Крымский цугцванг-1 - Михаил Леккор

времени. Романов еще не выехал из Кремля, задержавшись с беседой с министрами силового блока. И теперь мысленно рассуждал о том, что в положении высокопоставленного любовника (будем честны, а то понятие гражданская жена столь же бестолково, как и словосочетание благоразумная женщина) есть свои плюсы и минусы. Минусы в том, что и время с ней провести много не может и даже встретить в аэродроме не в силах. И дело не только в нехватке драгоценных минут. Если президент Российской Федерации вдруг поедет в аэродром встречать английскую поданную (шила в Москве не утаишь), то это может привести к серьезным политическим и экономически сдвигам. Вот так.

И потому приходится ему торчать на работе.

Зато плюсы тоже большие. В предновогодние дни машина с проблесковыми маячками почти как волшебный посох Деда Мороза — проведет куда угодно и в кратчайший срок. И бегать за подарками и продуктами не надо. Только составь список.

Он закончил совещание с силовиками, поздравил их с новым годом и наконец-то покинул Кремль. Новогоднее поздравление он записал еще накануне, больше его в этом году здесь ничего не задерживало.

До квартиры Маша доехала гораздо раньше — водитель представительского лимузина торопился, как и все нормальные люди, домой, к семье и гнал, пользуясь правами водителя ВЫСОКОПОСТАВЛЕННОЙ ОСОБЫ, с предельный скоростью. Поэтому, когда Романов открыл двери, Маша, как и положено жене, встретила его на пороге с нагоняем за опоздание и с поцелуем.

Впрочем, приветственный поцелуй быстро перерос в страстный. Будь они лет на десять моложе, то новогодний год вполне мог начаться для них в постели.

А так, Маша, отстранилась, поправила волосы у зеркала и велела мыть руки.

— Перекусим перед новым годом. А то еще четыре часа до праздника, а я последний раз ела целую вечность назад.

Президент человек занятой и, конечно же, не должен заботиться о хлебе насущном. Особенно, если он холостяк и готовить ему некогда. Поэтому в квартире готовила приходящая хозяйка. Ну и конечно, да здравствуют полуфабрикаты!

Кстати, жил он уже в другом месте. Президент не может жить в однокомнатной квартире обычного двенадцатиэтажного дома спального района. Теперь он проживал в пресловутой Рублевке в двухэтажном особняке, окруженном со всех сторон охраной.

Маша, первый раз оказавшаяся в этой квартире, долго ходила, рассматривала обстановку.

— На Западе жилье преуспевающего человека чуть выше среднего уровня, — сделала она вывод. — И надо было становиться президентом, чтобы добиваться этого.

— Что? — не сразу понял он. А потом смеялся до слез. — Машенька, о чем говоришь. Ты как среднестатистическая мещанка из произведений Зощенко.

Маша обиделась.

— Девочка моя, — подошел к ней Романов. — Все мои помыслы о России, как помочь ей становиться сильной и крепкой, а людям — богаче и зажиточнее. А все это, — обвел он рукой, — не мое. Уйду я из президентов, достанется моему преемнику. А ты… эх ты!

Маша посмотрела на него, вздохнула.

— Прости, я, наверное, размечталась. Пойдем на кухню. Там тебе заготовлено столько еды, что надо начинать прямо сейчас, иначе испортим.

Предложение было дельное, благо он только пообедал около двух, а ужин отложил до приезда Маши.

Он решил немного поставить ее на место.

— Слушай, Маша. Все хотел тебя спросить…

Она остановилось и жестко посмотрела ему в глаза, понимая, что сейчас он скажет гадость. И не ошиблась.

— А сколько тебе лет?

— Утром исполнилось сто двадцать. А что?

— Ничего, — вздохнул президент России. Вот и спрашивай после этого.

— Ты так изменился, — наливая чай, как ни в чем не бывало сказала она, — и как тебе быть президентом?

— Не знаю, — с полным ртом сказал Романов, — со стороны, наверное, видней.

— Не увиливай, — улыбнулась Маша, — тоже мне скромник нашелся.

— Да нормально, — ответно улыбнулся Романов, — профессия как профессия. Хотя, как ты понимаешь, сложновато, не работа научным работником.

— А тебя на Западе так изображают… — закатила глаза Маша. — То буквально ставленником Штатов, то жутким и злобным врагом.

Романов сделал удивленное лицо. Было бы смешно говорить, что он ничего этого не знает. Слава Богу, ФСБ в России еще работало.

Маша внимательно посмотрела на него.

— Романов, — сердито сказала она, — ты хоть раз мог бы притвориться?

— М-гм? — изобразил он удивление.

— У тебя на лице все написано!

— Прямо так и все? — всерьез забеспокоился Романов.

— Ну не все, — уступила Маша. И полюбопытствовала: — а что ты так забеспокоился? Слушай, а ты как президентом работаешь, такой нервный и дерганый?

— Работаю, — сухо произнес Дмитрий Сергеевич. Набрался сил и сказал: — слушай, выходи за меня замуж!

— Что? — дрогнул голос Маши. Она помолчала и сказала недовольно: — ты бы хоть мне бутерброд дал положить обратно на стол. А то выслушиваю предложение с куском колбасы во рту.

— Хорошо, — смирено сказал Романов.

— Что хорошо? — подозрительно спросила Маша.

— Жду, когда ты положишь бутерброд.

— Ладно уж, — смирилась Маша, — я согласна. А то когда еще президент России…

Ей пришлось замолчать, поскольку Романов обнял ее и крепко поцеловал. А потом поцеловала она.

Вот так и началась семейная жизнь Дмитрия Сергеевича Романова — академика и научного сотрудника, временно перешедшего к исполнению должности президента страны.

Встреча G7 в Маниле прошла с помпой, шумом и свистом на весь белый свет. Если марсиане существовали, то и они знали обо всем. Западная пресса постоянно напоминала о том, что это первая встреча после того, как Россия сумела «улучшить свои геополитические позиции», словно то была встреча не Большой Семерки, а встреча России и Большой Семерки. По-видимому, появление российского министра иностранных дел СМИ было так и оценено.

Между тем, Каргузов имел широкие полномочия… отлынивать от любых переговоров с Большой Семеркой, что он и делал с большой охотой на протяжении всего саммита. России было пока нечего искать в ее объятиях. И в первую очередь не от того, что ей ничего было не надо, а потому, что Запад не был готов к уступкам. А если не готов, то о чем говорить?

Вся эта шумиха прессы была организована главным образом самой прессой и политической подоплеки не имела. И если обыватель вздохнул с облегчением — международная обстановка стала менее напряженной, то политики имели другую точку зрения.

Каргузов произнес несколько