Воздушные рабочие войны. Часть 2 - Дмитрий Лифановский

еще немножечко потерпи. Прилетим, там девочки тебя подлечат. Видал, какие красавицы? Особенно эта шустренькая, младший сержант. Вооот! Нам с тобой падать никак нельзя! Папка ругаться будет! — Василий нервно хохотнул. — Еще и летать запретит! — сердце охватило холодком. Отец может. Опять в инспектора сошлет. — Угораздило же нас с тобой подставиться! Это я виноват! Размечтался! А тут война, брат! Тут мечтать нельзя! Сожрут пиковые! Хотя, так себе они. Не шибко-то и страшные, — кабина окрасилась кроваво-красным цветом от закатывающегося позади самолета солнца. — Смотри-ка! Как кровушка, прям! — бормотал Василий, сосредоточившись на управлении. В шлемофон ему что-то говорил Агеев, но Василий его не слушал, не до него было.

Все. Вот она станица. Он пошел на посадку.

— Ну, братишка, не подведи! Только сейчас не заглохни! — уговаривал он самолет, — А то кувырнемся мы с тобой на глазах у младшего сержанта! Расстроим девушку! А таким красавицам расстраиваться нельзя! У них от этого морщины.

Василий с замиранием сердца выпустил шасси. Есть щелчок. Вышли. Самолет тут же потянуло вниз. Ручка не слушалась. Вася с трудом тянул ее на себя.

— Ну же! Ну! Нууууу! — внизу проносилась трава аэродрома, самолет качался с крыла на крыло будто пьяный. — Даваааай! — буквально проревел Василий, прижимаясь к земле и выключая двигатель. Тяжелый удар. Еще удар. Только б стойки выдержали! Еще прыжок и самолет спокойно покатился по земле, постепенно теряя скорость. — Ну, вот и все, вот мы и дома, — он откинулся назад и закрыл глаза. Василий понимал, что надо быстрей покинуть машину, которая в любой момент может загореться. Но не было сил. Да и предательством это будет по отношению к Яку. Он сидел в каком-то оцепенении и очнулся только, когда в кабину замолотили чем-то тяжелым. Он открыл глаза и посмотрел на пытающегося сорвать снаружи фонарь Агеева. Вот же неугомонный капитан. Видно же, что все нормально. Или не видно? Василий тяжело откинул фонарь.

— Товарищ майор, вы в порядке? — и столько страха и беспокойства было в голосе капитана, что Василию стало не по себе.

— В прядке. Не переживайте. И это… Извини, капитан, — выдавил из себя Вася.

— Ай, — Агеев отчаянно махнул рукой и, спрыгнув с крыла на землю, размахивая руками, как крыльями пошел к своему самолету. Да, уж, нехорошо получилось. Надо будет поговорить с капитаном. Хороший он мужик.

Василий сам выбрался из кабины и посмотрел на свой самолет. Правое крыло из-под сорванной обшивки сверкало голыми ребрами нервюр. А на фюзеляже между кабиной и мотором виднелась аккуратная строчка пулевых отверстий. Повезло. Повернувшись от самолета, он буквально натолкнулся на полные ужаса и слез глаза младшего сержанта. Почему-то из всех людей, толпящихся и галдящих около его самолета, в глаза бросился именно ее взгляд.

— Тебя как звать, красавица?

— Таня, — всхлипнув, представилась девушка.

— Выше нос, Таня! — улыбнулся он ей, подмигнув — Нас так просто не возьмешь!

Девушка робко улыбнулась в ответ, но Василий этого уже не видел. Он шагал к Агееву и Баклану, устроившимся прямо на земле у своих самолетов. Не стоит откладывать тяжелый разговор. Надо извиниться перед парнями. Да и не помешает понять, как немцы их подловили. Ведь не только он не заметил атаку, но и более опытные Агеев со старшими лейтенантами. А потом надо позвонить своим в Краснодар. Может Карначенок с ними связывался? В гибель старшего лейтенанта Василий верить не хотел. Ведь был же парашют! Был!

[i] Пиковый туз — эмблема 53 истребительной эскадры Люфтваффе, ворона — эмблема первой эскадры пикирующих бомбардировщиков, входящей в состав VIII АК

III

— Докладывай, Семен! — голос Сталина был спокоен и только чуть дернувшаяся щека и побелевшие от напряжения пальцы с силой сжимающие телефонную трубку выдавали его волнение.

— Товарищ Сталин, в пять часов утра немцы атаковали наши позиции в Севастопольском оборонительном районе и на Керченском направлении. Массированной бомбардировке подверглись Севастопольский рейд и Феодосия. Потоплены эсминцы «Свободный» и «Безупречный», получил повреждения лидер «Ташкент».

— Опять Октябрьский обосрался! — Сталин выругался по-грузинский.

— Не понял, Коба, — в голосе Буденного послышалось удивление, вроде до этого вице-адмирал крупных промахов не допускал. Если не считать потерю лидера «Москва», но там особо его вины не было, решение о рейде на Констанцу принимали в наркомате ВМФ.

— Тебе и не надо! — излишне резко ответил старому товарищу Сталин, — Почему о потерях докладываешь ты, а не флотские?

— Октябрьский арестован Мехлисом. Временно исполняет обязанности командующего флотом контр-адмирал Владимирский, — в голосе Буденного послышалась обида, — а почему флотские не доложились, я не знаю. У них там сейчас Мехлис командует. Наверное, сначала разобраться хочет. Обстановка там тяжелая.

— Ясно, — Мехлис действовал в рамках полномочий, добро на отстранение Октябрьского в случае, если командующий Черноморским флотом не будет справляться, у Льва Захаровича было. Но добро было на отстранение, а не на арест. Да и доложиться Мехлис был обязан. Ладно, с этим вопросом надо будет разбираться непосредственно с исполнителями. — С Мехлисом и флотом я разберусь. Что у тебя? — Сталину было не до обид друга, не то время. Да и Буденный не кисейная барышня.

— Севастополь интенсивно бомбят. Массированного штурма пока не было. И не думаю, что будет…

— Почему?

— А не чем им рвать нашу оборону, — голос Буденного радостно зазвенел, — сорок минут назад авиакорпусом Стаина уничтожен 833-й немецкий артдивизион. Восемь шестисотмиллиметровых мортир в труху, Коба! — восторженно доложил Буденный. — И «Дора»! Понимаешь, Коба?! «Дора»!

— Это точно?! — очень тихо спросил Сталин, — Стаин мне ничего не докладывал.

— Твой Стаин сухарь, хоть и молодой! — не понятно то ли хваля, то ли осуждая Стаина, заявил Буденный, — На него драгунскую форму надень, вылитый ротмистр Крымшамхалов-Соколов! Такой же зануда и уставник! И то, ротмистр, пожалуй, поживей будет! Карачай, как-никак! А этот твой! Пока не будет фотоподтверждения уничтожения целей, докладывать в Ставку не буду! — явно передразнил Стаина Буденный. Но, тем не менее, чувствовалось, что ворчит маршал не зло, а скорее уважительно. — Только какое еще ему подтверждение надо?! В Севастополе слышно было, как рвануло и зарево на полнеба! Да и попритихли немцы как-то сразу.

— Везде попритихли?

— Если бы! На Керчь давят. Особенно по фронту 44-ой