Добрым словом и револьвером - Алексей Михайлович Махров

и крестьянами-работниками, во-вторых – могут спасти Россию от крестьянского бунта, «бессмысленного и беспощадного»!

Николай Христианович оседлал своего любимого конька и мчится вперёд «аллюром три креста»! Он довольно уверенно читает всем нам получасовую лекцию о необходимости создания сельскохозяйственных инспекций по типу фабричных, об усилении работы с аграриями, о совершенствовании образования среди сельскохозяйственного населения. У меня появляется стойкое ощущение, что Бунге, похоже, уже прикидывал что-то подобное, и теперь выдаёт нам «домашнюю заготовку»…

– Ну а ты что скажешь, солнце русской промышленности, начальник департамента науки и техники, светлейший граф? – обращаюсь я к Димычу.

– Мне кажется, что Ваше Величество несколько перегибает палку… – осторожно начинает Рукавишников. – Всё ли так плохо, как вы сказали? Ну, то есть заскоки, разумеется, у нас были – спорить не стану. Но они решаются в рабочем порядке. Не думаю, что нужно вот так резко, буквально об колено, ломать сложившуюся систему, чтобы начать на пустом месте социальный эксперимент!

Ага, Димыч тоже помнит прошлогоднее высказывание «Романова-два-в-одном» – насчёт того, что в истории России не было положительного решения проблемы сельского хозяйства, называвшегося при Советской власти «чёрной дырой» – деньги туда вбухивались огромные, а «выхлоп» от миллиардных вложений был околонулевой. А местами и отрицательный – деревня продолжала нищать, работники массово уезжали в города. Вот, примерно, как сейчас…

– Ты разве не помнишь, государь, чем такой эксперимент закончился в прошлый раз? – подчеркнув голосом слово «прошлый», говорит Рукавишников.

Министры смотрят на светлейшего графа с немалым изумлением, явно пытаясь припомнить, когда именно произошёл этот самый «прошлый раз».

– Может, нам для начала закончить реформировать промышленность, окончательно решить все проблемы пролетариата, построить инфраструктурную сеть хотя бы в европейской части страны, а уж потом кидаться грудью на амбразуру? – убаюканный моим молчанием, уже более решительно предлагает Рукавишников.

Эх, Димыч, это я только с виду спокоен, а внутри уже начал закипать…

– В промышленности у нас сейчас настоящий бум, строительство Транссиба и более мелких железных дорог идёт полным ходом, продовольствия для рабочих и строителей требуется всё больше и больше, а значит, это может привести к развитию крестьянских хозяйств и…

Я не выдерживаю и вскакиваю со стула.

– В промышленности бум, говоришь, взводный? А скажи-ка мне, великий изобретатель технических новинок: сколько сейчас бурлаков на Волге трудится?

– Я думаю – не очень много… – узнав мой тон, которым я обычно раздаю команды под обстрелом, Димыч разом теряет весь свой уверенный вид. – В конце концов, у нас хорошо развит речной транспорт, на верфях Стальграда и Сормово постоянно строятся новые пароходы…

– Ты не крути, промышленник-миллионер, а толком говори: знаешь или нет?! – продолжаю напирать я.

– Ну… – Димыч явно не знает точной цифры, но его аналитический ум сейчас работает в усиленном режиме, пытаясь нащупать правильный ответ на основе известных статистических данных: сравнивает количество пароходов, паровых буксиров, несамоходных барж и… прочего. Память у моего друга отличная, соображалка тоже замечательно работает, но… – Полагаю, тысяч десять – пятнадцать…

Выстрел в «молоко»!!!

– А полтораста тысяч не хочешь? Да половину твоих грузов на бурлаках таскают, прогрессивный ты наш!

– Гонишь! – Ошарашенный Димыч забыл про политес при посторонних.

– Хер там! – Я тоже не очень соблюдаю вежливость. – В натуре полтораста! И это ведь выходцы из самых низов крестьянства.

– Ебать-колотить! – Димыч выпучивает глаза. – Уел, блин! Неужели настолько всё плохо?

– На самом деле ещё хуже!!! На-ка вот, попробуй… – я достаю из ящика стола завернутый в кусок чистого холста «артефакт», добытый на просторах России.

Димон медленно, словно я подсунул ему самодельное взрывное устройство, разворачивает тряпицу и начинает озадаченно вертеть в руках кусок иссиня-чёрного, тяжёлого и колкого хлеба.

– Что это?

– Крестьянский хлеб! Ты попробуй, попробуй! – рекомендую я.

– Не отравлюсь? – Он пробует, несколько секунд катает крошки во рту, потом сплёвывает. – Тьфу! Гадость какая! Горький…

– Полагаю, братишка, что блокадный хлебушек был таким же! – Я говорю сейчас только для своего друга, не обращая внимания на вытянутые от удивления лица своих министров – есть с чего им малость прихуеть: что это ещё за блокадный хлебушек упоминает император? – Этот хлеб русские крестьяне едят ежедневно. И сами едят, и детишек своих кормят… А горький он оттого, что на треть – из лебеды…

– Ну? Так ведь что в деревне, что на фабрике – есть и дураки, и лентяи и неумехи… Думаешь, у меня в Стальграде все жируют? Хренушки! Как поработаешь – так и полопаешь…

Ай, молодец! Экономист! Правда, сейчас я его теорию слегка подкорректирую:

– Этот хлеб испечён в семье, у которой четыре рабочих лошади! Четыре – понял?!!

Димка непонимающе пялится на меня:

– А зачем же они тогда такое говно жрут?

– А затем, что по-другому – не выживут! Понял, ты, – экономист хренов? Забыл, с чего я сегодняшний разговор начал? Кстати, всех касается, господа министры: вспоминайте!

– С налога на землю, Ваше Величество! – мгновенно выдаёт Бунге.

– Ошибаетесь! Я потребовал справедливости!

Наконец через два часа обсуждения мы разрабатываем проект императорского указа: вводится прогрессивный налог на пахотную землю, монастырские владения облагаются налогом на общих основаниях. Бунге за неделю должен разработать схему создания крестьянских комитетов, в обязанность которых вменяется отслеживание взаимоотношений в части оплаты и продолжительности рабочего дня в сельском хозяйстве. Вышнеградский должен представить обсчёт прибыли государства от всего этого и рассчитать: какую долю прибыли мы можем потратить на помощь крестьянам без ущерба для себя…

– Благодарю вас, господа! – Я пожимаю руки всем присутствующим и провожаю их до дверей.

У самой двери я чуть-чуть придерживаю Васильчикова. Понимающе кивнув, тот замедляет шаг:

– Государь?..

– Вот что, Сергей… Предупреди своих сотрудников, что после крупных землевладельцев очень скоро наступит очередь оптовых хлеботорговцев, спекулянтов-перекупщиков и деревенских кулаков. Будем потрошить. Скорее всего – всех. Пусть твои парни подготовятся.

Вроде бы ушедший вперёд Димыч, явно услышав мою последнюю фразу, резко разворачивается и подходит ко мне.

– Ваше императорское величество, прошу о немедленной приватной аудиенции! – максимально официальным тоном говорит граф Рукавишников.

– Прошу вас, светлейший граф! – тоже официально отвечаю я, пропуская Димыча в кабинет. – Серж, больше не задерживаю! Ступай! Помни, что я тебе сказал!

Когда мы остаёмся вдвоём, Димыч буквально взрывается:

– Да ты соображаешь, что творишь, твоё велико?!! Кулак ведь – основа фермерских хозяйств! Это ж готовый фермер! Ты крепких хозяев в Сибирь погонишь?!! – прямо-таки кипит праведным негодованием Димка. – Нечего сказать, хорошо ты к крестьянам относишься…

– Правда? – переспрашиваю я елейным голосом. – Можно узнать, откуда ты почерпнул столь мудрые сведения?

– Какие?!!

– Ну, про то, что кулак – крепкий хозяин, что он – готовый фермер…

– Как это «откуда»?!! Да все знают!!!

– М-да? Ну, в таком случае позволь тебя познакомить с