Вперед в прошлое 5 - Денис Ратманов

Пошли мы не в кухню, где бормотало радио, а в погреб. Бабушка открыла дверь, включила свет, я спустился по ступенькам и присвистнул: вдоль одной стены громоздились ящики с крупным розовым виноградом, кажется, этот сорт называется кардинал, вдоль другой — с отборными грушами. Прямо напротив входа и до самого потолка — ящики с фундуком. Навскидку там было не меньше тридцати килограммов.

— Днем на улицу выношу, просушиваю. Ночью — роса, приходится убирать.

— И во сколько тебе это обошлось? — спросил я.

— Ни во сколько, — усмехнулась она. — Почти.

— Это как? Научи!

Бабушка похлопала пыльные трехлитровые банки с самогонкой, стоящие на полке.

— Вот она, родная. Валюта моя жидкая. Идем, еще кое-что покажу, чтобы ты не думал, что бабка просто так жалуется. И да, деньги у меня, которые дед передал. Конверт не вскрывала.

Мы обошли погреб.

Там, где он примыкал к дому, выстроились десяти- и двадцатилитровые стеклянные емкости, освещенные отблеском света, льющегося из кухни через окно ванной. От емкостей из залепленных пластилином крышек тянулись трубки капельниц в таз, где от выделяющегося углекислого газа вода чуть ли не кипела, качая мух, что не смогли добраться до браги. А может, надышались и попадали.

— О-го-гошечки у тебя лаборатория!

Махнув рукой, я отогнал от лица стайку винных мушек. Это ж нужно перемыть емкости, отделить ягоды от гребней, измельчить. Потом через три дня — отделить сок от жмыха, все перелить, герметично закрыть… Скорее всего, в жмых бабушка добавит воды и сахара и поставит бродить повторно. А в первых числах октября ей надо будет выделить два-три дня, чтобы получить спирт. Бррр! А тут шесть десятилитровых бутылей, четыре двадцатилитровые.

— У бригадира твоего сменяла виноград на самогон, — сказала бабушка. — Я так поняла, он знает, где брошенные виноградники. Правда, это «молдова», но на перегонку пойдет. Самогонку же меняю на фундук, местная алкашня мешками тащит. А у тебя, кстати, как улов?

— Сорок килограммов фундука, — повторил я. — И еще армянка дала на пробу чурчхелу. Надо деду передать, посмотреть, как пойдет. Фрукты закончатся, можно попробовать возить сладости, которые не портятся.

— Вот ты неугомонный! Мне надо огород копать, а опять с тобой чуть свет ехать.

— Так сделай дяде Леше доверенность на управление транспортным средством, будем без тебя кататься, — сказал я и, увидев хищный бабушкин прищур, понял, что ерунду спорол.

— Колину машину не отдам! Ни за какие деньги! Не доверю.

Интересно, сколько сейчас стоит «копейка» или «Москвич»? В районе штуки баксов, у меня уже есть столько, а без машины сложно. Но жаба давит спускать все заработанное на ведро с болтами. Чтобы бабушку не мучить, можно условиться с Канальей ездить в областной центр на электричке, а по точкам — на автобусах и трамвае. А там и «Запорожец» можно купить…

Или… Смог же Каналья собрать мопед! Значит, он и убитую тачку восстановить может, и обойдется это гораздо дешевле, чем если покупать машину на ходу. К тому же, если вкладывать деньги постепенно, это будет не так ощутимо. Нужно поговорить об этом. И об автомастерской.

— Мама боится увольняться, — сказал я. — Она ведь нам нужнее. Там ее только обирают и унижают. Может, хоть тебя послушается, если попытаешься ее убедить…

— Ой, да бесполезно. Чуть что, сразу в рев, — махнула рукой бабушка. — Она бестолковая, больше с ней возиться придется. Сидит в своей поликлинике — вот пусть и будет под присмотром.

Подумав и погрустнев, она продолжила:

— Андрюшка тоже бестолковый. Ирина с Толиком своим делом заняты. — Бабушка усмехнулась. — Так вышло, что Леха Каналья мне больше семья, чем они, и лучший помощник. И Юрка твой.

И с винзаводом мама не поможет. Не станет менять ваучер на акции, за которые потом дадут землю у моря. И обидно, что акции будут доступны только сотрудникам, и потом купить их сможет тоже только сотрудник. Акции. Ваучеры… Как жаль, что я-взрослый не вникал, как происходила приватизация и как раздобыть акции Газпрома. Вдруг они тоже доступны только определенной категории лиц?

Нужно поискать информацию в библиотеке, какие выходили указы, кто на что имеет право. Рассказывали же некоторые, что где-то покупали акции «Газпрома» за бесценок, значит, как-то это можно было провернуть.

— Ба, у тебя остался ваучер? — спросил я, заходя на кухню и садясь на табурет.

— Где-то валяется чертова бумажка. Соседка предложила вложить в «Хопер-инвест», но мне было лень. Вранье это все! А денег за него давали всего четыре тысячи.

— Вот никуда и не девай его. Подаришь мне на Новый Год.

— Странный у меня внучок и желания у него странные.

Бабушка поставила на огонь чайник и водрузила на стол тарелку румяных пончиков, присыпанных сахарной пудрой. Точно меня сегодня решили закормить насмерть!

Прибежал Каюк, который болтал со мной без умолку. Все-таки бабушка, какая бы она ни была — не лучший собеседник для парня.

— Вы ж завтра рано вернетесь? — спросил он у бабушки с мольбой голосе.

— Часа в три дня. Сходим на охоту, не дрейфь! Самой охота на охоту…

Дверь распахнулась, и на кухню ворвался Каналья… Нет, Канальей был дурковатый опухший алкаш. Сейчас передо мной стоял Алексей Канаев, а позади него сверкали два глаза и виднелся розовый язык в обрамлении клыков. Черный Боцман сливался с темнотой.

— А у тебя, дядь Леша, остался ваучер?

Он свел брови у переносицы, пытаясь вспомнить дни, проведенные в пьяном угаре.

— Не помню, — уронил он грустно и ухватил пончик. Прожевал его и продолжил: — Вообще странно. Я словно плавал в мутной жиже. Ну, или через мутное стекло смотрел. Вспоминать противно, словно то не я был. А потом будто бы включили свет, и я проснулся, а кошмар оказался реальностью.

Вот, оказывается, как мое внушение воспринимается изнутри — как озарение.

—