Чужой среди своих - Василий Сергеевич Панфилов

— Мам, — негромко сказал я, видя, что перепрошивка в обще-то подходит к концу, и Лёвкой, подозрительно шмыгающим носом, занимается уже его собственная мать, — а тебя когда после лагеря сослали, там какой народ был?

— Да всякий… — не сразу ответила она, — и полицаев бывших хватало, и дезертиров. Но в основном обычные люди. Скажем, при немцах работал где-то.

— В управе? — живо поинтересовался я, знающий о войне только из фильмов.

— В управе… — усмехнулась она, — этих, после прихода советских войск, быстро… убрали. Нет, в основном просто — при немцах. Хватало и этого.

— Да, хватало, — повторила она задумчиво, — На складе где-нибудь, на железной дороге или ещё где. А что делать? Просто так тебя кормить никто не будет, да и мобилизуют человека оккупационные власти, и что делать? Спорить начнёшь, так значит, ты или партизан, или подпольщик… А если семья?!

— А потом… — она еле заметно усмехнулась, — наши пришли. Ну, самых одиозных из тех, кто убежать не успел — на виселицу.

— Не только, — негромко добавил отец, прислушивающийся к нашему разговору, — иногда и мелкую сошку к стенке ставили. Это смотря кто в руководстве политотдела части был, и какие установки сверху на тот момент были спущены.

— Да, — согласилась с ним мама, — многих в горячке тогда… не разбирались особо. А потом живут себе люди и живут… как могут, как раньше. Все под оккупацией жили, все так или иначе на немцев работали. Ну а позже, иногда несколько лет спустя, суды, ссылки…

— Иногда действительно что-то всплывало, — дёрнув плечом, сказал отец, доставая из портсигара последнюю папиросу и прикуривая её, — но чаще — будто жребий кидали. Бывало — полицай, если не слишком замарался, получал символическое наказание, и жил себе дальше, а бывало — срок кому-то на всю катушку за то, что он, мобилизованный оккупационными властями, на железной дороге работал, ремонтировал её после налётов.

— Родственники ещё, — добавил дядя Боря задумчиво, не поясняя больше ничего.

— Да, — подтвердил помрачневший отец, — если неправильные родственники, или происхождение не то, это как отягчающее…

— Ага… — озадаченно сказал я, пытаясь собрать полученную информацию в кучку и не потерять её. А, да… это всё интересно, но я ж немного другое хотел узнать!

— Мам, а у тебя в ссылке какое окружение было? — интересуюсь негромко, стараясь не глазеть на Лёвку, который, всхлипывая, уткнулся халат тёти Фаи, и, негромко и очень быстро, мешая русский с идишем, рассказывает ей что-то.

— Окружение? — задумалась мама, — Да знаешь, повезло с окружением! Всякий народ был, да… но мне повезло, в основном буржуазная интеллигенция, много бывших адвокатов, профессуры.

Она начала было рассказывать о своих соседях по ссылке, очень живо и ярко, но тут спохватилась тётя Фая.

— Боря! — перебила она маму, — Ханна, золотце… прости, что перебиваю, но об этом ты потом можешь рассказать, а сейчас народ и люди пошёл на работу, и нам надо туда же, но сначала поговорить!

— Ой, в самом деле… — засуетилась мама, собираясь вместе с кузиной, — Я с тобой, да?

Тётя Фая закивала, сказав несколько слов на идише, и я, в который уже раз, пообещал себе выучить его! Не потому даже, что это теперь часть моей культуры, но и потому, что у евреев, пусть даже не всех, это разговорный язык, и что-то подсказывает мне, что если я не буду его знать, то пропущу много интересного!

Они начали собираться, негромко переговариваясь и то и дело перескакивая на идиш, мешая его с русским и польско-украинским.

— Если Вера, — с помощью длинной ложечки обувая туфли, быстро говорила тётя Фая, — то ей…

Покосившись на меня, она переключилась на идиш, но в общем, понять не сложно — обговаривают, что, кому и как говорить. Люди по-разному воспринимают информацию, и одним надо в лоб, а другим непременно как бы между прочим.

— Потом обязательно, — выделила голосом мама, — выйдете во двор погулять.

— О затоне начали говорить с самого начала, — подхватываю я, — а Лёва, вообще-то первым заметил Лёшку под водой, и винит себя за то, что не сумел ухватить его сразу.

Мать замерла, переглянувшись с отцом.

— Взрослый… — задумчиво сказал он, — уже совсем почти взрослый.

— Ну… мы пошли, — неловко сказала мама, выходя за дверь, — не скучайте! Часа через два или три придём.

— И пожалуйста, никуда сегодня не со двора ходите… — совсем тихо добавила тётя Фая.

Взрослые ушли, а я, глянув в окно и убедившись, что они не пустили ситуацию на самотёк и прямо сейчас доносят до выходящих на работу соседей правильную точку зрения, длинно выдохнул и принялся хлопотать, всячески тормоша кузена.

— Кофе умеешь делать? — поинтересовался я у Лёвки, несколько отживевшего, но всё ещё изрядно безучастного, сидящего с красными глазами.

— А? — вяло отозвал он, длинно втянув носом воздух, — Да, умею…

— Сделаешь?

Несколько минут спустя мы уже сидели за столом, подъедая вчерашнее. К своему удивлению, я не то чтобы успел проголодаться, но место в желудке нашлось!

Напомнив себе, что я растущий организм, и что чувство лёгкого голода, оно относится к организмам выросшим, ел без особой жадности, но с удовольствием, иногда аж зажмуривая глаза.

— Если бы… — начал было Лёвка, замерев с вилкой в руке.

— Забудь! — перебил я его, щёлкнув по лбу чайной ложечкой, — Понял? Забудь! Ты вообще не причём! Я познакомиться с вашей компанией не успел, как малявки ныть начали про затон!

— Да, но…

Я пхнул его в плечо и понёс какую-то околесицу, отвлекая от мрачных мыслей. А заодно и себя…

Это не первая смерть, которую я видел. Приходилось помогать «Скорой» на трассе и закрывать глаза сгоревшему от рака другу, не говоря уж о бесчисленных животных, которых спасти не удалось, или, что ещё хуже, которых пришлось усыплять, хотя не все из них были смертельно больны, и даже не все — больны… Это крест, который приходится нести, наверное, любому ветеринару.

А вчера… Несмотря на все воспоминания взрослого человека, я всё-таки подросток, и воспринимаю мир через призму подростковых эмоций! Не то чтобы это большая новость для меня, но каждый раз — как впервые…

— Лёв, — начал я, переключая внимание, — да никто бы не успел схватить его!

— А?! — не понял кузен.

— Ну, под водой тогда… — нарочно подтормаживаю, делая вид, что не понимаю, — за руку!

— Д-да… — кузен было завис, но я, имея некоторый опыт, продолжил перепрошивку, делая акцент именно на том, что он не успел. На том, что он переживает о том, что для спасения Лёхи не хватило этих нескольких секунд, хотя это,