Царь нигилистов – 6 - Наталья Львовна Точильникова

или жалел на сбор. Скорее прикидывал будущую реакцию государя.

— Можно мне, Ваше Императорское Высочество? — спросил Костомаров.

И фуражка слиняла от растерянного Гогеля и оказалась на преподавательском столе профессора.

Костомаров вынул кожаный кошелёк и выгрузил в ёмкость пару бумажек, кажется, пятирублёвых.

— Сколько там? — спросил Саша.

Костомаров пересчитал.

Несколько кучек банкнот и стопочек мелочи.

— Сто сорок три рубля пятьдесят копеек, — подытожил профессор.

— Отлично! — сказал Саша.

— Плюс ваши часы, — добавил Костомаров.

— Одеяла сегодня же купим в крепость отвезём, — пообещал Саша. — Часы можно потом продать, и деньги пойдут на книги. Николай Иванович, вы согласны хранить кассу помощи заключённым студентам?

— Да, хорошо.

— Господа студенты! — продолжил Саша. — Поднимите, пожалуйста руки, кто за то, чтобы доверить кассу Николаю Ивановичу?

Студенты подняли руки. Много.

— Петя, посчитай, пожалуйста! — попросил Саша Кропоткина.

Юный князь важно обошёл аудиторию и честно посчитал.

— Кто против? — спросил Саша.

Таковых не оказалось.

— Честно говоря, не доверяю единогласным решениям, — заметил Саша. — Мне всегда кажется, что что-то тут не то. Но быть по сему.

— Сегодняшняя лекция посвящена истории царевича Алексея Петровича, — начал Костомаров.

— О! — с места сказал Саша. — Актуально! Как раз после сбора узникам Петропавловки. Мандерштерн просветил меня, что царевич был в Трубецком бастионе. И даже показал конкретный каземат.

Костомаров строго посмотрел на Сашу.

— Извините ради Бога, Николай Иванович! — сказал Саша и сел на место.

— Да, — сказал Костомаров, — Александр Александрович совершенно прав, царевич Алексей содержался в Трубецком бастионе. Но начнём мы не с этого, а с первой женитьбы Петра Великого и рождения его сына…

После лекции Саша с Кропоткиным подошли к профессору. Их тут же обступили студенты.

Костомаров отсчитал 140 рублей на одеяла (с запасом).

— Я там был 12 лет назад, — тихо сказал профессор.

— В Петропавловской крепости? — спросил Саша.

— Да.

— В Алексеевском равелине?

— Да-а…

— По делу Кирилло-Мефодиевского братства?

— Вы знаете.

— Конечно, — кивнул Саша. — Всеславянская федерация со столицей в Киеве и двухпалатным сеймом.

— Это в прошлом, — заметил профессор.

— Мне тоже кажется, что объединить славянские народы в одну федерацию — это совершенно нереалистично, — заметил Саша. — «Домашние старые споры» с грабежами и резнёй будут сменять друг друга с изрядной регулярностью.

— Ну, почему вы так думаете?

— Потому что славянские народы разные. Есть католики, вроде хорватов. Есть с многовековой политической культурой, как поляки. Есть европейцы, помнящие Магдебургское право, вроде чехов и даже белорусов. Есть украинцы с их культом казацкой вольницы и есть русские с многовековым рабством. Не уживутся в одной федерации. Даже в империи — вряд ли. Даже если верховная власть будет в зародыше душить все ростки междоусобиц. И рад бы поверить, да не верится.

— Я слышал, что вы предрекали объединение Италии…

— Италия будет единой, — кивнул Саша. — Германия — тоже. Славяне — нет.

— Но в Италии и Германии тоже есть разнородные части. В Германии даже языки отличаются в различных землях.

— Не настолько, как, например, русский от польского, или от сербского, — возразил Саша. — Немцы из разных земель вполне способны понять друг друга. Я же ни польского, ни сербского, ни чешского не пойму. Даже болгарский на слух непонятен.

О едином президенте все эти замечательные братья-славяне не договорятся никогда. Потому что чехи захотят чеха, болгары — болгарина, поляки — поляка и так далее. Подерутся ещё на этапе выборов.

Мне кажется для гипотетической всеславянской федерации конституционная монархия даже реалистичнее, поскольку члены королевских домов Европы по сути не имеют национальности и принадлежат к нации под названием «европейцы». Я, например, скажем так, имею дерзновение называть себя русским, но можно долго считать, сколько во мне не русской крови.

— А я бы за вас проголосовал, — тихо сказал Костомаров.

— Лестно, конечно, — улыбнулся Саша, — но я бы не взялся. За всеславянскую федерацию — нет. Ибо с ужасом думаю, сколько подданных мне придется вырезать, чтобы не дать им вырезать друг друга. Пусть живут, как хотят, по отдельности.

— В Кирилло-Мефодиевском обществе мы принадлежали к разным частям славянского мира, но совсем не склонны были друг друга резать.

— Образованные люди легче друг с другом договариваются. Но во всеславянской федерации средний уровень образования будет ниже плинтуса, особенно учитывая 70 миллионов русских, из которых большая часть крестьяне, увы, неграмотные.

— Славяне — очень мирные и незлобивые люди, — заметил Костомаров.

Саша вздохнул.

— Ладно, спор все равно беспредметен. Кстати, в равелине сделали ремонт. Выглядит прилично, но сырость никуда не делась. Вы там долго пробыли?

— Ровно год.

— На что мне там следовало обратить внимание? Может быть, чего-то не заметил?

— Насчёт одеял вы правы, насчёт книг — тоже. С сыростью, видимо, ничего не сделаешь, если уже ремонт не помог. Кормили в моё время не очень.

— Ну, гороховый суп, конечно, не ресторанный, — заметил Саша, — мог бы быть и получше или его могло не быть. Остальное терпимо.

— Вы что пробовали?

— Конечно. Как бы иначе я мог судить об этом? Объел одного из арестантов, чтобы мне из отдельного котла не налили. Но, он, вроде, был не в обиде. Я не пустой к ним пришёл.

— Это правда про восемь пудов продуктов? — спросил кто-то из студентов.

— Да, примерно столько. Но это на месяц на два десятка человек.

После лекции Саша с Кропоткины поехал в Гостиный двор за одеялами.

Было бы неплохо прихватить с собой какую-нибудь даму, но не сложилось. С другой стороны, Гогель, как военный человек тоже должен был разбираться.

Гувернёр явно не понимал, ругать подопечного или хвалить. На Руси всегда «несчастным» арестантам помогали. Но с другой, они политические. И ребенок устроил явную студенческую сходку. Даже с голосованием.

— Нужны одеяла, — сказал Саша торговцу. — Шерстяные. Потолще и потеплее. Двадцать штук.

Хозяин встречал, само собой, лично. Был он вида вполне старообрядческого, толст и бородат. И напоминал Савву Васильевича Морозова.

— Одеяла для арестантов, в крепость, Ваше Высочество?

— Да, — кивнул Саша.

В быстром распространении слухов есть свои преимущества: меньше объяснять.

Приказчик побежал за товаром и принёс штук пять на выбор.

Саша несколько растерялся.

— Григорий Фёдорович, вы что думаете? — спросил он.

— Мне кажется, это.

И Гогель показал на весьма толстый вариант коричневого окраса.

— Хороший выбор, — сказал хозяин лавки.

— А сколько стоит? — спросил Саша.

— Девять рублей, — доложил приказчик.

— А остальные? — спросил Саша.

Выбранное одеяло оказалось ожидаемо самым дорогим. В общем-то и в пять рублей можно было уложиться. Но к пятирублевому варианту как-то не лежала душа.

— Может, не для всех сразу возьмём? — предложил Кропоткин.

— Оптовая скидка будет? — спросил Саша.

— И не только оптовая, — сказал хозяин. — Я же знаю, что для арестантов. Уж, простите не могу