Владимир Поселягин - Осназовец

— Не «Шторьх» ли там, случайно? — заинтересовался я.

— Он самый. Вы, я вижу, разбираетесь в самолетах?

— Скорее в угонах, — задумчиво протянул я, после чего спросил: — Что с ним?

— Он всегда находится в заправленном состоянии и готов к вылету. Находится во втором ангаре.

— Ясно. Значит, так. Вы идете со мной, а вас двоих я попрошу остаться, убивать не буду, но руки-ноги свяжу, благо нарезанных строп заготовил заранее.

Когда я собрался вязать второго, тот вдруг бросился на меня. Оглушать его не стал, просто пристрелил, уйдя в сторону, это стало уроком для двух оставшихся. Оглушив рукояткой пистолета связанного, чтобы он подольше оставался без сознания, я спросил у механика:

— Где летчики свои комбинезоны хранят?

— В соседней комнате, — хрипло ответил механик, глядя, как расплывается лужа под телом убитого.

— Идем.

Прихватив в соседней комнате летный костюм моего размера и парашют, я при механике быстро оделся, надел на голову шлемофон и, закинув через плечо парашют, стволом указал на выход.

— Вперед и без глупостей. Темнота вам не поможет, я на звук хорошо стреляю.

Мы вышли из здания, обошли его и направились к ангару.

— Что случилось? — спросил по-немецки ближайший часовой.

— Звонили из госпиталя, к нам везут тяжелораненого немецкого офицера, велели срочно готовить самолет, — так же ответил на немецком языке механик. Он его знал, оказывается, да еще причину с ходу нашел. Молодец, убивать я его теперь точно не буду.

— Поторопитесь, — велел часовой и вернулся к службе, то есть бдеть.

Мы открыли небольшую дверцу и прошли внутрь ангара, где механик, щелкнув тумблером, включил свет. Посередине действительно стоял мой хороший знакомец «Шторьх», только явно новенький, с более мощным мотором, улучшенной компоновкой для размещения одних носилок и с увеличенным грузовым люком. Аппарат, находившийся в ангаре, мне даже больше понравился, что был у меня до этого. Грузоподъемность килограмм на сто больше была.

— Неплохо, — пробормотал я, разглядывая самолет. Тот стоял носом к створкам ангара, готовый в момент сорваться с места. Осмотревшись, я спросил: — Дополнительный съемный бак есть?

— У нас нет. Канистры есть, вон на стеллажах. Там же бочки с топливом.

— Ясно, хорошо, я тут сам разберусь, руки подставляйте… Хм, может, вам ногу прострелить для достоверности, могут ведь в гестапо затаскать?

— Пожалуй, не стоит, — не согласился тот.

— Ну, было бы предложено.

Связав его и вставив в рот кляп, я открыл грузовой люк самолета, с довольным видом заглянул внутрь и, ухватив за ручки носилки, вытащил их. Мне они ни к чему. После этого я пробежался по ангару, залил в восемь канистр бензину. Еще одну прихватил с маслом и убрал все в салон, туда же и бензонасос сложил, найденный на стеллаже. Там же была сумка с инструментами и мелкими запчастями вроде прокладок и остального, я ее тоже подхватил. После этого я выключил свет, вышел из ангара и поспешил в ту сторону, где был велосипед. Мне мешал только один часовой, тот, что окликнул нас и охранял стоянку самолетов, поэтому сблизившись с ним, снял его двумя выстрелами.

Смелый спал на моей кепке и по-детски всхлипывал во сне, но проснулся, когда я взял его на руки, и мы покатили к ангару. Там я завел велик внутрь и убрал в салон самолета, втиснул еле-еле. Туда же закинул и мешок с узлом. Более этого, я и к часовому сбегал, снял с него пояс и карабин — мало ли пригодится, на этом самолете оружия не было. А дальнобойное может понадобиться.

Когда все мои вещи были разложены в салоне самолета, я снова покинул ангар и побежал к диспетчерской. Мне нужны были карты, а где их еще взять, если не там? Однако, к сожалению, диспетчер мне помочь не смог, у него была одна карта, да и то Польши. Оглушив его и связав, я рванул к транспортникам на стоянке. Во втором «юнкерсе» мне повезло, там в кресле второго пилота лежал планшет со всеми аэродромами Германии, правда не военными. Но и это неплохо, так что, прихватив планшет, я вернулся в ангар.

После этого я надел и застегнул парашют, снова выключил свет в ангаре и открыл створки, откатив их по полозьям в стороны. Получилось довольно шумно. Все, что нужно для запуска самолета, я уже провел, да и колодки убрал из-под колес и, пристегнувшись к креслу, потрепал по шее Смелого, сидевшего в соседнем кресле, и запустил движок. Прогреться я ему дал всего секунд двадцать, лето же, после чего отпустил тормоза и покатился из ангара наружу, потом взял правее и, дав газу, после короткого разбега пошел на взлет. Тревога поднялась на аэродроме, когда я пролетел километра на два. Засверкали лучи прожекторов у зенитки, но было поздно, я уже удалился на приличное расстояние. Пусть ищут.

Естественно, я полетел в сторону Буга, то есть в сторону прежней границы с Союзом, протарахтел над Люблином, но удалившись от него километров на десять, повернул и направился в сторону Германии. Ложный след сделал, теперь летим туда, куда надо. Пусть истребители меня у границы ищут. Второй угон, я уверен, будут расследовать серьезно, так что вычислят немцы, что все это сделал один челов ек, по-любому вычислят.

Летел я пока по той карте, где была Польша, мне нужен был Берлин, вот к нему я и продвигался, старательно обходя населенные пункты, большие по крайней мере, мелочь у меня просто не была обозначена. Курс я держал на Познань, для меня он был одной из точек маршрута. Если повезет, а я на это надеюсь, к рассвету я буду в районе Берлина. До него, если судить по картам, было около семисот пятидесяти километров. Две заправки и часов пять, а если будет встречный ветер, то и шесть полета. Должен, по идее, успеть к рассвету.

До Познани я не долетел около сотни километров. Нужно было заправиться, и я начал искать площадку. Помогавшие мне в угоне самолета тучи теперь мешали с выбором посадки. Но к счастью, появилось окно, и я, рассмотрев под собой пустое шоссе, совершил на него посадку. Привыкаю ночью летать, смотри-ка, хочешь не хочешь научишься. Пока Смелый бегал вокруг самолета, я доставал по очереди канистры и заправлял аппарат, убирая их потом на место. Неожиданно большим оказался расход масла, пришлось доливать, но я думаю, это из-за того, что мотор новый, самолету было всего два месяца, и налета на нем было меньше ста часов.

Потом я бегал, ловил расшалившегося щенка, и чуть позже мы снова поднялись в ночное небо и на высоте пятисот метров направились дальше. Как мы пересекли границу Польши и Германии, я заметил не сразу. Просто определил слева по борту город как Франкфурт. Это он и был. Я снова пошел на посадку, время было второй час ночи, нужно было заправиться и продолжить полет.

В этот раз Смелый так и продолжал спать в кресле, свернувшись калачиком. Я залил топливо в баки, осталось три полных канистры, и снова взлетел. Как и в прошлый раз, посадку я совершал на пустом шоссе — и нет никого, и ровная площадка, асфальтом покрытая. Удобно.

Наконец горизонт начал светлеть, и я рассмотрел впереди в десяти километрах огромный город, столицу Третьего рейха, поэтому снизился и повернул, положив самолет круто на левый борт — рассмотрел в той стороне довольно приличный лесной массив. Надеюсь, в нем есть поляны, на которые я могу благополучно сесть и замаскировать аппарат.

Да, я добрался до Берлина не только потому, что собирался добыть тут топлива, и во Франкфурте есть аэродромы гражданской авиации, нет, я решил заскочить в Берлин по пути к союзникам, чтобы повидаться с Ольгой, с той, которая биологически была мне сестрой, а фактически врагом. Нужно закончить с нашими делами. Из нас двоих должен остаться в живых только один. Я сказал. В общем, раз лечу мимо, то почему не заскочить к ним, раз возможность такая есть? Мне этого сделать никто не мешает. Начальства над головой нет и не предвидится. Хватит, уже один раз подставили, могут вообще до могилы довести. Теперь я сам себе начальник.

Германия. Лес к юго-востоку от Берлина.

Это же время.

— Слышишь мотор? — негромко спросил часового капитан Колясьев, вставая с лапника.

Пять летчиков находились в глубине довольно большого лесного массива. Пять из двенадцати членов экипажа четырехмоторного тяжелого бомбардировщика дальнего действия Пе-8, что совершали налет в сердце нацистской Германии. За последние две недели это был третий налет дальнебомбардировочного полка на Берлин с аэродрома под Ленинградом. Было потеряно две машины от действий истребителей противника, три дня назад подбили и капитана Колясьева. Экипаж покинул горящую машину. Ночь и начавшаяся непогода помогли пяти летчикам, собравшимся вместе, уйти от погони и скрыться в лесу. О судьбе других членов экипажа они ничего не знали.

— Снова нас ищут? — предположил младший лейтенант, стрелок-бомбардир.

— Когда солнце еще не поднялось? Сомневаюсь… Слышишь, стих двигатель.