Евгений Таганов - Рыбья Кровь и княжна

Ознакомительный фрагмент

Жалованье для гридей было самым больным местом князя. Больше года он каждое утро вставал с одной и той же мыслью: где взять обещанные воинам дирхемы? Иногда даже казалось, что, если бы три года назад ему кто-нибудь убедительно объяснил, что в военной службе главное не умение махать мечом, а вот такое изнурительное добывание серебра, — он бы ни за что никуда не двинулся из родной Бежети.

При своем появлении в Липове Дарник опрометчиво пообещал липовчанам, что за свою безопасную жизнь они будут ему платить ровно половину того, что они платили разбойникам-арсам: по одному мешку зерна и одной овце с дыма. Тогда все его войско составляли полсотни бойников, и было как-то неловко молодым, здоровым парням требовать что-то большее себе на прокорм, тем более что с самих арсов в тот момент уже была получена приличная дань. Каждый новый поход тоже приносил внушительный прибыток, но росло и войско, тут же само пожирая любые доходы. Купцы еще только осваивали дороги и торжища нового княжества, заведенные мастерские пока обслуживали только собственные нужды, заселение пустующих земель шло бойко, но переселенцам в первый год-два даже один несчастный мешок с зерном и овцу оторвать от себя было в тягость.

— А если взять у купцов в долг? — задала наивный вопрос Всеслава.

Князь со своими советниками лишь насмешливо переглянулся.

— Уже взято больше, чем можно отдать, — пояснил на правах старшего думца Быстрян княжне. — Только и делаем, что занимаем, отдаем и снова занимаем. И все с четвертным ростом в год.

— А если я сама одолжу без роста? — простодушно обронила Всеслава.

Все присутствующие буквально оцепенели.

— Ты?! — не мог сдержать своего изумления и Дарник.

— У меня в Корояке осталась шкатулка с золотыми солидами и есть еще мое собственное дворище и рыбные ловли, которые можно продать. Ты же говорил, что любишь солиды больше, чем дирхемы, — с подковыркой напомнила она мужу.

Еще Дарник уловил в ее словах намек на то, что при всех он постесняется зариться на приданое жены, поэтому отреагировал с нарочитой невозмутимостью:

— Хорошо, завтра напишешь грамоту, и отправим в Корояк гридей за твоим золотом.

Выждав по возвращении для приличия три дня, князь с княгиней занялись посольскими приемами. Так как первым прибыл хазарский посол, его первым и принимали. Против ожидания, он ни словом не обмолвился о захваченном Дарником прошлым летом Турусе. Говорил лишь об угрозе степняков-кутигуров, пришедших с востока к Итилю:

— В Черном Яре мы собираем большое войско из гирганцев, булгар, сарнаков, тарначей и бродников, чтобы переправиться на левый берег и нанести упреждающий удар. Хазарский наместник предлагает тебе возглавить это войско.

— Сколько будет войска? — деловито осведомился Дарник, словно ему каждый день поступали подобные предложения.

— Десять или двенадцать тысяч копий.

Такое число впечатляло.

— Как мы переправимся на левый берег?

— С понизовья придут тридцать хазарских лодий. Все купеческие булгарские лодии тоже помогут переправлять воинов и лошадей через Итиль.

— Какая оплата моя и моего войска?

— Пятая часть всей захваченной добычи войску и десятая часть тебе.

— Хороша добыча от степняков: подушки с шерстью вместо седел и костяные наконечники стрел? — Дарник настроен был скептически. — Мне войско снарядить казна нужна. Задаток в десять тысяч дирхемов прямо сейчас.

— Этот задаток слишком велик, — возразил посол. — У меня нет с собой столько серебра. Думаю, ты сможешь получить его уже в Черном Яре.

— Сейчас в Липове два торговых каравана, торгующих с Остёром и Черным Яром. Займи дирхемы у них, иначе мое войско пойдет другим путем.

По смуглому лицу хазарина пробежала чуть заметная тень: он понял, что Рыбья Кровь намекает на поход на саму Хазарию.

Ромейский посол из Ургана вел себя иначе: кроме обычных посольских просьб о защите и льготах для ромейских купцов, попросил князя о тайной встрече, на которой посулил две тысячи солидов за новый поход на хазарский Калач. Дарник ничуть не удивился такой сделке — закрыть водный путь по Танаису друг для друга было главной целью соперничества между ромеями и хазарскими иудеями.

— Две тысячи солидов будет стоить только сам поход, — отвечал послу Рыбья Кровь. — Калач все равно нам еще не по зубам. Стало быть, еще три тысячи потом надо воинам подкинуть.

В маленьком Липове все было на виду, и тайные переговоры в том числе. Поэтому через три дня в княжескую казну легло семь тысяч дирхемов — все, что успел собрать хазарский посол. Днем позже туда же попала и тысяча золотых солидов от урганских ромеев, что соответствовало восьми тысячам дирхемов. Дарник был доволен: наконец-то в его казне не одни лишь мыши бегают. Всеслава удивленно допытывалась:

— И кого из них ты собрался обмануть?

— Обоих, чтобы им не обидно было, — посмеивался Дарник.

— А они потом липовских купцов схватят и будут держать?

— Очень надеюсь, что схватят, а то с каждым годом все меньше и меньше причин для моих походов.

Едва черты летнего похода определились, жизнь в городе сразу заметно оживилась. Всё и вся принялись старательно готовиться к этому главному событию липовской жизни. Отставлены в сторону посторонние развлечения, бодрей пошла любая ежедневная работа, примолкли со своим брюзжанием старики, девушки наполовину утратили свою привлекательность, дети, и те стали меньше капризничать. Даже далекие от военных заказов ремесленники пришли в легкое возбуждение, пополняя запасы товаров, которые будут охотно раскупаться щедрыми после удачного похода воинами и их наложницами.

У тех, кто работал на военные припасы, вообще шел дым из ушей. Первые годы, когда хватало самого простого вооружения, уже миновали, сейчас бывалые воины и вожаки требовали всего самого лучшего. Вместо двухгранных наконечников стрел и сулиц хотели трехгранные, простые шишаки дополнялись забралами и бармицами, к палицам, клевцам и кистеням предъявлялись такие же повышенные требования, как к мечам и палашам, железные яблоки и орехи для камнеметов красились в белый цвет, чтобы потом их легче было собирать, двуручные секиры и лепестковые копья приобретали все более хищный вид, а доспехи, теряя в весе, становились прочнее. Хватало работы также шорникам и тележникам, портным и сапожникам, кожевникам и бондарям.

Дарнику больше не приходилось самому ничего придумывать, а лишь принимать то, что придумывали другие. Один из десятских пешцев показал щит, снабженный напротив левого кулака двумя двухвершковыми шипами, на них можно было положить древко пики, а также в рукопашной схватке нанести ими колющий удар. Главный камнеметчик хорунжий Меченый представил одноконный камнемет, который легко передвигался по лесу, вот только камнеметчикам приходилось уже не ехать на нем, а идти рядом и вести стрельбу становясь на колено.

— Для конной хоругви в самый раз, — утверждал Меченый.

Лучники представили боевой плащ-накидку. Вшитая в край плаща палочка позволяла поднимать перед собой левой рукой половину плаща как завесу, в которой застревали бы все стрелы противника.

Не отставали в придумках и конники-катафракты. Вошедший в один из дней на княжескую думу катафракт был с головы до ног закован в железо, даже на коленях и локтях красовались складывающиеся при сгибании металлические пластины. Дарника интересовало одно: как это железо держит удар стрелой из дальнобойного степного лука. Сотский катафрактов Сечень утверждал, что двойной толщины нагрудник и наспинник свободно выдерживают. Быстрян пренебрежительно высказался о складывающихся пластинах, мол, любой удар мечом или палицей, и они складываться перестанут, а будут только мешать в бою. Другие думные советники помалкивали.

— А что скажет княгиня? — развлечения ради спросил князь у жены.

Все, пряча усмешки, глянули на нее. Скучающая на подобных обсуждениях Всеслава вспыхнула, словно ее застали за предосудительным занятием.

— А он сможет без чужой помощи снять доспехи, а потом надеть? — немного подумав, нашлась она.

— Раздевайся! — приказал Рыбья Кровь катафракту.

Тот, сильно копаясь, принялся раздеваться. В конце концов ему удалось все снять, но, глядя на его возню со шнурками и застежками, всем стало очевидно, что назад все это он самостоятельно надеть не сможет.

— Ты все понял? — холодно бросил Дарник Сеченю.

— Ну они всегда с кем-то в паре, друг другу помогут, — стоял тот на своем.

— Это я еще не смотрел, как твой молодец в одиночку на коня влезет, — князю удалось последнее слово оставить за собой.

Когда хорунжие выходили из покоя, Рыбья Кровь отчетливо расслышал голос Меченого:

— Ай да княжна!

Удачное вмешательство жены Дарник посчитал за случайность, которая может произойти с каждым самым недалеким человеком. Но буквально на следующий день его еще больше поразила новость, сообщенная Корнеем.