Последний рассвет Трои - Дмитрий Чайка

воспылали страстью, а потом ограбили Менелая, прихватили пять рабынь и уехали, оставив на память обманутому мужу маленькую дочь.

Глава 22

— Я хотел было прирезать тебя, да микенская рабыня в ногах валялась и на руках висла, — честно признался Менелай. — Сказала, что ты всем жизнь спас и дом мой не дал спалить.

Он сидел напротив моей постели, сжимая и разжимая могучие кулаки. На его простецком лице была написана полнейшая растерянность и едва сдерживаемая ярость. Он не понимал, что произошло, и не знал, что ему теперь делать. Нарушение закона гостеприимства — немыслимое святотатство. О таком не слышали в этих землях никогда, а он теперь опозорен на весь обитаемый мир, от Итаки до Тира, и от Проливов до египетского Пер-Рамзеса. Такую новость в каждом порту смаковать будут, да еще и добавят от себя, не жалея красок.

— Не знал, что так будет, — покривил я душой. — Я сделал, что мог. Прости!

— Я знаю все, — махнул он рукой. — Я потом каждого раба самолично допросил. Ты все еще гость в моем доме, Эней, сын Анхиса, у меня нет вражды с тобой. Но ты уезжай сразу же, как только сможешь встать. Тебя отвезут до корабля. Шкуру льва заберешь с собой, она по праву твоя. Я только добил зверя. Твоим копьем добил!

Он встал и вышел, хлопнув дверью что было сил.

— Феано! — крикнул я, зная, что девчонка снова подслушивает. Так оно и оказалось. Она появилась в комнате через два удара сердца и стояла, смиренно опустив глаза в пол.

— Слушаю вас, господин.

— Хочешь уехать со мной? — спросил я ее. — Я выкуплю тебя и приму в свой дом. На мне долг неоплатный висит. Если бы не ты, меня бы убили.

— Не хочу, — покачала она головой. — Мне и здесь нравится. Сделайте лучше так, чтобы господин меня при себе оставил. Я ему сына крепкого рожу и буду сыта до конца жизни.

— Ты беременна, что ли? — удивился я. — Вроде незаметно.

— Пока нет, — усмехнулась она. — Но то дело нехитрое. Всех молодых рабынь басилейя с собой забрала. Тут, кроме меня, и брюхатить-то больше некого, а наш царь Менелай до этого дела большой охотник. И двух месяцев не пройдет, как понесу.

— Хорошо, — согласился я, удивляясь холодной рациональной логике девчонки, которая по моим меркам является старшеклассницей. — Тогда запомнишь все, что я скажу, до последнего слова, а потом повторишь царю Менелаю.

— Слушаюсь, господин, — ответила она.

— Кстати! — вспомнил я. — Тебе знаком некий Эгисф (1)?

— Слышала о таком, — кивнула Феано. — Госпожа ванасса поминала его как-то. Он старого царя Атрея убил, а детей его, Агамемнона и Менелая, из Микен прогнал. А те потом из спартанцев войско собрали, и его самого прогнали. Если бы не отец басилейи Хеленэ, то не видать бы Менелаю и Агамемнону царства как своих ушей. Потому-то и злобилась госпожа. Ее отец братьям все дал, а она как служанка жила в собственном доме. А царь Эгисф куда-то на север сбежал, и из милости у тамошних владык обретается. Изгой он, бродяга последний, хоть и великого рода.

— Понятно… — протянул я, обдумывая интересную мысль, забрезжившую в голове. — А расскажи-ка мне все микенские сплетни.

— Вот прямо все? — глаза девчонки загорелись в жадном предвкушении.

— Все, — кивнул я. — Но только те, что правдивы. Мне ведь еще неделю точно лежать… Прими вот это в знак моей благодарности!

Я снял с руки серебряный браслет, и он в мгновение ока исчез за пазухой рабыни. Она даже глазом не повела.

— Вы хотели сплетен? Ну слушайте, господин! — чарующим голоском пропела она. — Когда у нашего ванакса гостил царь Пилоса Нестор, они с ним напились и такое устроили! Мне рабыни рассказывали! Нестору тому лет столько, сколько не живут, а он тот еще орел, оказывается! А потом басилей Тиринфа приехал…

* * *

— Рабыня эта — родня моя дальняя, — сказал я Менелаю на следующий день, — вот и вступилась за меня. Я тебе вчера об этом сказать хотел, да ты так дверью хлопнул, что на меня чуть крыша не упала. Она из рода дарданских царей. Ее купцы из Угарита украли с полгода назад. Если отпустишь ее со мной, выкуп богатый дам.

— Ты серьезно сейчас? — Менелай так удивился, что даже выражение непроходящей злости на его физиономии сменилось неописуемым удивлением.

— Пусть меня бог Диво молнией поразит! — сказал я с максимально серьезным лицом, одной этой клятвой поставив большую круглую печать в новое свидетельство о рождении девчонки.

— Позови ее прямо сейчас, — продолжил я, — и спроси, как имя того купца. Корабль принадлежал царскому тамкару Уртену и сыну его Рапану. Мы ее по всему Великому морю ищем.

— Феано! — заревел Менелай, и девчонка прибежала вскорости, благо дворец был невелик.

— Слушаю, господин! — она смиренно склонила голову.

— Чья ты дочь? — спросил он.

— Почтенного Лина, кормчего царя Акоэтеса, — ответила она, послушно повторяя то, что я ей рассказал.

Лин, троюродный брат отца, поймал стрелу в шею, когда бились с ахейцами, и детей он по соседним портам оставил бесчисленно. Сам по пьяному делу не раз этим похвалялся. Так что здесь к легенде не подкопаться.

— Отец мой хорошего рода, — продолжила Феано, — а мать — вдова с соседнего острова. Он признал меня своей дочерью перед богами и людьми.

— Как купца звали, который тебя украл? — ошалело смотрел на нее Менелай.

— Уртену его звали, — ответила девчонка. — Из Угарита он, царский тамкар.

— Тебя родственники выкупить хотят, — сказал Менелай. — Собирайся, поедешь домой, в Дардан.

— Не гоните, господин, — бросилась ему в ноги Феано. — Я дитя ваше под сердцем ношу! Не лишайте его отца. Не гоните, умоляю!

— Как дитя? Когда успела-то? — огромный, сильный мужик сел на кресло и вытер обильно проступивший на лбу пот. — Я же тебя брату вернуть должен! А ты не хочешь, значит, домой… Ну ладно, оставайся, коли так.

— Если что, — добавил я, — могу выкуп за нее прислать. Негоже женщине из уважаемого рода рабой