Евгений Красницкий - Бабы строем не воюют

– Дескать, вернулись отроки из-за болота совсем другими, потому как познали что-то, что и словами описать нельзя: страх, кровь, смерть – своих и врагов… А девицы про то и не ведают. Потому и пролегла между ними межа, которую не переступить… Ну и еще, дескать, надо нам растолковать девкам про нашу, бабью грань жизни. Заковыристо говорил, конечно, я не все запомнила, но суть, кажется, ухватила.

– Эк его понесло! – Неугомонная Верка неодобрительно покрутила головой.

– Ну да, любят мужи словеса красивые, – перебила ее Вея. – Нагородят семь верст до небес, а станешь разбираться… Батюшка покойный тоже, бывало, как начнет говорить – ну прям звери лютые в Ратном собрались, а копнешь чуток поглубже… А-а, да что там! – Она махнула рукой и замолкла.

– Никогда я не слышала, чтобы муж так про… – Арина замялась, подыскивая подходящее слово, чтобы высказать то, что еще во время разговора с Филимоном ее поразило. – Ну про бабью сторону жизни, что ли, говорил.

– Неонила, покойная жена его, – пояснила Ульяна для чужих в Ратном Веи, Арины и Плавы, – не раз хвастала, что лучшего мужа и не сыскать: ни разу пальцем не тронул, ни разу на сторону не глянул; и родных, и приемных детей людьми вырастил.

«Да-а… Хоть мужская и женская стороны жизни рука об руку идут, но каждый их со своего бока видит и чувствует. А отроки с девицами тем более друг друга не понимают: в юности даже в голову не приходит, насколько они разнятся… Вон Филимон прошел через испытания в молодости, познал бабью жизнь изнутри, выходит, оттого и баб теперь лучше понимает? А сам при этом ничуть не обабился… Значит ли, что и баба, пройдя через мужское испытание, сумеет мужей лучше понимать, не теряя свою бабью сущность? Может, и я так смогу, после того как сама через смерть и убийство прошла?»

– Правильно ты, Арина, сказала про бабью сторону жизни, – вернулась к разговору Анна. – Вот я и думаю: Филимон-то говорил про то, что сейчас, после боев и ранений, отроки в мужскую жизнь входят, а девки в бабью – после проводов, ожидания… после встречи с ранеными… после плача по погибшим.

– Много мужи про это знают! – фыркнула Верка. – Спроси кого, так небось любой скажет, что бабами они нас делают… А без них ну прям никак!

– Конечно, все мы бабами после свадьбы становимся, – чинно продолжила Анна, но Верка и тут не смогла промолчать:

– Па-адумаешь, свадьба… Сеновалов на всех хватает…

– Ну девичество потерять – дело нехитрое, да не самое важное. Это только один, даже и не первый шажок в женский мир… так, телесное изменение. Главные же перемены вот тут и тут. – Вея постучала согнутым пальцем по лбу и левой стороне груди. Бывает, иная и родит, а матерью не станет… Не дано!

– Только вот даются все изменения не просто, – тихо, как будто про себя проговорила Арина, все еще обдумывая ту мысль, что ей в голову пришла. – И начинаются с боли и крови рождения, а потом боль почти каждый шаг сопровождает… телесная либо душевная – неважно.

– Да и кровь тоже… частенько, – согласилась с ней Вея. Помолчала, а потом повернулась к задумавшейся Анне. – У нас рассказывали про давний обычай… Раньше считалось, что девка, чтобы бабой стать, должна прежде испытание пройти. Ну как отроков в воины готовили, испытывали где-то на капищах, так и девиц перед замужеством старухи в лес уводили. И пока они те испытания благополучно не проходили, невестами не считалась. И не шить-готовить, а иное что-то, да не простое, не каждая могла осилить, бывало, что отвергали после этого девку, а то и убивали. Но это в совсем давние времена, потом-то помягче стали обходиться, но замуж таких не брали, так пустоцветом и оставалась до старости, а коли случалось, что рожала, так дите родня забирала, ибо считалась не годна к материнству.

Так что правильно Филимон сказал: наши девки на бабью дорожку уже вступили. Только зря он говорит, что первый шаг в женский мир девчонки только-только сделали! Они все уже столько пережили и столько потеряли, что этим, – Вея кивнула в сторону двери, – в их глуши и не снилось. Ты уж прости, Анна, но то, что ваши ратники с Куньим сотворили, и поживших баб ломает.

«Ох ты, ведь и Вея через то же прошла, о чем мне тогда Плава рассказывала! Да уж… весь не пощадили, и самих в полон угнали – такое не забудется. Конечно, сейчас для них оно вроде и неплохо обернулось, а какие раны на сердце остались? Хотя… Ничто даром не дается и не проходит бесследно. Надо думать, и Ратное с тех пор переменилось… К лучшему или худшему – бог весть».

– Каждой женщине своя доля испытаний отмеряна, – примирительно сказала боярыня, будто отвечая на Аринины мысли. – Но если хватит сил не испугаться, вынести то, что нам Господь посылает, то и награда может быть велика.

– А не хватит духа все вынести, так и не жалуйся потом, что жизнь не задалась, – подхватила Арина. – Бабка мне говорила, что боль и девственная кровь сродни той первой крови, когда пуповину обрезают. Это не жертва и не плата, а лишь напоминание нам, что все ценное в жизни даром не дается.

– Вот-вот! – оживилась Верка. – Я давеча так и сказала Акулине с Клавкой: хотите и ежа родить, и в девках остаться? Теперь и нечего мне тут ныть – «Везет тебе…» Тому везет, кто сам едет! Ага! А то разнылись они…

– Выходит, они с тебя начали, – понимающе хмыкнула Ульяна. – То-то они ко мне подкатывались, выспрашивали про наше житье да про то, как мужья тут устроены… – И пояснила для недоумевающих Арины и Плавы с Веей. – Это Тита с Прокопом жены. Все примериваются, как им – перебираться в крепость или погодить… Боязно.

– Боязно им, вишь! – возмутилась Верка. – То-то и оно, что боязно! Ну так я им и сказала: давно собрались бы да приехали. А они губы поджали: «Хорошо тебе – приехали… Вам-то с Макаром дом уже готов!» – скривилась она, передразнивая слезливо-завистливые причитания неведомых Арине баб. – Ага! Мне завсегда лучше всех! Ну я им и выдала! А вам, говорю, кто мешал? Мы с Ульяной небось на телегу погрузили, что поместилось, да и поехали к мужьям без долгих разговоров! Вея вовсе добралась, когда Стерва унесло невесть куда – что, ей не страшно, что ли? Сами же мне в спину шушукались тогда: поди, под телегой ночевать придется либо с отроками в одной землянке!

Мы с Макаром до сих пор без своего угла перебиваемся, он в казарме, я в девичьей! Зато мы здесь вместе! У меня телега со скарбом так и стоит под навесом! Что ж мне теперь, удавиться, что ли? Зато и дом нам в числе первых… А они приехать боятся, вишь ты! Бросили мужей на чужих баб и сидят там, как смолой юбки намазали! И еще завидуют мне, что дом нам первее их, да что в поле не убиваюсь. Мало я здесь с починкой на всю ораву уламываюсь? Что ж им-то тогда в этот мед боязно?

– Ну жизнь менять завсегда боязно, да еще вот так резко, – вздохнула Ульяна. – Я ведь тоже перед переездом три ночи не спала, все переживала – как тут и что…

– Так и мне боязно! – Верка всплеснула руками. – Кто ж говорит, что нет? И посейчас боюсь! Но переехали же, решились. Зато теперь и сливки нам, а уж кто после – объедочки… Вот так оно всегда и во всем. Я им это и объяснила: ничего даром не дается, за все расплатиться чем-то надобно. А не хватает духа… ну ной… толку-то? Ни нытьем, ни карканьем жизни не поправишь. Ты свое дело делай потихоньку – оно и сладится.

– Да они бабы-то неплохие… – Ульяна покачала головой. – Вот увидишь, переедут непременно, и тут к месту придутся. И Акулина, хоть и ныть горазда, а тоже не белоручка – обвыкнется… Страда уже почитай закончилась – куда им деваться?

– Да теперь-то уж непременно переедут! – неожиданно заржала Верка. – Бегом прибегут, вот увидишь! Уж я их так обнадежила, так обнадежила…

– Чего ты еще отчудила? – вскинула брови Анна, а остальные с любопытством воззрились на Верку, не сомневаясь, что неспроста она так заливается.

– Да чего я? – отдышавшись, она состроила невинную физиономию, но не удержалась и снова захохотала. – Говорю им: а вы, бабоньки, можете и не спешить, чего уж теперь? Мужи ваши присмотрены да ухожены, Плава их кормит, Ульяна обстирывает, я – если что зашить, а остальное… В крепости холопок молодых да пригожих мно-о-ого… А вот еще скоро молодухи лисовиновские приедут, Анне Павловне в помощь, те и вовсе пропасть не дадут! Ох они подхватились-то! Не иначе прямо от колодца и рванули добро собирать…

– Ну ловка! – отсмеявшись, восхитилась Анна. – Похоже, и впрямь скоро пожалуют… Вот и ладно, и им дело сыщется. А пока… – Она задумалась, оценивающе глядя на своих ратнинских помощниц. – Значит, так, бабоньки. Есть у меня для вас важное поручение.

Верка с Ульяной переглянулись, недоуменно пожали плечами и уставились на боярыню.

– Посмеялись мы с вами про жениховство-то, а ведь и впрямь пора на будущее присматриваться к ратнинским девкам. Обнадеживать их пока рано, но самим прикинуть уже не мешает: у кого в роду бабы плодовитые, кто в родне чем болел… Ну это я у Настены… Не белоручки ли, какого нрава… В общем, все, что сами знаете и что выспросить сможете.