Пистоль и шпага - Анатолий Федорович Дроздов

– Мозоли я свел. Дело это не быстрое. Приходилось делать размягчающие ванночки, ставить компрессы. Во время таких процедур государь милостиво соизволил беседовать со мной.

– О чем? – спросил Кутузов.

– Любопытствовал про битву под Бородино – и не только. Спрашивал про Смоленск и прочие сражения. Требовал говорить подробно, ничего не утаивая.

– Про оставление Москвы спрашивал?

– Да. Интересовался, что я думаю об этом.

– И как ответил?

– Оставление Москвы стало тяжкой, но вынужденной мерой. Попытка не пустить врага в старую столицу кончилась бы уничтожением армии. Вы поступили мудро, ваша светлость.

– Так и сказал?

– Именно, ваша светлость!

– А государь?

– Удивился. Сказал, что впервые слышит такое от офицера. Что другие ругают вас, на чем свет стоит.

«Да, – помрачнел Кутузов. – Желающих расшибить лбы о французские ядра пруд пруди – как в армии, так и в Петербурге. Кто ж тогда Бонапарта из России прогонит?»

– Отчего ж думаешь, не как все?

– Так ведь все на виду, ваша светлость, – пожал плечами капитан. – Вздумай мы разбить французов в генеральном сражении, неизбежно потерпели бы поражение. Армия Бонапарта сильна, и ею командует гениальный полководец. Вон, под Бородино еле выстояли. Я был там, бился на Семеновских флешах и воочию видел, как силен француз. Трупы людей и коней лежали горами. Заманив узурпатора вглубь России, мы растянули его коммуникации, на которых сейчас действуют наши летучие отряды. У французов недостаток провианта и фуража даже в Москве. Их солдаты и кони голодают. И чем дальше, тем хуже для них. Голод и холод убьют их больше, чем наши пушки и ружья. Потому Бонапарт и рвется на старую Калужскую дорогу. Для него это возможность пройти по незатронутой войной местности и пополнить припасы. Наша задача – не пустить.

Хм! Кутузов с интересом смотрел на офицера. Капитан рассуждал как опытный стратег, что было непривычно слышать от офицера в таком чине. «Руцкий, Руцкий, – мелькало в голове. – Где-то я слышал эту фамилию. Что-то связанное с наступлением французов. Но вот что?» Так и не вспомнив, светлейший вызвал колокольчиком адъютанта.

– Позови Толя! – велел офицеру.

Спустя несколько секунд в кабинет вошел генерал-квартирмейстер.

– Скажи мне, Карл Федорович, – обратился к нему Кутузов, – где я мог слышать фамилию этого молодца? – он указал на капитана. – А то вертится в голове, а на ум не приходит.

– От генерал-майора Сен-При, – незамедлительно ответил Толь. – Эммануил Францевич рассказывал о подпоручике, прежде служившим у Бонапарта, который, опираясь на свое знание тактики французской армии, верно предсказал направление удара неприятеля сначала под Смоленском, а затем под Бородино. Досадовал, что такого полезного офицера отозвали в Петербург. Еще Руцкий отличился при нападении поляков на командующего Второй армией. Когда Багратиона ранили, он оказал ему помощь, которую директор медицинского департамента Виллие нашел правильной и своевременной.

– Вспомнил, – кивнул светлейший. – Меня тогда удивила эта история. Какой-то подпоручик и так верно угадал. Ты у нас, оказывается, стратег, – улыбнулся он капитану. – А что в чинах так сильно подрос? Из подпоручиков да в капитаны?

– Государь соизволил пожаловать меня поручиком по гвардии за захват пушек у неприятеля незадолго до Бородино, – не замедлил с ответом офицер. – Но я обменял чин на армейский. Военный министр, граф Аракчеев, это одобрил. К сожалению, доказать этого не могу – французы отобрали бывшие со мной бумаги. Но можно направить запрос в министерство – там подтвердят.

– Так ты и с Алексеем Андреевичем встречался? – удивился Кутузов.

– Имел беседу, – подтвердил офицер.

«Непростой человек, очень непростой, – подумал светлейший. – Государь с ним беседует, затем Аракчеев. Что-то здесь не так. Не прислал ли Александр Павлович ко мне очередного соглядатая?» Помедлив, Кутузов отверг эту мысль. Соглядатаев царя в армии и без того хватает – к тому же чинами выше. Тот же Бенигсен пишет на него кляузы в Петербург, и не только Бенигсен – «доброхотов» хватает. Куда ж еще одного? Но проверить нужно.

– Государь не предлагал тебе остаться при его особе?

– Предлагал, ваша светлость, – подтвердил офицер. – Но я попросился в армию. Какой от меня прок в столице? А вот воевать я умею.

Капитан будто невзначай коснулся крестов на мундире.

– Гм! – сказал светлейший. – А в какую должность при армии тебя определили в Петербурге?

– Ни в какую, ваша светлость. Предписанием, как уже сказал, направлен в распоряжение Главного штаба. Здесь намеревался проситься в свой батальон.

«Не соглядатай, – понял Кутузов. – Вот и славно».

– В военных картах разумеешь? – спросил.

– Так точно, – ответил Руцкий.

– Тогда покажи нам, как, по твоему разумению, будут наступать французы, – главнокомандующий жестом пригласил капитана к столу. Тот подошел и минуту рассматривал разложенную на нем карту.

– Пойдут отсюда, – указал пальцем. – Будут пытаться захватить Малый Ярославец, а затем пробиваться дальше. Сам город военного значения не имеет, его можно отдать, а вот за ним имеются высоты. Здесь можно устроить сильную позицию, которую успешно оборонять, тем самым заставив неприятеля убраться восвояси.

– Отдать город? – удивился Кутузов. – Без боя?

«Мне этого не простят, – подумал с горечью. – За Москву, вон, сколько упреков получил, в том числе от государя».

– Можно и с боем, – не стал возражать Руцкий. – А вот пытаться отбивать его у неприятеля не стоит. Зря положим людей. Если Богарне не удастся пробиться на Калужскую дорогу, он и без того уйдет из Малого Ярославца. Извините, ваша светлость! – поспешил капитан, заметив взгляд Кутузова. – Увлекся. Я не вправе давать советы главнокомандующему.

– Добрый совет и от солдата полезен, – хмыкнул светлейший. – Не желаешь служить при мне, капитан? В штабе?

– Ничего не смыслю в штабной работе, – поспешил Руцкий. – Прошу, ваша светлость, направить в батальон.

– Жаль, – сказал Кутузов, – но неволить не буду. Где сейчас батальон Руцкого? – повернулся он к Толю.

– Передан в дивизию Паскевича, – без запинки отрапортовал полковник.

«Все знает, – с удовлетворением отметил светлейший. – Золотой человек».

– Скажешь адъютанту, что я приказал направить тебя в распоряжение Паскевича, – сообщил светлейший капитану. – Пусть выпишет бумагу. Ступай, голубчик! Воюй так, чтобы я о тебе еще не раз услышал.

Руцкий поклонился, повернулся через левое плечо и четким шагом вышел из кабинета.

– Молодец! – оценил Кутузов. – Нам бы таких командиров – да побольше. Ты же, Карл Федорович, – сказал генерал-квартирмейстеру, – отправляйся в Малый Ярославец и определись с позицией.

– Думаете, капитан прав? – спросил Толь.

– Сам сказал, что он дважды верно угадал направление удара неприятеля. Один раз может и случайно получиться, а вот дважды, да еще подряд, не выйдет. Так что стоит принять меры. Поспеши!

– Слушаюсь, ваша светлость! – ответил полковник и, поклонившись, вышел из кабинета.

«А мы тем временем по французу ударим, – подумал Кутузов, проводив его взглядом. – Не то встали лагерем под Тарутино,