Бяк-бяк-бяк-бяк - Квинтус Номен

запуска в серийное производство «танкеров» Бартини этот параметр перестал играть решающую роль…

Относительно истребителя Брунова ВВС — после его доработки, позволяющей самолету держаться в воздухе по два часа с лишним — выдала такие эпитеты, что самолет начали производить сразу на трех заводах. А вот с названием его… Гудков и Горбунов единодушно назвали Анатолия Григорьевича его основным создателем и добились присвоения Брунову звания Главного конструктора. Однако товарищ Патоличев, внимательно изучивший предложения двух «старых» конструкторов ОКБ, лишь рассмеялся:

— У вас что, с русским языком проблемы возникли? Самолет марки БГГ, это ж какое чувство юмора иметь надо?

— Но ведь именно Брунов основную работу по машине и провел…

— И за это он получит… что положено. А с названиями самолетов нужно что-то делать. А то фамилий у нас много, на любую букву найти можно. Опять же, в КБ Главные и поменяться могут, так что теперь, самолеты каждый раз переименовывать? Что думаете, если я предложу машины называть, скажем, по телеграфному коду КБ?

— Что я по этому поводу думаю, лучше вслух не говорить: у нас телеграфный «Вишня».

— Согласен, не подумав ляпнул. Тогда даю вам неделю, придумайте себе открытое название… что-нибудь про птиц, например… придумки свои мне присылайте, а то Лаврентий Павлович вам придумает для секретности такое…

В результате истребитель получил официальное название «Сапсан-19», а проходящему испытания самолету Архангельского присвоили «открытое» название «Стриж». Просто «Стриж», без номера, хотя для внутренней документации ВПК номер у машины имелся.

Товарищ Кузнецов поставил на стенд новенький двигатель, разработанный его конструкторами для машины Петлякова, а сам Петляков подготовил для установки этих двигателей сразу три самолета. Три одинаковых, для проведения испытаний — а пока двигателей не было, он занялся проектированием совсем уже новой машины.

Но больше всего «новых машин» творили ракетостроители, и занимался этим не один товарищ Челомей. ОКБ-1 в НИИ-88 благополучно развалилось на пять совершенно отдельных конструкторских бюро: товарищ Макеев с ракетой Р-11 отделился в Миасс, товарищ Янгель приступил к переезду в Гомель (у Патоличева все же «тараканчик» подсуетился и предложение комиссии ВПК о переводе Янгеля в Днепропетровск не прошло). Исаева — несмотря на его возражения — Хруничев перевел в специально под него созданное КБ двигателестроения, а НИИ-885 Пилюгина полностью (юридически и организационно) вывели из под управления со стороны ОКБ-1 НИИ-88. Правда и ОКБ-1 отделили от НИИ-88, так что теперь у Королева появилась своя собственная организация, к тому же очень неплохо оснащенная: ему передали почти половину опытного завода и только рабочих чуть больше десяти тысяч человек.

То есть даже чуть больше половины рабочих НИИ-88, а особым указанием товарища Патоличева в подмосковном Калининграде было принято решение выстроить — буквально с нуля, в чистом поле — несколько новых жилых кварталов. То есть это не «специально для Королева» указание (не указ, а именно указание) предназначалось: по каким-то своим причинам Николай Семенович резко приостановил строительство нового жилья в Москве в пользу такого строительства в городах, где располагались «наиболее значимые» предприятия ВПК. Ну а то, что городов таких в стране было уже больше двух сотен…

Валентин Петрович все же «довел» свой первый двигатель на гептиле, и теперь тяга его составляла даже чуть больше двадцати двух тонн — и с этим двигателем Челомей изготовил — и даже испытал летом — новенькую ракету, получившую индекс «УР-10». Потому что это была именно «универсальная ракета»: сама по себе она могла доставить тонну полезной нагрузки на расстояние свыше шестисот километров, а если ее использовали в качестве «разгонной ступени» (то есть одной из четырех таких ускорителей), то она поднимала небольшой «самолетик» Мясищева — тот самый, который использовался для испытаний прямоточника. После небольшой доработки этот «самолетик» оказался способен унести на расстояние чуть более трех тысяч километров боеголовку весом в три тонны, а автоматика наведения позволяла «промахнуться» не более чем на четыре километра от точки прицеливания — и армия решила, что «это уже хорошо». То есть как «временное решение» — однако цена такого решения радовала (полный комплекс получался не дороже двух с половиной миллионов рублей), и его приняли на вооружение.

Что, откровенно говоря, очень расстроило Королева: хотя ракету Р-11 и поставили на «боевое дежурство», но как раз официально ее на вооружение не поставили. Макееву в Миассе было поручено «довести ракету до приемлемого уровня», причем исключительно для использования с подводных лодок. А вот УР-10, которая вроде по всем параметрам Р-11 превосходила, моряки использовать отказались.

Причем отказались исключительно из-за резких возражений Владимира Николаевича, который на первом же обсуждении такого предложения заявил:

— Честно говоря, я вообще считаю это предложение крайне непродуманным и, более того, вредящим нашему флоту. Не думаю, что это предлагал откровенный вредитель, просто товарищ кое-что не учел в силу того, что он моряк, а не ракетчик. В ракете используется довольно ядовитое топливо, и при малейшей утечке… на земле солдаты просто отбегут на подветренную сторону, а в подводной лодке куда им отбегать? Малейшая утечка — и весь экипаж превращается даже не в смертников, а просто в покойников, поэтому я предлагаю о предложении просто забыть: мало ли кто что в бане после парилки брякнуть может?

— А вы предлагаете…

— Есть неплохая ракета у Макеева, там в худшем случае морячки керосином провоняют: неприятно, но не фатально.

— Но эта ракета даже для наземного использования еще не доведена!

— Но и УР-10 только предварительные испытания прошла. На земле, когда вокруг каждой стая инженеров бегала.

— Но она уже принята на вооружение…

— В наземном варианте и исключительно — если кто приказ о принятии ее на вооружение пропустил, то напоминаю — как временное решение.

На этом все попытки протолкнуть УР-10 во флот и прекратились: все же с самолетами-снарядами ОКБ Челомея флотские уже несколько дет работали, мнение конструктора уважали… Николай Семенович, прочитав рапорт об этом совещании, только поморщился: все же со «средствами доставки’в СССР было довольно грустно и заполучить подлодки с ракетами очень хотелось. Но и желания заиметь 'стальные гробы с мертвыми экипажами» ни у кого не возникало — а вот шансы такое заполучить все же были велики: хотя ракеты особых нареканий не вызывали, однако небольшие утечки гептила на них фиксировались довольно часто…

Впрочем, у ВПК очень напряженная программа была на всех фронтах, ведь нужно не только до противника донести необходимые аргументы против войны, но и самому такие аргументы не получить. И поэтому разработке истребителей в