Цена империи. Выбор пути - Игорь Аркадьевич Черепнев

Но вернемся к изрядно измучившей всех подготовке плавания. Слава богу, что никто не догадывался, что к этому столпотворению активно приложил свои голову и руки мичман Романов, в противном случае это добавило бы мне проблем. Если использовать лексикон из будущего, то предстояло перешерстить не только закрома Родины, но и покопаться в ближнем и дальнем зарубежье. В итоге масштабы сего мероприятия стали приобретать в некотором роде транснациональные масштабы.

И это не было преувеличением, ибо приглашение принять участие в плавании получил известный как в научных, так и в аристократических кругах Европы, сын князя Монако Карла III и его супруги, бельгийской графини Антуанетты де Мерод-Вестерлоо. Достигнув возраста почти сорока лет, Альберт Оноре Шарль Гримальди все еще продолжал находиться в статусе наследника престола, однако сие обстоятельство его нисколько не расстраивало. Единственной страстью его с юных лет было море. Причем это увлечение не было аристократической блажью, а постоянным трудом и учебой. На бескрайние водные просторы он смотрел не через иллюминатор роскошной каюты, а с палубы боевого корабля. Его руки чаще сжимали не бокал с вином, а секстант или циркуль, ибо до совершеннолетия Альберт служил штурманом в испанском военно-морском флоте, а потом в чине лейтенанта успел поучаствовать во франко-прусской войне и даже удостоился награждения орденом Почетного легиона. Но ему хотелось не воевать на море, а изучать его тайны, искать и открывать. Одна экспедиция сменялась другой, и все они оставляли следы на картах, уточнялись глубины и наносились новые течения. Но были и иные следы, ибо невозможно сохранить присущие аристократам ухоженные руки, опуская в морскую пучину тысячи футов лески с грузом и поднимая ее обратно. И вот теперь ему предстояло совершить почти кругосветное путешествие, имея в своем распоряжении новейшее исследовательское оборудование и даже несколько подводных аппаратов. Естественно, что он тотчас дал согласие и заблаговременно приехал в Кронштадт, дабы внимательно изучить все то, с чем ему предстоит работать на протяжении многих месяцев.

Но приглашения рассылались и внутри Российской империи, и иногда это было неожиданностью даже для самого адресата. Именно так и произошло в Кронштадте, где в двухэтажном деревянном доме по улице Песочной, 31, который принадлежал Александру Степановичу Попову, собралась дружная и веселая компания. На первый взгляд картина была вполне обычная: в самой большой комнате, вокруг громадного стола расселись богато, но со вкусом одетые мужчины и дамы. Можно было предположить, что сейчас начнется игра в лото или в вист, а возможно и сеанс по вызову духа императора Наполеона I. Однако, надев белоснежные, накрахмаленные перчатки, они дружно принялись лепить пельмени. Дело было в том, что почти все из присутствующих были родом из Сибири и культ пельменей был центром внимания семейного праздника. Звучали шутки и анекдоты, раздавался веселый смех, а заполненные пельменями большие блюда одно за другим поступали на кухню. Единственный человек не принимал участие в общей лепке – известный врач Павел Иванович Ижевский, а по совместительству и муж сестры хозяина дома. Но чувствовалось, что именно он душа этой компании, а забавные и остроумные истории и сценки в его исполнении заставляли всех хохотать. Внезапно в комнату вбежала горничная и несколько растерянно обратилась к хозяину дома:

– Там, барин, с письмом пришли. И не почтальон принес, а какой-то важный господин и при погонах. И ищут они господина Ижевского.

Мгновенно в комнате воцарилась тишина, а Попов, переглянувшись со своим зятем и увидев, что тот недоуменно пожал плечами, распорядился:

– Ну что ж, Глафира, проводи сюда сего важного господина.

Через минуту в комнату вошел молодой, подтянутый и по-офицерски щеголеватый минный кондуктор и, безошибочно опознав Ижевского, подошел к нему и, щелкнув каблуками, отрапортовал:

– Вам пакет от его превосходительства тайного советника Менделеева, прошу ознакомиться и передать со мной ваш ответ.

Пока Павел Иванович, выполняя все формальности, расписывался в указанном ему месте на конверте и аккуратно вскрывал его с некоторым нарушением этикета кухонным ножом, Попов вспомнил, где видел этого кондуктора – в научном центре подводного плавания. До поступления на военную службу он успел закончить гимназию и по увольнению в запас собирался сдавать экзамен на мичмана. В последнее время подобных молодых людей в армии и на флоте заметно прибавилось, и поговаривали, что государь лично повелел создать для них режим наибольшего благоприятствования. Тем временем Ижевский, пробежав глазами короткий текст послания, перечитал его повторно и медленно опустился на стул, не выпуская из руки листок бумаги. На его лице постепенно проступало то выражение, кое согласно замыслу великого Гоголя, следовало быть у судьи в немой сцене комедии «Ревизор»: «Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!» Александр Степанович, не на шутку встревоженный, подскочил к своему зятю и потряс его за плечо, пытаясь обратить на себя внимание:

– Павел, что случилось? Какие-то неприятные новости?

Ижевский, поначалу недоуменно смотревший на него, наконец пришел в себя и ответил:

– Нет, не неприятности… скорее напротив, но все так неожиданно… А, впрочем, прочти сам, – ответил он, протягивая письмо Попову. – Мне предлагают принять участие в длительном морском путешествии и выполнять научные исследования в интересах Академии наук и Адмиралтейства. Дмитрий Иванович намекает на особую важность этого задания и на максимально благоприятные условия, кои гарантируются для его выполнения. Подробности Менделеев обещает сообщить при личной встрече.

Естественно, что все присутствующие друзья и родственники жадно ловили каждое слово и молча ожидали развязки сей неожиданной интриги.

– И что же ты решил, Паша? – спросил Попов.

– А когда русский врач и ученый отказывался потрудиться на благо Отечества, – ответил вопросом на вопрос Ижевский. – Естественно, отправляюсь в это плавание. Господин кондуктор, прошу передать его превосходительству, что я буду у него в назначенный день и час.

Подобные сцены повторялись и, как правило заканчивались по аналогичному сценарию и в иных городах Российской империи.

Но вернемся к иным аспектам подготовки похода. Помимо штатного экипажа и гардемаринов, к отправке в плавание подготовили взвод морской пехоты. В качестве эксперимента в новый или, если вам угодно, в воссоздаваемый род войск набирали исключительно из числа охотников и вольноопределяющихся. Конечно, до уровня морпехов из будущего, великолепно показанных в фильмах «Ответный ход» и «Одиночное плавание», им было еще далеко, но для реалий конца девятнадцатого века уровень их подготовки был просто запредельный. Любой пехотинец или кавалерист, пусть даже и трижды лейб-гвардеец, по сравнению с ними был подобен студенту-ботанику, пытающемуся противостоять сверхсрочнику из Преображенского полка. Или же, перефразируя выражение из еще не написанного рассказа Чехова «Каштанка»: «все равно, что плотник супротив столяра». Одним из