Олег Радзинский - Агафонкин и Время

Ознакомительный фрагмент

– Оттого я и утверждаю, что коли Алешино видение времени верно, человечество бессмертно. Вот.

Он победно оглянулся вокруг, проверяя, не собирается ли кто-нибудь из присутствующих оспорить его утверждение.

Никто не возражал, и вопрос о бессмертии считался с тех пор среди обитателей Квартиры делом решенным.

Сейчас, ласковым июльским киевским воскресеньем 1934 года, Агафонкин хотел было поделиться знанием человеческого бессмертия с ответственным советским работником Полустасовым, но вовремя себя остановил. Вместо этого он вытащил планшет с Назначением и еще раз посмотрел в графу ОБЪЕКТ ВЫЕМКИ. Там стояло одно слово. Агафонкин показал планшет Полустасову.

– Принесли? – спросил Агафонкин.

Тот засуетился, стал отчего-то меньше ростом и достал из кармана широких парусиновых брюк завернутый в светлую тряпицу небольшой предмет.

– Пожалуйста, – попытался улыбнуться Полустасов. – В полной сохранности.

Агафонкин размотал тряпицу; на ней лежала разрисованная зеленым, желтым и красным маленькая, с ладонь, юла. Агафонкин ее осмотрел, завернул и положил в карман летнего пиджака. Он вынул из другого кармана черный матерчатый мешочек, стянутый тесьмой. Агафонкин распустил тесьму, и на его подставленную ладонь соскользнул ярко-оранжевый сердолик с крупную гайку. Сердолик был отполирован и просвечивал красным в тонких сколах. Полустасов смотрел на сердолик и часто моргал.

Агафонкин убрал сердолик в мешочек и затянул тесьму.

– Держите. – Агафонкин вложил мешочек в протянутую ладонь Полустасова. – За службу. Предъявите, когда время придет.

Повернулся и пошел прочь от Полустасова.

Тот догнал его метров через десять и жарко шепнул в плечо:

– Товарищ, товарищ, вы там передайте, что на прошлом заседании Совнаркома принято решение о переносе столицы Украинской ССР из Харькова в Киев. Вдруг это важно, товарищ?

Полустасов попытался заглянуть Агафонкину в глаза – посмотреть, важно ли, но Агафонкин не позволил и на ходу, впроброс, ответил через плечо, как обычно в таких случаях:

– Там, товарищ, это известно.

– Спасибо, – поблагодарил непонятно за что Полустасов. Он не хотел отпускать Агафонкина – тот был подтверждением необычности его жизни. – А я уж боялся, вы не придете. Я бы подождал – дело важное, понимаю. Да я здесь не один – с маленькой дочкой: жена в Харькове в больнице, не с кем оставить.

Он махнул рукой в сторону фонтана. Агафонкин посмотрел в том направлении. Остановился.

Они поговорили еще минут двадцать, затем Агафонкин взглянул на часы, кивнул ошеломленному Полустасову и пошел к выходу из парка. Агафонкин торопился: через три минуты он должен прикоснуться к инженеру Ковальчуку, поджидающему у входа в парк сослуживицу, чертежницу Дусю Кичкину, чтобы вернуться на Тропу в обратно. Ковальчук был его сегодняшний Носитель в 34-м.

Ковальчук, в белой кепке и такой же рубашке с отложным воротником, ожидал Дусю, где ему и было положено, выискивая ее чуть скошенными от трех кружек пива глазами и не замечая мир вокруг. Агафонкин, проходя мимо, коснулся его широкого рукава, потяжелел, словно на него положили цементную плиту, и, закрутившись, словно сам был засунутой в левый карман пиджака юлой, пригнув голову, прыгнул во время Ковальчука.

Следующая остановка на Тропе была МоскваСтромынка9–11ноября1956года13:14. Там, на лестничной клетке четвертого этажа старенький Ковальчук должен был повстречать соседку – молодую актрису Катю Никольскую, которой полагалось спешить на репетицию и опаздывать. Катя, Катерина Аркадиевна, в 2013-м, будучи уже восьмидесяти трех лет, содержалась в Доме ветеранов сцены и была выбрана Агафонкиным в качестве сегодняшнего Носителя для отправки и возвращения. Пустяковая Тропа получалась: два Носителя, смежный перекрест в одном месте.

Об этом Агафонкин подумать не успел, поскольку ощущение вращения мгновенно кончилось, и он уже стоял на лестничной клетке дома номер 9 по улице Стромынка рядом с лысым и постаревшим Ковальчуком, одетым в домашние полосатые штаны и старую шерстяную, местами подранную кофту когда-то бежевого цвета. Агафонкин оглянулся, чтобы дотронуться до Катерины Аркадиевны, которой полагалось в это время выйти из своей квартиры за его спиной, и замер: Катерины Аркадиевны там не было.

Такого случиться не могло. Ни теоретически, ни практически. Агафонкин возвращался той же Тропой, что использовал для Назначения в Киев 34-го года: подошел утром после завтрака к полоумной, разговаривающей с невидимыми собеседниками Катерине Аркадиевне, еще раз (кажется, двадцатый) просмотрел, где ее перекрест со следующим Носителем, инженером Ковальчуком. Нагнулся, сказал ласковые слова, дотронулся легко – и вот она – лестничная клетка дома номер 9, вот спешащая на репетицию молодая актриса Катя Никольская, а вот и вышедший за газетой потрепанный жизнью инженер Ковальчук (с утра за прессой не ходил не здоровилось). Дотронулся до Ковальчука и оказался рядом с ним в 8 июле 1934-го, по дороге к Парку Пушкина, где ждало того свидание с чертежницей Кичкиной. Ковальчук задержался у пивного ларька, а Агафонкин поспешил в парк, ему задерживаться нельзя: у него – Назначение. Выемка.

Агафонкин возвращался из Киева тем же путем и в то же мгновение, через которое в Киев переправился. Вот она – лестничная клетка, вот инженер Ковальчук, его наконец заметивший и подслеповато щурящийся – сосед ли? знакомый ли человек? Катя Никольская должна была в это мгновение закрывать дверь квартиры, опаздывая, не замечая никого и ничего вокруг.

Кати Никольской, однако, в этом мгновении не было. Такого случиться решительно не могло: она уже в этом мгновении была по дороге Агафонкина в Киев и, стало быть, не могла в нем не быть.

А ее не было.

Глава первая

МоскваСтромынка9–11ноября1956года13:14

Случалось, он застревал: человек, на которого Агафонкин рассчитывал, не оказывался там, где должен был быть. Тогда Агафонкин искал другую Тропу.

Случалось это – всегда – по вине самого Агафонкина: то время чуть перепутает, а то и место. Ничего страшного не происходило. Немного поплутал, нашел своего Носителя – и в путь.

Но чтобы Носителя не было в том моменте и на том месте – в том Событии, где Агафонкин его (а в данном случае ее) уже поменял на Тропе в другое пространство-время, где она уже стояла, запирала дверь ключиком, волновалась, спеша на репетицию в Театр оперетты, – роль маленькая и та на замене а все же шанс – где Агафонкин как бы вышел из ее каракулевой шубки, отделился и перескочил во время старенького, полулысого инженера Ковальчука (а в 34-м бравый был хлопец, гарный), отправляющегося вниз, к синим почтовым ящикам, такого с Агафонкиным не приключалось. И понятно почему – такого и приключиться не могло: если Носитель был в определенном Событии, обозначенном пространственно-временными координатами, то он там и должен быть. Ведь не может же, право, город Воронеж в одно и то же время и находиться, и не находиться на 51°42’ северной широты 39°13’ восточной долготы. Абсурд.

Кати Никольской на лестничной клетке четвертого этажа дома номер 9 по улице Стромынка в 13 часов 14 минут 11 ноября 1956 года не было. Хотя однажды она в этом Событии уже была. Дверь квартиры, которую Катя волнуясь запирала по пути Агафонкина в Киев 1934-го, дверь, обтянутая хорошим кожзаменителем, стояла закрытой, преграждая возвращение Агафонкина в декабрь 2013 года. За спиной подслеповато щурился инженер Ковальчук, стараясь припомнить, как очутился рядом этот высокий молодой мужчина с копной каштановых кудрей.

– Вы, товарищ, к Парамоновым? – осведомился Ковальчук. – В 53-ю?

к парамоновым? почему к парамоновым?

Агафонкин точно знал, что в Доме ветеранов сцены Катерина Аркадиевна значилась как Никольская. Он быстро прокручивал в голове все известное ему об этой женщине.

Она была 30-го года рождения и одна из трех московских актрис в Доме ветеранов – редкий экземпляр. Агафонкин помнил ее появление два месяца назад: Катерину Аркадиевну привез сын – неприятный, красивый мужчина лет пятидесяти, с чуть отвисшей нижней губой и надменным взглядом хорошо устроившегося лакея. Директор Дома ветеранов Хазович лично показывал ему комнаты, где жили старушки – вот они наша слава украшение российской сцены вашей матушке александр александрович тут будет с кем вспомнить былые времена Александр Александрович чуть кивал в ответ, не размениваясь на ненужные слова, и смотрел вокруг невнимательно. Он скользнул взглядом по Агафонкину, протирающему линолеум влажной тряпкой, остался им недоволен и прошел дальше по коридору, оставляя на свежевымытом полу четкие следы рифленых подошв.

Катерина Аркадиевна былое вспоминала, но собеседники для этого ей оказались не нужны: говорила она исключительно сама с собой и все больше отрывками когда-то сыгранных (а, возможно, так и не сыгранных и оттого еще более желанных) ролей. Часто она пела у себя в комнате, танцуя под свои арии, и затем приседала в глубоком реверансе перед видимой ей одной публикой. Агафонкин, если оказывался поблизости, обязательно аплодировал, но Катерина Аркадиевна его не слышала: там, где она пела и танцевала, Агафонкина не было.