Борис Давыдов - Московит-2

Ознакомительный фрагмент

Выхватить саблю ротмистру не дали, буквально повиснув у него на руках. Опускаться же до хлопского мордобоя было бы еще противнее для той самой чести. Поэтому кипевшему от негодования Квятковскому оставалось лишь одно: осрамить наглеца, доказав делом свое первенство! И он, гордо вскинув голову, вызвал обидчика, коим оказался полковник Матвей Гладкий, на состязание. Все тут же встрепенулись, одобрительно загалдели, затопали… Самозванец, с доброй улыбкой глядя на ротмистра, кивнул, хлопнул в ладони и велел джурам подать еще горилки.

– Да побольше, хлопцы! – уточнил он. – Бо противники достойны друг друга, ей-ей…

Князь покачал головой – не в знак отрицания, а просто, как человек, услышавший нечто совсем неожиданное, что несколько обескуражило, сбило с толку.

– Я уже неоднократно убеждался, что советы пана очень полезны, – задумчиво произнес он. – Но сейчас, признаюсь, в замешательстве! На чем основаны подобные опасения?

Ну, и что ему ответить? Сослаться на загадочное «шестое чувство»? Или на реальную историю? Можно, конечно… только в реальности-то Максим Кривонос дважды разбил отряды князя – под Староконстантиновым и под Махновкой… Нет, к Нестору Ивановичу, еще не рожденному на свет, эта Махновка не имеет ни малейшего отношения… Главное – что она на правом берегу Днепра, а не на левом, как Гуляй-Поле!..

– Дело в том, ясновельможный, – я постарался придать и своему лицу, и голосу максимальную серьезность, насколько это возможно для голого человека, сидящего в переносной походной ванне, – что на самом деле, то есть согласно реальному ходу событий… э-э-э… Кривонос переправился через Днепр. И преследовал твою княжью мосць весьма долго и упорно…

– Вот же назойливый мерзавец, пся крев! – нахмурился Вишневецкий, сохранивший внушительный вид, даже будучи в чем мать родила. Князь занимал вторую ванну, стоявшую почти впритык с тою, где нежился его первый советник. – Самое интересное, я уже голову сломал, пытаясь вспомнить его мальчишку, и не могу! Ну никак не приходит на ум, за что я мог казнить этого щенка! Может, так распорядился один из моих старост?

– Не исключено, ясновельможный, – кивнул я. – Однако же горе отца от этого меньше не становится.

– Поговорим об этом позже, – недовольно отрезал Вишневецкий. Точь-в-точь как несколько дней назад. – Так, значит, пан первый советник настаивает на своем предложении?

Ох, как не хотелось отвечать утвердительно! Ванна, пусть и тесная, казалась такой уютной, горячая вода нежила, расслабляла…

– Настаиваю, ясновельможный! – с чуть слышным вздохом сказал я.

Князь тоже вздохнул, но довольно шумно.

– Что скажут дамы – страшно даже представить! – задумчиво протянул он. – Особенно ясновельможная княгиня…

– Но ведь это для их же блага… – пожал я плечами.

– Пан надеется, что они это поймут? – как-то невесело рассмеялся Иеремия.

– Ничуть не надеюсь, ясновельможный. Но так надо!

Вишневецкий после чуть заметной паузы кивнул:

– Надо – значит, надо… Но, тысяча дьяблов, пусть хоть сам Хмельницкий гнался бы за нами со всем своим войском, а мы еще час отдохнем. Гей, слуги! – Он хлопнул в мокрые ладони, воздев их над головой. – Еще воды, да погорячее!

Откинулся полог, в палатку поспешно вбежали люди с ведрами, от которых шел пар.

«Час так час…» – подумал я, откинувшись затылком на деревянную стенку ванной, и закрыл глаза. Хорошо-то как, о боже… Как мало надо усталому человеку, чтобы чувствовать себя счастливым!

Я входил в эту палатку, готовый ко всему. Но только не к виду двух ванн с горячей водой, в одной из которых плескалось бренное тело моего господина и повелителя, будущего короля Речи Посполитой. Князь с довольной улыбкой предложил мне занять свободную емкость, не забыв уточнить, что это – великая честь, узнав о которой, паны Груховский и Качиньский позеленеют от бессильной злобы.

Надеюсь, моего замешательства он даже не заметил. Или приписал обалдению от столь высокой чести… Не объяснять же ему, что у меня в эти секунды с плеч свалился камень весом под добрый центнер!

Глава 9

– Матка Бозка! – с нескрываемым уважением и завистью произнесла княгиня Гризельда. – Поистине, это хороший урок всем нам: никогда никого не презирать! Мы считали московитов невежественными и отсталыми, а они… – судя по порозовевшим щекам княгини, она уже мысленно пользовалась всеми благами московитской цивилизации, столь красочно описанными княжной Милославской. Впрочем, если учесть, что точно так же смущенно зарделись лица у всей женской аудитории, обступившей московитку полукругом, Гризельда явно не была одинока в своих мечтах. Даже служанки, скромно толпившиеся немного поодаль, затаили дыхание, чтобы ничего не пропустить.

Если бы кто-то сказал Анжеле, что наступит день, когда ей придется читать лекции доброй сотне совершенно голых женщин, она или расхохоталась бы шутнику в лицо, или приняла его за ненормального. Особенно если бы он уточнил, что и сама лекторша будет в костюме Евы. Тем не менее это произошло. Благодаря микроскопическому купальнику, несусветно жаркому московскому маю и глупому суеверию толстой тетки Катарины… Ох, неужели Агнешка, когда родит, тоже так расплывется?! Генетика – страшная штука…

Сначала она ничего не поняла. Потом, когда до нее дошло, в чем дело, бедную блондинку обуял самый настоящий ужас. Поскольку у нее хватило ума понять, что положение очень серьезное! Средние века все-таки… Она в полном одиночестве, среди толпы религиозных фанатичек. Ну, пусть даже не фанатичек… хрен редьки не слаще!

До сего дня Анжела понятия не имела, что в минуту серьезной опасности организм человека способен творить чудеса. Причем отнюдь не только в физическом смысле… Ужас очень быстро исчез из ее светловолосой головки, вытесненный холодной, безупречной логикой – той самой, над которой всласть поиздевались в тысячах анекдотов про блондинок.

– А-а-ааа, вот вы о чем! – с доброй улыбкой протянула она, оглядев свое тело, будто увидела его впервые в жизни. – Так у нас в Москве с недавних пор принято, чтобы благородные женщины принимали солнечные ванны! Конечно, это позволено не всем, а только самым знатным, из древних родов, ведущих начало от… – Анжела, на секунду запнувшись, лихорадочно старалась вспомнить, как же звали этого чертова варяга, призванного на княжение. Не вспомнила, но выкрутилась, договорив: – От основателей державы российской! Например, из рода Милославских! – и смерила толпу обступивших ее полячек снисходительным взглядом барыни, решившей пообщаться с «подлым народом». – Лекари утверждают, что это очень полезно для женского здоровья, а особенно для кожи: она тогда становится гладкой, упругой, красивой, шелковистой, без единого прыщика, словно у ребенка…

Глаза у дочерей Речи Посполитой сразу загорелись неподдельным любопытством, и Анжела поняла, что попала в свою стихию. Только толстая пани Катарина, поднявшая тревогу, все еще не сдава– лась:

– Так что же, там дамы из знатных семейств разгуливают… в непотребном виде?! И, проше княжну, что это все-таки за следы?!

Взгляд, которым наградила ее Анжела, мог бы вогнать в краску каменную половецкую бабу. Так, наверное, могла бы посмотреть дама из высшего общества на неотесанную бедную родственницу-провинциалку, заявившуюся к ней в гости без приглашения.

– Я как раз собиралась об этом рассказать… Но у благородных польских пани, я погляжу, принято перебивать, не дослушав?..

Пани Катарина, на которую полячки уставились коллективным взглядом василиска, зарделась от стыда, замахав руками: да сохрани Матка Бозка, ни за что на свете…

Князь, повелительным взмахом руки отослав слуг с пустыми ведрами, пристально посмотрел мне в глаза:

– Я дал слово не торопить пана первого советника, не допытываться, что же за чудесные новинки он хочет внедрить. И я сдержу его. Однако у меня есть некие сомнения и опасения… Буду рад, если пан Анджей их развеет.

– Почту за честь! – тут же откликнулся я.

– Положим, мы дождемся и позора под Пилявцами, и многократного усиления Хмельницкого. Сейм, как предсказывает пан Анджей, переборет свою гордыню и призовет меня: приходи, мол, князь Иеремия-Михаил, спасай Отчизну! Разумеется, я не откажу. Но – пан первый советник особо указывал – нам надо одержать такую впечатляющую победу, продемонстрировать такую мощь, чтобы внушить Сейму самый настоящий страх. То есть это должна быть не просто победа над бунтовщиками, а разгром. Полный, абсолютный, беспощадный. Пан Анджей согласен со мной?

– Полностью согласен, ясновельможный!

– Вот тут и возникает вопрос, каким образом достичь подобного разгрома? Казаки, надо отдать им должное, дерутся с отчаянной храбростью. Конечно, – Вишневецкий снисходительно усмехнулся, – я не раз уж бивал их! И против удара моих гусар им не выстоять… Да не только им – ни одна армия мира не сдержит атаки гусарских хоругвей!