Невеста инопланетянина - Анатолий Федорович Дроздов

соседнюю деревню. Четыре километра по лесной дороге «запорожец» преодолел легко, спокойно выгребая по заснеженной грунтовке. В селе Кир развернулся и вернулся в свое Заболотье — туда уже стекались пациенты.

Дни после возвращения из Минска он занимался позвоночниками, в субботу — тоже, завершив прием к четырнадцати. Неспешно пообедал, сел в «запорожец» и отправился в Октябрьское, где находились ФАП, правление колхоза, клуб и магазин. Село большое. До революции называлось Жиросперы, но большевики его переименовали, как многие деревни в Белоруссии. И, к слову, поступили правильно, поскольку зачастую прежние названия слух не ласкали. Как вам Гибайловичи, или, к примеру, Блошники? Вот спросят где-нибудь тебя: откуда родом? И что ответишь?

Только теперь Кир оценил удобство от владения машиной. Не будь ее, он топал бы пешком четыре километра по снегу и морозу. Потратил бы на это час. Вдобавок ветер нес колючие снежинки — пришлось бы поднимать повыше воротник и прикрывать лицо ладонью. А так в тепле он проскочил дорогу за четверть часа. Затормозив у ФАПа, Кир заглушил мотор и выбрался наружу. Закрыв автомобиль, поднялся по ступенькам просторного крыльца и потянул за ручку двери.

В приемной было ни души. Скамьи для пациентов пустовали: их или уже приняли, или больные в этот день не приходили. Скорей, что первое. У местных было принято вставать с рассветом и заниматься неотложными делами, включая посещение врача. Это у Кира прием обычно начинался позже, что и понятно — пока к нему доедешь… А здесь, как видно, кончились больные. Кир подошел к двери с табличкой «фельдшер» и, приоткрыв ее немного, заглянул. Открывшаяся картина впечатлила. Спиной к нему стояла девушка в светлой блузке и в широкой юбке из шотландки до колен. Густые волосы укрыли плечи, достигнув поясницы. Девчонка занималась странным делом: упершись ручками в бока, махала ножками над спинкой стула — поочередно, правой, левой…

Кир потихоньку просочился внутрь и замер у порога, не в силах оторваться от приятной сцены. От махов юбка задиралась, показывая ноги незнакомки почти до паха. И ножки эти вызывали восхищение — точеной формы, узкие в колене и лодыжке. Обтянутые черными колготками, они мелькали в воздухе, что не мешало их детально рассмотреть. Кир так увлекся, что забыл о времени.

Как видно, незнакомка почувствовала его взгляд, поскольку махи прекратила и повернулась к двери. У Кира будто бы остановилось сердце. На него смотрели огромные глаза под длинными ресницами, голубые, как небо летом в ясный день. Хотя, скорее, васильковые. Овальное лицо с чуть смуглой кожей, немного длинноватый носик с едва заметною горбинкой, четко очерченные карминовые губы и упрямый, узкий подбородок. Все это он впитал мгновенно, внезапно поняв, что видит редкую красавицу.

— Что вы тут делаете?

Красавица насупилась, атласный лоб ее прорезала морщинка.

— Любуюсь, — искренне признался Кир.

— Вас не учили, что прежде, чем войти, положено постучать?

— Учили, — Кир принял покаянный вид. — Но я забыл науку. Извините.

— Вы на прием?

— Нет, я здоров. Прислали к вам помощником.

— И кто же?

— Николай Егорович. Сказал, что нужно вместе подготовить вечер к празднику восьмого марта. Ведь вы Карина?

— Да. А вы?

— Константин Чернуха, писатель из деревни Заболотье.

— Тот самый шарлатан, который лечит спины? Ну, якобы.

— Так сразу шарлатан, — Кир сделал вид, что он обиделся. — Я, между прочим, медик, ваш коллега.

— С дипломом зубного техника. И вам в училище преподавали болезни позвоночника, — Карина хмыкнула. — Еще, конечно, обучали, как с ними справиться.

— Меня учили, — Кир выделили интонацией «меня». — Хотите вас обследую и покажу, что я умею?

— Еще чего! — Карина снова хмыкнула. — Чтоб всякий меня лапал? Перебьешься. И лечишь ты за деньги.

— Я с пациентов денег не беру.

— Ну, мать твоя берет, — проявила девушка осведомленность. — Какая разница? В один карман.

— Позвольте вам заметить, что я не на зарплате, — ответил Кир, все больше забавляясь этим разговором. Девчонка ему нравилась. — И не обязан тратить свое время на незнакомых мне людей. Но как медик, дававший клятву Гиппократа, не в силах отказать болящему. А то, что люди после желают мать мою отблагодарить, на то их воля и желание. Никто не заставляет. Ведь сами едут. Добавлю, что никто еще не жаловался на мое лечение.

— Могли б устроиться в больницу, — Карина сбавила напор. — Или хотя в ФАП.

— С дипломом зубного техника? — Кир улыбнулся. — И мне бы разрешили заниматься позвоночником? Нет, вы серьезно?

— Договориться можно, — буркнула Карина.

— Ни один руководитель больницы или поликлиники не согласится взять на себя ответственность за действия специалиста, который по диплому не имеет права лечить людей. А вдруг он навредит? С кого тогда начальство спросит?

— А дома, значит, позволительно?

— Ну, в этом случае риск принимает пациент. Он обратился с просьбой к костоправу, тот согласился помощь оказать.

— А если навредит?

— Сам и ответит. Но жалоб не было, хотя у дипломированных врачей они случаются. Все люди ошибаются, но врачебные ошибки хоронят обычно вместе с пациентами.

— Ладно, — сказала девушка, решив, как видимо, не спорить дальше. — Ты подожди меня на улице. Сейчас оденусь, закрою ФАП и отведу тебя в наш Дом культуры.

Кир подчинился. Через несколько минут из ФАПа вышла фельдшер. В приталенном пальто с воротником из меха норки, в такой же шапке и в коричневых сапожках она смотрелась просто изумительно. Походка легкая и мягкая — она как будто плыла, а не шла к нему. Кир вновь почувствовал, как остановилось сердце. Затем оно слегка подумало и вновь пошло.

— Садитесь! — распахнул он дверь машины.

— Ваша, что ли? — Карина удивилась. — На спинах заработали?

— Мать выиграла по облигации займа пять тысяч. Таким счастливчикам дают возможность приобрести автомобиль вне очереди. Вот и купил, на днях его пригнали.

— Везет же некоторым! — фыркнула Карина, но на предложенное место села. Кир разместился рядом на сиденье, завел мотор и покатил по улице.

— Ты петь умеешь? — спросила вдруг Карина.

— Никогда не пробовал, — признался Кир.

— Как это? — удивилась девушка.

— До двадцати лет я был глухонемым. Потом попал под молнию и еле выжил, зато стал слышать, а потом заговорил. Поэтому не пел.

— Что, правда?

— У меня на теле остался след от молнии, — пожал плечами Кир. — Фигура Лихтенберга. Не слышали? Приедем — покажу.

— Не надо ничего показывать! — поспешно отказалась девушка. — Я верю. Но это… Необычно. Я о таком не слышала.

— There are more things in heaven and earth, Horatio, than are dreamt of in your philosophy, — Кир процитировал Шекспира в оригинале и тут же перевел: — Есть многое на свете, друг Горацио,