Александр Афанасьев - Силовой вариант ч. 1(СИ)

Дорога в Кабул обеспечивалась несколькими агентами, наиболее важный из них работал в Аэрофлоте. Рейсы на Кабул ходили каждый день, и он появлялся в Кабуле каждые три дня, будучи бортинженером рейсовой Тушки. Вербанули бортинженера еще в конце семидесятых в Москве. Он был гомосексуалистом, жопником — и прекрасно знал, что с ним сделают, если КГБ отправит его в исправительно-трудовой лагерь… а статья была, ее никто не отменял. Кроме того — разрабатывали его профессионалы, и он прекрасно понимал: если он откажется работать — его не отправят в лагеря, его просто убьют. В качестве поощрения ему разрешали таскать мелкую контрабанду — таможенникам в Шереметьево хорошо было известно, кто на подсосе…

В этот день — самолет точно так же совершил посадку в Кабульском аэропорту, как и всегда. Его прикрывали два вертолета Ми-24, щедро разбрасывая по сторонам шары тепловых ловушек… несмотря на то, что поток Стингеров почти прекратился, мало ли сколько их может быть в пещерах по всему Афганистану, а боевики сейчас стали намного опаснее, от войны с Советской армии они перешли к индивидуальному террору, к убийству советских граждан. Последний пуск зафиксирован был месяц назад… к счастью неудачный. Сегодня же — сели нормально…

Обычно — в Советском союзе в каждом городе при аэропорту существует гостиница для летного состава. В Кабуле ее не было, Аэрофлот арендовал в общей сложности три достаточно приличные виллы по всему городу для отдыха и «передержки» своего персонала между рейсами. Летчики использовали эту передержку по полной программе — в Афганистане можно было купить то, что в СССР днем с огнем не сыщешь, а каждому члену экипажа разрешалось провозить до двадцати килограммов ручной клади за рейс — примерно так же, как в свое время Ост-Индская компания разрешала каждому матросу брать в рейс по сорок килограммов опия для продажи в Китае. В последнее время, большой популярностью пользовались видеокассеты — и не так дорого здесь и легкие — а в Союзе ого-го стоят, особенно фильмы с драками — Джеки Чан, Брюс Ли. Несли целыми сумками…

После прохождения послеполетного осмотра вместе со всеми — сел в аэропортовский РАФ и бортинженер Виктор Суваев. Первый пилот, Гаврилюк — дружески хлопнул его по плечу.

— Ты чего такой смурной?

Конечно же, про то что Суваев гомосексуалист никто не знал, тем более — в экипаже. Никто бы просто напросто не захотел с ним работать, узнав такое. Воздушный флот — это культ силы, мужественности, тут и стюардесс полно, самых красивых… гомосексуалист.

Нет уж, увольте…

Суваев вымученно улыбнулся.

— Съел что-то не то, Владимир Васильевич.

Штурман, Долмин, расхохотался.

— Афган, самое место на толчке сидеть, да…

Микроавтобус подкатил к БТРу, тот. Через несколько минут, выбросив из труб клубы вонючего дыма, тронулся. Завоняло и в салоне.

— Фу… Мехмед, ты что, нормально ехать не можешь? Завонял всю машину… фу…

— Прости, рафик…

Понятное дело — к БТР жмется на случай обстрела…

Покатилась перед глазами серая лента дороги, пыль и до сих пор не до конца убранные горелые машины на обочинах. Дорога, спешно восстановленная после войны — она вела к посольствам и к аэропорту. Стоящие на обочине бронетранспортеры, новомодные угрюмые «черепашки» — так называли машины с высоким бронекузовом на шасси Урала.

И. конечно же, афганцы. Такси, частные машины, много мотоциклов. Торговцы прямо у стратегической, охраняемой советскими войсками дороги — предлагают ворованный бензин, шины, запчасти и всякую всячину…

Долмин как раз рассказывал про очередную кассету.

— … вот это дела. Ты прикинь, они на него всей толпой, человек десять, не меньше! А он их — раз! Раз!

— Кино, чего же ты хочешь…

— Не… У меня пацан в какую-то качалку ходит. Там сэнсей хороший, он показ делал. Троих за минуту положил.

— И сколько?

— Да ерунда. Сорок в месяц — много что ли? Зато малец — без дела по улице не шлындает.

— Смотри… говорят, в Казани банду взяли… такие же каратисты.

— Не… мой не пойдет. Запорю.

Как раз в это самое время младший Долмин и еще несколько таких же каратистов — рекетировали торговца тюльпанами, некоего Ашум-задэ. Это был первый опыт их рэкета… первый опыт превращения их группы в маленькую, сплоченную бандочку. Стремительно нарастающее с начала восьмидесятых общее отчуждение в обществе заставляло сбиваться как раз в такие вот маленькие группы, отделяясь от большого, общего. Правда больше не означала силу — силу означал кулак. Этого тоже до поры не видели…

Кабульские такси, регулировщик в бронированной будке, сделанной из подбитого бронетранспортера, заунывный напев муэдзина, плывущий над старым городом — время намаза. На улицах — типичные местные широкие штаны и безрукавки сочетаются с джинсами и местной, внешне малопримечательной, но отлично маскирующей практически на любой поверхности формой, которую местные шили для советского спецназа. Автобусы, троллейбусы — когда то говорили, что если в городе работает трамвай, значит, здесь есть советская власть. И тут же, как напоминание о войне и терроре — угловатые, раскрашенные в камуфляж бронемашины, солдаты в новых шлемах, напоминающих мотоциклетные, настороженные, смотрящие по сторонам. Когда они даже просто стоят и разговаривают — обязательно встают так, чтобы держать под контролем все стороны света. И в нескольких метрах от этого — манящий запах плова из чайханы, бачи, гордые тем что они не босоноги, а в дешевых кроссовках, зазывающие покупателей, синяя и серая Джинса — так обычно одеваются советники и специалисты, выходя в город. Заветная Монтана — дембельнувшийся после Афгана парень в джинсовой паре — король любой дискотеки…

Прокатились по Майванду — главной улице города. Порядок уже навели, но до сих пор, как выбитые зубы — разрушенные дома, опаленные адским пламенем Шмелей черные глазницы окон. Основные силы пакистанцев сюда не дошли, но бои шли страшные, буквально за каждый дом. Но здесь же — что-то весело кричащие друг другу строители, весело пыхтящий, изношенный ЗИЛ,[126] потемневшие от работы, сухие руки, проворно укладывающие кирпич. Страна ведь была социалистической, с социалистическим выбором — и значит, она строилась, а бывший враг афганского народа, товарищ Ахмад Шах по прозвищу Масуд объезжал стройки и обещал посадить вороватых строителей в зиндан. Бывает и так…

Свернули, прокатились мимо бывших советских хрущевок — сейчас столько жилья было не надо, а для новых советских специалистов строили городок в другом месте. Пошел квартал вилл — старый РАФик, стоящий на ободах, непонятно откуда здесь взявшийся, усатые, улыбчивые нафары из Царандоя, пропускающие советских просто так, а афганцев за деньги, приветственные крики — руси-афганистан дост. Высокие, глухие дувалы — здесь боев не было, даже самые отмороженные боевики сюда не совались, чтобы не озлобить людей. Советский союз показал свою силу — и в Кабуле сейчас было примерно так, как в начале восьмидесятых — только без массовых митингов, потому что от митинговщины все устали не меньше, чем от войны. Но лукав Восток! — прошлой ночью здесь стреляли и не исключено, что это были как раз эти усатые, улыбчивые нафары, которые получили автомат и жалование от новой власти — по ночам выходят на охоту. Сопротивление не было уничтожено — оно отползло в свои горные норы, забилось в схроны и кяризы, перекрасилось, легализовалось, залегло как тяжело раненый зверь. Улыбки никого не должны вводить в заблуждение — это Восток. Но они никого и не вводят — потому что здесь куется сталь. Новое, стальное поколение — которому предстоит вести страну к новым вершинам.

Виллы здесь — в основном арендуют либо советские, либо международные организации: соседями Аэрофлота выступают восточные немцы из какой-то экспортной компании, экспортируют сюда продукцию машиностроения и кажется, договариваются о том, что что-то добывать. Но на каждой вилле живет афганец, обычно вместе с семьей. В качестве платы за жилье — он ухаживает за виллой, держит ее в порядке, убирает, достает советским все, что им надо, при необходимости выступает в качестве переводчика, учит желающих языку. Жилья в Кабуле не хватает, в городе огромное количество беженцев из Джелалабада и пограничной зоны потому такая работа для любого афганца — как рай…

На советской вилле — прислуживает афганец Юсеф. Его семья — восемь детей, три жены — живет здесь же, в небольшом флигельке. Они — беженцы из Кандагара, приехали сюда, потому что знают — там их убьют. Дело в том, что сам Юсеф — пуштун, а вот одна из жен у него — таджичка и четверо детей — наполовину таджики. А это плохо — сколько ни говори про пролетарский интернационализм, здесь всегда будут помнить, кто какого роду-племени. Это русские — подзабыли, после семнадцатого года перевернули страницу. Да и то — не все…