сознания не злоупотреблял.

— Касательно указа… Если говорить в общих чертах, то всего сорок семь лет назад Литке были чужими в Российской Империи, хоть и проживали здесь уже очень давно. Под «чужими» я имею ввиду то, что дворянство не признавало нас как равных. Богатства, влияние, власть — всё это не играло роли. Мой дед, открыв в себе дар псиона, сразу же заступил на службу Трону, намереваясь тем самым добиться лучшего положения для своего рода. И на момент получения травм у него ещё не было наследников… — Я задумчиво покивал, невольно проецируя услышанное на себя. Рано или поздно мне придётся стать дворянином: Император обязательно пожалует мне титул, стремясь привязать к себе, «вывести в люди» и сковать обязательствами. И тогда я сам окажусь в положении «чужого», который вроде и аристократ, но сугубо формально. Разве что за моей спиной не будет родственников, не будет поддержки и многолетнего опыта жизни в кругах высоких. И кто же признает меня как равного, если с моей стороны не последует никаких выдающихся деяний?

Да, сам факт обладания моей мощью, — пока по большей мере потенциальной, — может дать многое, но будет ли мне этого достаточно?

— … Тогда шёл десятый год псионической эры, и столь способных и молодых псионов было мало. Первый десяток лет в принципе не был богат на одарённых, и пробуждались, по большей части, люди от тридцати до пятидесяти лет. Потому лично я не вижу ничего удивительного в том, что Его Императорское Величество посчитал неприемлемым разбрасываться таким наследием, каковое обнаружилось у моего деда. Он одолел одного из сильнейших псионов в мире, и при этом выжил, что, согласись, достижение. — Я согласно кивнул. Первое десятилетие — это самое начало технологического бума и передела мироустройства. Тогда сильные псионы действительно обладали особой ценностью, а утрата их крови означала подрыв боеспособности государства в будущем. — Тогда-то и был издан указ, обязующий каждого псиона четвёртого ранга и выше, желающего сражаться на поле боя, предварительно оставить после себя как минимум троих потомков разных ветвей. Моего деда, собственно, после той победы и повысили. Догадываешься, что произошло?

— Если честно, то не совсем. — Образ аристократии в моей голове включал в себя многожёнство как норму, ибо сие было даже узаконено. Потому-то я и не сразу осознал, что и среди знати могут встречаться уникумы.

— Мой дед — однолюб, Геслер. Он не смог заставить себя ни найти других женщин, ни прибегнуть к искусственному оплодотворению. Даже возможность отдать дитя на попечение государства не изменила его мнение. И вот уже почти сорок лет глава нашей фамилии не имеет возможности показать, каких высот он достиг на своём пути. Зато это можем сделать мы, ведь доблесть и сила предков проявляется в их потомках. — Георгий широко усмехнулся, и от него вновь повеяло той самой горделивостью. М-да, вот и выяснилось, кто привил сие внукам. Нереализованные желания, помноженные на огромные возможности — и вуаля! — В общем-то, ты мог найти всё это в сети. В те годы эту тему журналисты разобрали настолько подробно, что кое-чего и мой дед не знал.

Первая слабая струйка ударила в стену, расплескав драгоценную влагу по полу. Никакой разрушительной мощи этот процесс в себе, естественно, не нёс. И не должен был, ибо я оттачивал сам механизм работы этой манипуляции.

— Для того, чтобы это найти, нужно об этом хотя бы узнать, что вряд ли произошло бы в ближайшие годы. Так что — спасибо за то, что рассказал мне об этом. — Произнёс я благодарно, ничуть не покривя душой. Истина была ценна, а истина из уст внука непосредственного участника тех событий имела ценность стократ большую. Уверен: как бы я ни искал, а некоторые детали едва ли попали в сеть.

Да тогда и сети-то не было, чёрт подери!

— Я рад тому, что сомнительное первое впечатление обо мне не стало препятствием для нашего дальнейшего общения. — Неловко рассмеялся Литке-старший. Его брат же старался не отсвечивать, изображая из себя тренирующееся бревно. Очень любопытное бревно. — Иначе, чувствую, это была бы одна из самых больших моих ошибок.

— Кто знает, Литке, кто знает. Продолжим?

Я кивнул в сторону «арены» — условной площадки на полигоне, где мы по-очереди что-то демонстрировали, уничтожая начавшие заканчиваться мишени. Вот уж кто точно живёт припеваючи, так это производитель оных. Государственный контракт, регулярные и обширные заказы — чего ещё желать?

— Время ещё есть, так что почему бы и нет? — Водяной резак, мною контролируемый, ударил в мишень и оставил на поверхности отчётливые следы. Не такие основательные, как у Литке-старшего, который к этому моменту уже закончил «возвращать» влагу в воздух, распылив всё собранное в виде мелкодисперсной взвеси, но вполне себе приличные. Человека так можно и убить, а давление я могу легко повысить. Была бы необходимость. — Стоит поработать над скоростью формирования и силой струи, но в целом всё более, чем прилично. И я не могу поверить в то, что кто-то действительно способен осваивать новые для себя псионические манипуляции с такой скоростью.

Вот уж не знаю, по какой логике работает жизнь, но тот, кого я буквально четыре часа назад смело назвал бы тем ещё засранцем здесь и сейчас воспринимался мною как друг. Как Синицын, но с не до конца захлопнутым сознанием, что позволяло мне довольно ясно воспринимать его эмоции, понимая, лжёт он или недоговаривает, симпатизирует или ненавидит. А это на инстинктивном уровне располагало меня к человеку.

Плохая, конечно, привычка, но что поделать, если телепатия стала неотъемлемой моей частью, и всё, что я не