Русская война 1854. Книга третья - Антон Дмитриевич Емельянов

— Я слышал о вашем предложении, которое вы хотели разместить в «Таймс» через Рассела. Поиск людей, готовых вложить деньги в ваши летающие машины…

— Летающие инновационные машины, — поправил я.

— Да, они действительно словно пришли к нам из будущего. Так вот я хотел бы воспользоваться вашим предложением. Вложить деньги и сформировать отдельную эскадрилью из созданных вами летательных аппаратов. Эскадрилью, которая втопчет в землю все жалкие поделки, что сейчас пытаются запустить своими силами остальные.

Кардиган не выдал мне лишних деталей, но и общего намека оказалось достаточно. Как я и ожидал, враг не сдался. Попробовал воздушные шары — неудачно. Теперь делает свои аналоги «Ласточек» — интересно, сколько? Впрочем, учитывая подход британцев, наверняка много. Что ж, если я их разобью, а лорд Кардиган сможет показать эскадрилью из подобных аппаратов, то это гарантированно забронирует за Россией место лидера в освоении новой стихии.

В начале разговора с лордом я рассказал, почему мне не нравится выбранный Британией путь. Путь, когда ты забираешься на вершину и можешь остановиться. Зачем тратить силы и двигаться вперед, если можно просто сделать так, чтобы тебя не обогнали? Так вот я хочу двигаться. И если все сработает, то у меня появятся для этого все необходимые ресурсы.

Глава 3

Севастополь, Крым, 1 ноября 1854 года

Сегодня море штормило, а мы летали над побережьем, отслеживая все, что творилось в округе. Проблески бури отменили все намеченные ранее встречи: и мне, и остальным разом стало не до разговоров.

— Сколько? — спросил я у вернувшегося в строй Прокопьева.

Сам бы мичман летать не мог, но вот вторым пилотом — вполне. И эта возможность не лежать в палате, а делать что-то полезное для родного отряда, словно чудодейственное снадобье помогало ему с каждым днем чувствовать себя все лучше и лучше.

— Двенадцать транспортов выкинуло на берег, — доложил Прокопьев. — Еще… Да, все крупные суда целы, но три парохода и один линейный корабль стоят со сломанными мачтами[3].

— Просигналь им, предложи нашу помощь, — я увидел ряды серых от дождя палаток на берегу. В каждой сейчас битком раненых, и раз уж у нас перемирие, то почему бы не…

— Ваше благородие! — возмутился Прокопьев. — Они же нас убивать пришли, а мы им помощь предлагать будем? Неправильно это.

— А мне кажется, наоборот, всегда полезно показать свою силу. А помощь в беде — это точно не слабость. Да и закончится война рано или поздно, настанет настоящий мир, и те, кого мы спасем, будут это помнить.

— Да не будут! — не согласился Прокопьев. — Вон мы сколько народов спасли от Наполеона, и что? Прошло полвека, и половина из них пришли нас воевать. А другая половина выжидает, но не из благородства, а из трусости. Хотят понять, точно ли нас задавят, не поднимемся ли мы снова.

— Я и говорю, благородство — это для сильных. Если ты слаб, тебе сядут на шею, если же силен…

— Что?

— Возможно, станут равняться, — задумался я. — Правда, те же Меншиков и Дубельт вот говорят, что я слишком молод и иногда мечтаю, чтобы мир стал лучше, чем он может быть.

— Значит, не подавать сигнал?

— Все равно подавай. Лучше мы потом пару лишних англичан и французов убьем на войне, чем сейчас бросим без помощи, пока у нас мир.

— А ведь правильно, — согласился Прокопьев и неожиданно процитировал строчки из евангелия от Матфея. — Любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас… Мы же не столько им, сколько своей бессмертной душе помогаем?

Все для него разом стало просто и понятно. Я, правда, имел в виду совсем другое — иногда забываю, как в это время серьезно относятся к Библии и вере, но будем считать, что в итоге мы договорились. Правда, англичане все равно от нашей помощи отказались. Сначала игнорировали сообщения, потом, когда я снизился, все же просигналили «нет». Ну, это их выбор.

Я скомандовал разворот — ветер еще больше усилился, и держаться на границе моря и суши стало слишком рискованно.

Сегодня мы монтировали на гондолу «Севастополя» винт. Мы как раз вернулись с дежурства, когда меня перехватил Тотлебен, с нетерпением ждущий первого прогона. До этого у главного инженера по обороне города совсем не было свободного времени: пользуясь перемирием, он тратил каждую минуту, чтобы дорастить и усилить каждый погонный метр укреплений… Ни у него, ни у кого-либо в Севастополе не было иллюзий, что враг остановится без хотя бы еще одного решительного натиска.

Впрочем, нет… Даже при такой загрузке Эдуард Иванович выделял хотя бы пару минут в день и заходил на стройку первого из «Китов». Очень уж ему нравилось, как растет этот гигант. В процессе сборки и доработки креплений шара и гондолы размеры несколько раз менялись, но общая сигарообразная форма и пропорции сохранялись. Пять к одному, как в будущем.

— Все же не могу поверить, — Тотлебен шел рядом и махал руками, словно ему не тридцать шесть, а шестнадцать. — Летающая машина, а длина, как у брига! Сорок метров — невероятно!

— Что важнее, — я невольно и сам замахал руками, — мы сможем поднять на нем почти семьдесят пудов! А отработаем технологию, и следующий «Кит» будет перевозить в десять, в двадцать раз больше!

Я уже без запинки переводил килограммы в местные меры веса. Вот и сейчас тонна с хвостиком превратилась в пуды, а я даже не обратил внимание. Больше следил за телегой, на которой везли винт и вал, отлитые и отшлифованные на станках так и не запущенного пароходного завода. Впрочем, с крупными деталями было не так уж и сложно — больше времени мы потратили на подшипники. Тут их уже знали, но о какой-то точности при изготовлении и речи не шло. В итоге волевым решением я заказал в десять раз больше шаров и