Солнечный зайчик. Шанс для второй половинки - Сергей Юрьевич Ежов

Ознакомительный фрагмент

носил, всегда носил

Растет, растет

Возле дома калина

Растет, цветет

Да у всех на виду

Живет, живет

В этом доме Галина

А я никак все туда не дойду

Живет, живет

В этом доме Галина

А я никак все туда не дойду.

А помнишь, Галя, как я в армию пошел

И от тебя всё ждал письма

А друг соврал, что я другую там нашел

А ты поверила словам

Я столько лет тебя пытался позабыть

Бежал по свету как чумной, не чуя ног

Но разлюбить тебя, родная, разлюбить

Так и не смог. Так и не смог!

Когда спел второй куплет, шептавшиеся было бабы дружно примолкли, улыбки с лиц стерлись, как будто кто-то поработал ластиком по рисунку. Ничего не понимаю, но продолжаю:

Растет, растет

Возле дома калина

Растет, цветет

Да у всех на виду

Живет, живет

В этом доме Галина

А я никак все туда не дойду

Живет, живет

В этом доме Галина

А я никак все туда не дойду

На голове полным-полно волос седых

Да кружит злое вороньё

Видал я женщин — умных, сильных, молодых

Да не похожих на неё

Промчались годы молодые ну и пусть

А наше счастье ещё будет впереди

Ноя вернусь, я обязательно вернусь!

Ты только жди! Ты только жди!

Пою и вижу: улыбки на лицах появились снова, взгляды потеплели, как будто люди услышали нечто важное, нечто совершенно необходимое.

Растет, растет

Возле дома калина

Растет, цветет

Да у всех на виду

Живет, живет

В этом доме Галина

А я никак все туда не дойду

Живет, живет

В этом доме Галина

А я никак все туда не дойду[10]

Прозвучал последний аккорд, песня закончилась, и… повисло молчание.

— Что-то не так? — осторожно спросил я.

— Юра, это Гриша Пешков песню сочинил? — спросила Кривенчиха.

— Нет, а что?

— Дак это, песня-то про него, и Галю Соколову. Ну, сейчас она Галина Антоновна, учительницей в залининской[11] школе работает, а Гриша всё на пароходе по морю плавал, теперь на Севере обретается, а нынче вот в отпуск приехал. Как тот гадёныш, чтоб у него язык отсох, Гале наврал, что Гриша в армии себе нашел зазнобу, так она ему отворот-поворот дала. Галя гордая и Гриша гордый, лет пятнадцать прошло, без малого, а они так до сих пор они и не помирились.

— Только, Юра, ты в песне приврал немного: не растёт у Галины Антоновны калина, и не росла никогда. Сирень у неё. — попрекнула Юрия незнакомая баба.

— Ну что ты, Пална, придираешься! — заступилась Кривенчиха — Ежели сирень, то нескладно будет. А калина-Галина складно.

— И то верно — согласилась Пална — ты молодец, Юра. А калину я Галине Антоновне завтра же отнесу, сама и посажу чтобы всё взаправду было. Только боюсь, а примется ли калина-то? Всё-таки не весна сейчас и не осень.

— От, то правильно, Пална. Я тебе тоже подмогну. Мы калину с большим комом земли выкопаем, да потом поливать будем щедро, вот она и примется как надо. А ты, Юра, спой нам ещё раз эту песню, уж больно душевно у тебя выходит. И Леночка играет, как ангел спивает.

ПГТ Троебратский, 8 утра

Утро началось традиционно: кто-то тащил меня с дивана за ногу. Лягаться я не стал, глаз открывать тоже. Просыпаться тоже не хотелось.

— Кто там? И чего надо, злодей?

— Юра, вставай скорее! — услышал я голос Ленуськи.

— Зачем?

— Юра, я придумала, что мы сегодня будем делать.

— Что?

— Ты мне и маме сшил сарафаны, а папа и ты остались без обновок. Это несправедливо.

— Ты хочешь мне и отцу сшить сарафаны? Не знаю, как батя, а я в сарафане ходить не буду. Отказываюсь.

— Причём тут сарафаны?

— При том. Мужики в сарафанах на ходят.

— Юрка, ты меня не путай. Я придумала, что ты сошьёшь себе и папе джинсы, а если получится хорошо, то твои я себе заберу.

Я всё-таки упал с дивана. Трудно не упасть, когда тебя корчит от смеха.

— Только покорми меня завтраком, хитрюга-эксплуататорша.

— А всё готово. Яичница, бутерброды и какао.

— Но сначала умоюсь.

— Держи свежее полотенце.

— Ленуська, ты, когда проснулась, чудо?

— Вместе с мамой. Я как придумала про джинсы, так сразу и проснулась. С мамой посоветовалась, она согласна. И папа тоже.

— Ничего не получится. Денима осталось разве что тебе на юбку.

— Мама так и сказала, и дала деньги. Юбку, я согласна, тоже сошьёшь.

— Сколько денег дала мама?

— Сто пятьдесят рублей.

— Ох, ничего ж себе!!! — Я был нешуточно потрясен: зарплата матери была ровно семьдесят пять рублей, и она запросто отдала двухмесячную зарплату…

— Ленуська, неужели мама так верит в мои способности?

— Ага! Мама сказала, что если бы не видела, как это ты шил, то подумала бы, что шил портной из городского ателье. А папа сказал, что на хорошее дело денег не жалко, и чтобы я у тебя училась, вот.

— Да, Ленусик, такое доверие надо оправдывать. Значит так: нужно срочно найти луковую шелуху.

— Зачем искать? В кладовке висит лук, сколько надо — я надеру.

— Отлично.

— А зачем тебе шелуха?

— Как бы объяснить… Ты ведь видела фирменные джинсы?

— Конечно, и даже примеряла.

— Помнишь, какие там использованы нитки?

— Помню. Внутренние швы обметаны красной или желтой ниткой, а наружные прошиты такой желтой… нет, красноватой… В общем, такой рыжей ниткой.

— Правильно. Вот, чтобы добиться такого цвета мы будем варить нитки в луковой шелухе.

— Как яйца на пасху?

— Точно.

В магазине я обратил внимание на плотную хлопчатобумажную ткань защитного цвета. Сейчас её называют диагональ. Вспомнилось студенческое время, когда я, ещё в бытность Леночкой, шила на заказ всякие модные вещи. Почему бы не побаловать любимую сестренку, которой дважды обязана жизнью: первый раз, когда она спасла жизнь Бобрику, и он составил счастье Елене Ивановне, а второй раз — уже самой Елене Ивановне, но уже в теле Юрия.

— Ленуська, а как насчёт платья-сафари?

Взгляд Лены приобрел выражение почти молитвенного обожания:

— Очень!

— Ну,