Андрей Круз Цикл "Лучший гарпунщик" - Андрей Круз

хорошо помолчать. Мы так и ехали рядом, бок о бок, лошади аккуратно ступали по каменистой дороге, и только этот стук нарушал почти невероятную, давящую на уши тишину. А дорога так и вела вниз, плавно и осторожно, и, когда она уже почти спустилась к самому морю, Аглая указала на едва заметную тропку, отходившую в сторону между кустами.

— Сюда, приехали.

Лошади, повинуясь команде, свернули в узкий проезд между густыми кустами, спугнув какую-то довольно крупную птицу, которая сначала побежала, а потом резко взлетела с хлопаньем крыльев и полетела низко над кромкой берега, забирая в сторону суши. Наперегонки распевали сверчки, вода с шелестом накатывала на песок.

Бухточка действительно была… волшебной, пожалуй, иначе и не назовешь. При этом мелкой: каждый камешек, каждая песчинка на дне была видна.

— С этой стороны острова не купаются, здесь течение холодное, — сказал Аглая, спускаясь с седла и привязывая лошадь к стволу то ли низкого деревца, то ли высокого куста. — Вон там, дальше, котловина на дне. Оттуда холодную воду вымывает и гонит ее вон туда, прямо на юго-восток. А здесь мелко, и вода немного застаивается, поэтому всегда тепло.

— А как насчет акул? — вроде как в шутку, но на самом деле вполне всерьез поинтересовался я.

— Их здесь не бывает почти, дальше один песок, рыбы с этой стороны мало — вот и их нет, — ответила Аглая, снимая с конской спины корзинку с обедом. — Подстилка у тебя?

Я оглянулся, убедился, что за седлом приторочено свернутое в трубку покрывало, кивнул, начал его отвязывать.

— Стели на песок и сюда не поворачивайся, — категорически заявила она. — Мне переодеться надо.

Пока я выбирал место поудобней и расстилал одеяло, Аглая успела переодеться в купальник. Вполне такой нормальный, совсем не пуританского вида купальник белого цвета, разве что с такими короткими шортиками. В купальнике она мне еще больше понравилась. Она была именно такой, как я ее себе и представлял, — сильная, гибкая, стройная, с гладкой загорелой кожей.

— Давай переодевайся — и за мной, — сказала она, решительно направляясь к воде. — Вода чудесная должна быть.

— Мигом!

У меня переодевание заняло еще меньше времени. Чувствуя, как подошвы пружинят по горячему, даже обжигающему песку, я добежал до кромки воды и увидел, что Аглая пока еще вовсе не купается. Несмотря на воду, теплую, ласкающую ноги, она входила в нее медленно, высоко поднимая колени и с каждым шагом все сильнее и сильнее втягивая живот. В общем, «рубила хвост по частям».

— А если с разбегу, разом? — спросил я.

— Не могу я разом! — сердито огрызнулась она. — Не мешай, зайду ведь в конце концов… ой, холодно!

Понаблюдав некоторое время за мучениями, я аккуратно, чтобы не брызнуть, обошел погрузившуюся почти по пояс и втянувшую живот чуть не до позвоночника Аглаю, которая при этом еще и подняла руки над головой, чтобы, наверное, сохранить их сухими до последней секунды, и аккуратно отплыл подальше. Правда, при этом обнаружил, что мне здесь все равно примерно по грудь, не глубже.

— Давай затащу! — предложил я с безопасного расстояния.

— Даже думать не смей! — крикнула она. — Я тогда тебя сразу утоплю! А когда выберусь, то еще и застрелю!

Ничего, зашла все же. Сначала почти по грудь, потом наконец решилась и проплыла вперед, сделав несколько энергичных гребков и заодно оказавшись рядом со мной.

— Как тебе здесь?

Я огляделся. Пейзаж вызывал ощущение чего-то нереального — настолько он был красив. Понимаю, что она не про пейзаж спрашивает, для нее он все же почти обыденность, но для меня он шел в придачу к этой бухточке, теплой, нежной, прозрачной воде, маленьким рыбкам, суетящимся возле дна и почти неразличимым на его фоне.

— Прекрасно здесь, — сказал я, — хоть жить оставайся.

— Ну здесь жить не так уж хорошо будет, — усмехнулась она. — В шторм от шума спать не сможешь, и сыреть все будет, а так — вон строй себе дом на склоне и живи. Не хочешь?

— Нет, — решительно ответил я. — Мне бы к тебе поближе поселиться.

— Да ладно, ты уже из седла не вываливаешься — доедешь, — засмеялась она. — Поплаваем?

Плавала она ловко и быстро, как-то по-мальчишески, хоть такому и странно было бы удивляться: все же островитянка. Мне показалось, что я устал быстрее, чем она, хотя вроде сам в хорошей форме. Когда уже остановились и отдыхали, она сказала:

— Каждый раз, как сюда приезжаю, вот так, десять раз в каждую сторону — от того камня и до того, — показала она действительно тот маршрут, по которому мы сейчас гребли. — Жаль, что каждый день не получается.

Потом просто плескались в воде, я нырял, стараясь гоняться за юркими рыбками, а Аглая пыталась лежать на воде, но без особого успеха — сразу начинали тонуть ноги. Когда выходили из воды, я взял ее за руку. Она немного напряглась, но не отдернула своей ладони. Так и довел ее до нашего покрывала, где она руку забрала, мягко, но вполне решительно, с намеком.

Загорали, лениво болтая, потом еще окунулись, а затем открыли корзинку с обедом. Валентина расстаралась, положив туда много всего и всякого, — получился настоящий пир, неторопливый и блаженный, под лимонад из большой оплетенной бутылки. Когда мы закончили и, вальяжно развалившись, загорали, Аглая сказала:

— Лимонад допили, а скоро пить опять захочется.

— И что? — лениво спросил я.

— Надо собираться и ехать дальше, к ручью. А там можем что-то еще придумать.

— Постреляем? — предложил я. — Я сто патронов прихватил, специально для этого.

— Я так себе стреляю, — сказала Аглая, приподнимаясь с покрывала.

— А я тебя поучу — не все же тебе меня учить.

— Да? Ну… тогда отворачивайся, я переодеваюсь.

* * *

Домой я вчера приехал поздно. Мы и пострелять успели, и посидеть у Аглаи на веранде, попивая чай, и болтали, и молчали вместе — в общем, чудесно день прошел. Возвращался на Зорьке, которую мне подвел Степан, когда я уже собрался домой. На прощание Аглая легко поцеловала меня в щеку, едва коснувшись, и оттолкнула во избежание излишних вольностей с моей стороны, хотя я таковых допускать и не собирался.

А сегодня день был рабочий, дел полно, так что я вчерашнее блаженное состояние с себя насильственно согнал и отправился в порт. Не верхом уже — пешком, предварительно подойдя к садовнику и конюху, которого звали Прокопием, вручив ему три рубля и попросив в мое отсутствие приглядывать за кобылой, на что он сразу и радостно согласился. За фураж, кстати, еще отдельно платить придется. Но никуда не