Инсургент - Александр Евгеньевич Сухов

монарха от воздействия крепкой выпивки. После того, как царь основательно прочухался, я продолжил нашу плодотворную беседу:

— Вообще-то, Ваня, я всегда считал тебя человеком, хоть и недалеким, но все-таки добрым, хотя бы в отношении родных тебе людей. Эвон, как ты помог своему дядюшке Константину и его семейству. Думаешь, никто об этом не знал и не ведал? Да твой покойный батюшка с восторгом рассказал мне о душевной доброте своего старшенького. А ты оказался самой настоящей свиньей — пошел на сговор с извечными нашими врагами. Тварь ты, Ваня! Какая же ты тварь! К тому же, дурак. Дать письменное согласие на устранение отца, матери, родных братьев и сестер, способен лишь умственно ограниченный индивид. Лучше бы «на печи сидел» как Иван из той сказки, ибо ты и есть самый что ни на есть дурилка картонная.

— Недоказуемо! Нет на моих руках крови родных мне людей! — заорал Бельский, затем продолжил более спокойным и уверенным тоном: — Насколько мне известно, Форин-офис на Даунинг-стрит нынче разрушен до основания, и все хранившиеся там документы уничтожены, если таковые даже и были. Господом Богом клянусь, что никаких бумаг на согласие занять престол в случае смерти моих родственников я не подписывал! Долговые расписки, да, признаю, было дело, но по ним казначейство уже всё выплатило…

Я не позволил царю дальше разглагольствовать, самому себе противореча, на тему его абсолютной непричастности к покушению на царский поезд.

— Ваня-Ваня, что же ты так опрометчиво разбрасываешься клятвами? Господь ведь там на небесах правду видит и клятвопреступников наказывает. Ну это так, лирика, на самом деле там, — я поднял над головой руку с вытянутым указательным пальцем, — уверяю тебя, никакого Страшного Суда нет и вообще ничего нет… Впрочем, об этом поговорим как-нибудь в другой раз. А пока… — Я расстегнул замок своего портфеля, извлек оттуда перевязанную тесемками папку и положил перед Его Императорским Величеством. — Как сказал один мудрый человек: «Рукописи не горят», так что, Иван Петрович, прошу ознакомиться с содержанием этой папочки. И даже не пытайся уничтожить бумаги, уверяю, у тебя ничего не получится.

Трясущимися от волнения руками царь развязал узел, вытряхнул на стол содержимое папки и, увидев, что именно там находится, буквально отпрянул, как от клубка ядовитых змей.

— Не может быть! — заорал Иван Петрович. — Меня уверяли, что архив полностью сгорел!

— Как видишь, Ваня, не полностью, кое-что интересное все-таки сохранилось. И этого интересного достаточно, чтобы тебя, как английского короля Георга Третьего, обвиненного сто двадцать пять лет назад в отцеубийстве, лишить твоей глупой башки. Уверяю, думским боярам будет в радость объявить тебе импичмент ибо дураков, не способных замести следы своих преступлений, на столь высоких постах не уважают.

— Импичмент? — обескровленными губами произнес царь.

— Ну да, на языке любимых тобой англов означает «недоверие». А недоверие к монарху, я тебе уже популярно объяснил, чем заканчивается. Так вот, Ваня, стоит мне представить в Боярскую Думу эту папочку, считай, секир башка нынешнему Государю Императору. Скорее всего, это станет концом династии Бельских, ибо достойными взойти на Российский Престол считают себя едва ли не половина думских. А это, как несложно догадаться, гражданская война. Я же, как истинный патриот своей Родины, не хочу, чтобы брат убивал брата, отец — сына, ну и так далее. Поэтому у меня к тебе имеется конкретное предложение…

Перепуганный до смерти Иван едва ли понимал половину сказанного мной, однако за брошенную «соломинку» его замутненное паническим ужасом сознание все-таки зацепилось.

— Предложение? Какое предложение?

Я одарил сидящего передо мной мужчину самой благодушной улыбкой из своего арсенала улыбок и принялся излагать суть моей задумки:

— Ваня, ты немедленно соберешь в этом кабинете всех значимых министров во главе с канцлером и прочих членов Государственного Совета. В их присутствии зачитаешь вот этот документ. — Я протянул царю заранее заготовленную бумаженцию.

— Владимир, Кремль. — Начал читать вслух Иван Петрович. —

Господу Богу угодно было ниспослать России новое тяжкое испытание. Происки врагов внешних и начавшиеся внутренние народные волнения грозят бедственно отразиться на будущем нашего многострадального Отечества. Судьба России, благо народа, будущее дорогого нашего Отечества требуют кардинальных решений в борьбе с грозящей всем нам опасностью. В эти решительные дни в жизни России почли мы долгом совести облегчить народу нашему тесное единение и сплочение всех сил народных для скорейшего достижения победы и признали мы за благо отречься от престола государства Российского и сложить с себя верховную власть. Не желая расстаться с любимым сыном нашим, мы передаем наследие наше незаслуженно обвиненному в многочисленных преступлениях против государства и существующего режима, ныне полностью реабилитированному нашей властью Воронцову Андрею Драгомировичу…

Не дочитав документ до конца, он разорвал его и с негодованием отбросил от себя, так что две неравные половинки на пол упали. Ничего, у меня еще несколько экземпляров заготовлено — я предусмотрительный.

— Ты…ты… — тыкал в меня указательным перстом возмущенный император. — Да как ты посмел⁈

Ну да посмел. Признаюсь, идея пришла мне в голову не вчера, а после престранного события в Зазеркалье, когда я стал обладателем заклинания «негатор», выражаясь языком геймеров первой моей реальности, получил имбовую фичу, иными словами, преимущество, полностью нарушающее игровой баланс в мою пользу. Если кто-то скажет, что жизнь вовсе не игра, отсылаю его к Вильяму нашему Шекспиру, давшему на сей счет вполне определенный ответ[1]. Я вовсе не какой-нибудь фанатик-властолюбец, стремящийся любыми способами дорваться до власти. По большому счету, оно мне не очень и надо. Однако, памятуя, что сотворили с моей страной откровенно немощные руководители моей прошлой реальности, неожиданно для себя, осознал, что никто кроме меня не способен в сложившейся ситуации вывести страну из той критической ситуации, в которой она оказалась в результате правления бездарного монарха, к тому же, подконтрольного зарубежным кураторам. Вспомнил благостный сонм безвольно машущих ладошками с трибуны Мавзолея старичков, энергичного гаденыша с пятном на лбу, вечно пьяного «царя Бориса», и так мне обидно стало за обманутый народ российский, аж скулы свело.

— Ваня, — я с укором посмотрел на беснующегося царя, — ну ты же понимаешь, что в сложившихся условиях тебе грозит, как минимум усекновение твоей тупой башки, как максимум расстрел через повешение, опять таки с отсечением головы. Ты манифест дочитай до конца, чтобы перед уважаемыми людьми не опростоволоситься, когда зачитывать перед подписанием будешь, ну если, конечно, жить хочешь. А потом я тебе обскажу дальнейшую твою судьбу, а также всего твоего семейства. — С этими словами я протянул ему второй экземпляр.

Взяв себя в руки, монарх все-таки продолжил чтение документа:

— …Воронцову Андрею Драгомировичу, как человеку достойному и благословляем его на вступление на престол государства Российского. Заповедуем ему править делами государственными в полном и ненарушимом единении с представителями народа в