Владимир Романовский - Хольмгард

Эржбета кивнула и поднялась в седло.

Дир и Гостемил, сидящие у забора, даже не заметили, казалось, прибытия и отбытия хозяина дома.

ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ. СЛЕДУЮЩИЙ ВЕЧЕР

Игорев Сторец, на самом краю ладожских владений, всех гостей встречал с одинаковым равнодушием. Все, что умудрялось здесь расти или водиться, знало, что не каждый, сюда прибывший, здесь останется. Небо над Игоревым Сторцем бывало солнечным несколько раз в году, как правило тогда, когда пользы от этого не было никакой — в середине зимы, или ближе к осени. Деревья и трава вид имели надменно упрямый — будто росли они здесь назло всем законам природы. Несколько домов ютилось ближе к пограничью, к собственно Ладоге — там условия были менее жестоки, продувные ветры, тоже очень сильные и холодные, не забирались неуклонно под шкуры и одежды, дожди, хоть и частые, и сильные, не напоминали водопады, снег не покрывался, не успев выпасть, толстой ледяной коркой (корка эта вес путника не выдерживала, ломалась, и, ломаясь, рвала на путнике порты и резала ноги). Не то Игорев Сторец удерживал в своих пределах память о леднике, не то теплые ветры с запада и юга обходили его стороной, не то северные циклоны, из тундры, благодаря особенностям ландшафта, пробирались сюда не смягчась — кто ж знает. Неуютное место.

Охотничий домик посередине большого поля неизвестно для кого был построен, неизвестно когда брошен. Неизвестно, кому в голову пришло во время оно охотиться в Игоревом Сторце — и на кого. Крупные звери не водились, мелкие водились редко и, упустив одного зайца, следующего нужно было ждать сутки.

Восемь лошадей привязали к косякам, к ставням, к крыльцу. Лошадям явно не нравился Игорев Сторец, а трава у них под копытами была такая, что есть ее, скорее всего, было нельзя. Они и не ели.

Отсчитав восемь шагов от южного угла западной стены, и еще семь под прямым углом к этой линии, Горясер воткнул сверд вертикально в землю. Ветер усиливался, сумерки начали сгущаться. Двое из его спутников, вооруженные короткими лопатами, начали копать землю рядом со свердом. Остальные присели у южной стены, частично защищавшей их от ветра. Можно было скрыться в домике, но дверь оказалась заколоченной, а домики, простоявшие полстолетия с заколоченной дверью, редко отличаются приятностью интерьера.

Через некоторое время двое с лопатами присоединились к остальным, сели у стены, и следующие двое продолжили работу.

— Глина сплошная, — пожаловался один из только что работавших. — Глина да щебень какой-то. И замерзшее все. Эдак мы долго провозимся.

— Время есть, — сказал Горясер.

— Костер бы развести.

— На таком ветру? Всю морду искрами засыплет.

— Никаких костров, — отрезал Горясер. — Нас никто не должен видеть, неужто непонятно?

— Да кто сюда придет на нас смотреть?

— У меня в мешке бжевака осталась, кто хочет бжеваки?

— Лучше бы прихватил что-нибудь посолиднее.

— Я прихватил, вы же по дороге все и слопали.

— Идет кто-то.

— Где?

— А вон.

По полю к домику приближалась фигура, отчетливо видимая в только что занявшихся сумерках. Фигура шла спокойным шагом, не выражая ни враждебности, ни дружелюбия.

— По-моему, это не входит в твой план, Горясер.

Горясер поднялся. Фигуру и домик разделяло двести шагов. Можно пойти навстречу. А можно просто подождать, пока фигура приблизиться — а она, фигура, именно к домику идет, больше здесь идти не к чему — и выяснить, что ей, фигуре, надо. Раз идет — значит, что-то надо. Правда, идет она сюда, фигура, не на радость себе, поскольку придется ее положить на место того, что они сейчас откапывают, и закопать. Но сперва посмотрим, что надо.

Фигура приблизилась на сотню шагов. Порыв ветра пригнул редкие сгустки травы на поле, а когда он стих, один из сидящих у стены вдруг завалился на бок. Из горла у него торчала стрела. И тут же другой, со стрелой в груди, не успев даже охнуть, тоже завалился. Следующую стрелу отбросило чуть в сторону порывом ветра. Все были теперь на ногах, все кинулись к углам, и двое до углов не добежали — упали со стрелами в шеях. Горясер, стоявший ближе всех к углу, метнулся за него, а следующий за ним упал со стрелой в спине. Через мгновение упал один из копавших. Второй бросил лопату и заметался, и догадался броситься на землю, но не успел.

Горясер, припадая к стене, добежал до следующего угла и повернул. К шее приставили лезвие.

— Спешишь? — спросил Ликургус. — А ты не спеши. Дело есть.

— Какое дело? — осторожно спросил Горясер, косясь на клинок. — Э! Да мы знакомы! Яван?

— Не радуйся, чего ты так обрадовался.

— Я готов поделиться. С тобой и с тем, кто там идет.

— Я бы очень удивился, если бы в данном своем положении ты не был к этому готов. Хоть это ничего и не изменило бы в твоей судьбе.

— Веревка в мешке? — спросила Эржбета, выходя из-за противоположного угла.

— Да, — сказал Ликургус. — А ну, Горясер, протяни-ка руки свои назад и соедини-ка их за спиной. Сделай вид, что ты важный очень человек.

Эржбета связала Горясеру руки.

— Домик заколочен, — сказала она.

— Расколотим. Тут где-то были лопаты. Дать тебе сверд?

— Не надо. Если нужно, я его одними ногтями разорву. Начиная с глаз.

Ликургус вложил сверд в ножны и пошел подобрать лопату. Доски были старые, гвозди ржавые, легко поддались. Прихватив походную суму Горясера, он вошел в дом. Внутри все оказалось покрыто толстым слоем отчаянной застарелой пакости, пахло затхло.

— Веди его сюда, — позвал Ликургус, дождавшись интервала между порывами ветра.

Эржбета завела маленького юркого человека в домик. Горясер не упирался. Ликургус попытался прикрыть дверь — она упала с петель. Тогда он просто прислонил ее ко входу. Ветер дул с другой стороны. Порывшись в своей собственной походной суме, Ликургус вынул и без труда зажег свечу. Эржбета отвела Горясера в угол и, прислонив его к стене, взяла у Ликургуса свечу. Капнув воском на покрытой пакостью стол, она установила свечу на поверхности.

— Что вам нужно? — спросил Горясер, наблюдая за действиями странной пары. — Я предлагаю дележ. Вы согласны? Не согласны?

Ему не ответили.

— Если не согласны, объясните хотя бы почему, — потребовал он, понимая, что это конец.

— Ты мне дом сжег, — сказал Ликургус. — Мне теперь людей на званый обед пригласить некуда.

— Это все? За дом возьми себе, сколько сочтешь нужным.

— Вместе с домом ты сжег моего гостя.

— Я не знал…

— Что он мой гость? Или что он мой друг? Врешь, знал.

Возникла пауза.

— Так что же? — спросил, не зная, что еще спросить, Горясер.

— Этого мало? — Ликургус присел над походной сумой Горясера и заглянул в нее. — Ты также убил женщину, которую я когда-то спас. Спас не один, но вместе с тем человеком, который погиб вместе с ней в горящем доме. Возможно, этого тоже мало. Что ж. Лично я бы просто свернул тебе шею.

— Но ты ведь этого не сделаешь, не так ли.

— Не сделаю.

— Потому что?…

— Со мною вот — видишь? — женщина. Ты погубил единственного человека на земле, которого она любила.

Кожа на лице Эржбеты стала белее снега, веснушки проступили темными точками на ней, глаза широко открылись.

— И женщина эта страшная, — продолжал Ликургус, разглядывая свиток, вынутый им из походной сумы. — Мы с нею оба страшные, и трудно сказать, кто из нас страшнее. Сейчас мы тебе будем мстить. Не пугайся понапрасну, не воображай себе невесть что — ни в каком страхе, ни в каком кошмарном сне не привидится то, что мы с тобою сейчас будем делать. Медленно. Долго. Но ты можешь, конечно же, облегчить свою участь каким-нибудь признанием.

— В чем мне признаваться?

— Не знаю, честно говоря. Но ты подумай, может и вспомнишь что-нибудь.

— Ты и так уже все сказал, — буркнул Горясер. — И вот что. Убить вы меня, конечно, можете, и пытать и мучить тоже, но ведь это никого не вернет к жизни, не так ли. А я мог бы предложить вам такое, что, хоть и не облегчит… не… но поможет вам сделать…

— Что именно?

— Вы можете взять власть над Неустрашимыми. Вы можете повелевать судьбами всего мира. Но для этого вам придется сохранить мне жизнь.

— Ты говоришь не подумав, — заметил ему Ликургус. — Этому горю можно помочь. Например, отрезав тебе для начала язык. Эржбета, у меня нет с собою ножа.

Эржбета наклонилась и вынула нож из сапога, но Ликургусу не отдала.

— Повремените. Пожалуйста, — сказал голос за дверью. — И не нападайте на меня. Здесь свои.

Ликургус и Эржбета переглянулись. Ликургус поднял сверд.

— Заходи.

— Дверь сломана.

— Заходи как сумеешь.

Стоящий за дверью осторожно, не делая резких движений, отставил ее, дверь, в сторону. Ворвавшийся в домик порыв ветра едва не задул свечу. Войдя, Александр приставил дверь на прежнее место.