Венера на половинке раковины. Другой дневник Филеаса Фогга - Филип Хосе Фармер

оказалась на два градуса холоднее, чем требовалось? Ведь ему только и нужно было, что проверить термометр. Почему же он не поступил подобным образом, хотя знал, как это важно?

Объясняется это следующим образом: он проверял термометр. Мистер Форстер подождал, пока температура опустится до восьмидесяти шести градусов, и только после этого вынес воду из кухни. Он хорошо знал, что когда доберется до спальни на третьем этаже, температура воды окажется ниже необходимой. И совершенно не огорчился после того, как мистер Фогг сообщил ему об увольнении.

Скорее, это мистеру Фоггу следовало расстраиваться, ведь метроном его жизни сбился с заданного темпа. Внезапно все пошло не так. И хотя мало кого потревожит разница температуры воды для бритья всего лишь в два градуса, но мистер Фогг отнесся к этому очень серьезно. Однако безмятежное выражение его лица почти не изменилось. Только брови приподнялись, словно крылья птицы, привыкшей парить в воздухе всю свою жизнь и лишь изредка с неохотой взмахивающей ими. Затем брови опустились, и Фогг произнес холодным, но совершенно лишенным гнева голосом:

– Вы уйдете, как только я найду нового слугу. Обратитесь в соответствующее агентство для поиска преемника, а я побеседую с соискателями. Ради этой цели я готов задержаться.

Форстер ответил:

– Да, сэр. Очень хорошо, сэр. Могу ли я попросить у вас рекомендацию?

– До этого момента я был доволен вашей работой, – сказал мистер Фогг. – И я, безусловно, готов это подтвердить перед любым вашим предполагаемым нанимателем. Но я также должен буду четко объяснить, почему мне пришлось отказаться от ваших услуг.

Мистер Форстер на это ничего не ответил, но наверняка подумал, что мало кто из нанимателей сочтет разницу в два градуса по Фаренгейту столь серьезной, а то и вовсе достойной упоминания провинностью.

В конце разговора ни один из них не улыбнулся, хотя и трудно было понять, как они от этого удержались. Беседа эта проходила без свидетелей, и никто не мог увидеть или услышать их, однако они оба не теряли бдительности. И если бы выяснилось, что где-то спрятана камера или подслушивающее устройство, то ничего предосудительного в любом случае не удалось бы зафиксировать. Разумеется, в 1872 году такие устройства еще просто не существовали.

Или все же существовали?

Как насчет едва слышно жужжания, которое можно было услышать в этом доме, когда все обитатели молчали? Чем это можно было объяснить? И что насчет большого зеркала в комнате мистера Фогга? Возможно, стекло в нем было односторонним и за ним скрывалось оборудование, достаточно передовое даже для 1972 года?

Независимо от того, была ли установлена прослушка в доме или нет, но не оставалось сомнений в том, что Фогг и Форстер не произнесли ни одного слова и не сделали ни одного жеста, несвойственного их положению в обществе или же сложившейся ситуации. Ничто не говорило о том, что эти два градуса по Фаренгейту являлись сигналом для увольнения одного слуги и найма другого. Или что знаменитое пари, заключенное в Реформ-клубе, также стало результатом этого сигнала.

Возможно, в этом и заключалась причина столь эксцентричной приверженности своим привычкам у мистера Фогга. Ведь увольнять человека за то, что он подал воду на два градуса холоднее, чем обычно, это весьма эксцентрично. К «нормальному» человеку подобное поведение тут же привлекло бы всеобщее внимание. Но от мистера Фогга можно было ожидать чего-то подобного. В самом деле, если бы он отреагировал иначе, это вызвало бы подозрение у гипотетического тайного наблюдателя.

Без двадцати десять Форстер помог Фоггу одеться. Пятнадцать минут спустя Форстер вышел из дома, взял кэб и отправился в агентство по найму персонала, специализировавшееся на поиске слуг, лакеев, горничных и поваров для зажиточных господ.

Филеас Фогг уселся в кресло и принял свою обычную позу. Он держал спину ровно и прижимался лопатками к спинке кресла. Ноги были сведены вместе. Ладони лежали на коленях. Он не сводил взгляда с больших часов у противоположной стены. Они показывали не только привычные часы, минуты и секунды, по ним также можно было узнать, какой сейчас день, месяц и год. Он сидел неподвижно, только его грудная клетка поднималась и опускалась, как у любого живого млекопитающего, даже у мистера Фогга, когда тот дышал естественным образом, да еще моргали веки. Несмотря на то, что в бульварных романах, будь они написаны в 1872 или в 1972 году, часто упоминается немигающий взгляд злодеев, все живые существа, у которых есть веки, не могут не моргать. В противном случае, это будет слишком болезненно для глаз. Поэтому мистер Фогг моргал и поступал бы подобным образом, даже если бы у него и не было такой необходимости, заложенной природой.

Он сомневался, что в доме мог прятаться шпион, человек или машина, однако все было возможно. Фогг вел себя как автомат, почти как механический шахматист, описанный Эдгаром По, и на это имелось две причины. Во-первых, этому научил его приемный отец. Во-вторых, пускай Фогг и вел тихую жизнь, он никогда не отличался скрытностью. Мало кому было известно о его существовании, но этим немногим было известно многое. Впрочем, это его стремление выделиться помогало ослабить подозрения врага. Убедить своих противников, что он изо всех сил старается выглядеть нормальным и смешаться с людским стадом. Таким образом, своим поведением мистер Фогг давал понять им, что ему не удастся спрятаться от них.

И конечно же, существовали доказательства, что он находился под наблюдением. Поэтому и в обществе, и в одиночестве Фогг вел себя так, как и надлежало Фоггу. И это продолжалось уже так много времени, что ему казалось неестественным вести себя иначе.

Он так долго старался соответствовать придуманному им образу, что постепенно слился с ним.

Но в скором времени все должно было измениться. Возможно, предвкушение этих событий или даже уверенность в том, что они действительно произойдут, заставляло его сердце биться быстрее.

Возможно.

Но разве не этот самый человек говорил: «Непредвиденного не существует?» Разве он не использовал свой мозг как компьютер, чтобы просчитать наиболее вероятные варианты развития событий в будущем, пока неподвижно сидел в кресле? Разве выработанные в детстве в результате долгих тренировок навыки не позволили ему переключать определенные нейронные схемы и стимулировать отдельные участки мозга, чтобы провести подобные расчеты бессознательно и со скоростью современной электронно-вычислительной машины? Мог ли он отчетливо представить себе, каковы шансы, что те или иные события произойдут в действительности? Фогг никогда не упоминал об этом в своем дневнике, но некоторые его утверждения можно воспринимать как намек на наличие у него