Кондитер Ивана Грозного 2 - Павел Смолин

меня живой мимикой. Сходство с актером Юрием Яковлевым весьма отдаленное, что, признаться, меня несколько разочаровало. Старался советский кинодеятель изо всего своего таланта, но, сколько Станиславским не обмазывайся, все равно останешься актером, а не самим Господом «поставленным» на Святую Русь Государем.

Ох и радовался народ! Спасение жизни само по себе в качестве повода для праздника годится очень даже, а когда спасает сам Государь, да еще и в Праздник Вознесения Господня…

— Не гневайся на овечек сих, Государь, — на всякий случай вступился за паству игумен. — Со дворов крепких ушли, да на пепелище возвращаться придется.

— Короток век земной, да не отпускает, — проявил Иван Васильевич понимание. — Не на что гневаться здесь. Степняки дворы пожгли, степняки и заплатили — справедливо сие. Да, Девлетка? — повернулся к сидящему на сундуке у левой стены, напротив игумена, меня и Данилы, Девлет Гирея.

Вот так вот, да — в плен попался хан Крымский. Никаких на нем цепей и веревок, тем более — побоев и следов пыток. Уважаемый человек все-таки, и упакован от этого в чистые (изначально грязноват был, но ему разрешили переодеться) и богатые одежды. Я бы гниду лично удавил, за мужиков убитых и нервы сожженные, но чего уж теперь.

— На все твоя воля, Государь, — поклонился Девлет Гирей, всем видом демонстрируя покорность.

Тварь.

— Что людом окрестным движет — понятно, — продолжил Иван Васильевич. — А вот тебе чего не хватало, Девлетка? Мы же с тобой, пёс паршивый, договор заключили, а ты вот так — с сабелькой на обитель людей Божьих.

Ни намека на гнев не было в голосе Ивана Васильевича, лишь печаль и искреннее желание понять.

— О Софии промеж нас уговора не было, Государь, — тщетно пытаясь маскировать вызов в голосе, заявил степняк. — А меж мной и Барашем, мир ему, был. Жена Бараша, сын его и все имущество по уговору меж нами племяннику моему должно было отойти. Не супротив тебя и Бога твоего шел, Государь, а за своим.

Игумен от исламской формулы «мир ему» скривился, перекрестился и изрек беззвучную, короткую молитву. О, кстати…

— Если ты — мусульманин, почему твой переговорщик говорил, что верит в языческого Тенгри? — спросил я.

На правах пострадавшей стороны и Палеолога могу себе позволить влезть в разговор.

— А ты его из кусочков обратно собери да спроси, — посоветовал хан. — Не влезай во взрослые разговоры, мальчишка. Кто тебя воспитывал? В разговоры старших лезет, по тем кто миром договориться хочет из пушки палит…

Не выдержав наглости ублюдка, я метко, через всю комнату, плюнул ему в рожу.

— Что ты себе позволяешь⁈ — взревел хан, и, яростно вытирая лицо рукавом, вскочил на ноги. — Бери меч! — вызвал меня на дуэль.

Повиновавшись движению пальца Ивана Васильевича, его одетый в золоченый доспех дружинник ударил Девлет Гирея в «солнышко». Радуйся, что перчаточки дружинник снял, гнида.

— Гелий Давлатович, негоже в таком месте даже в шакалов подлых плеваться, — ласково укорил меня Государь, пока дружинник грубо усаживал жадно хватающего ртом воздух хана на место.

— Негоже, — признал я и перекрестился на Красный угол, попросив прощения.

Стыдно — не потому, что «в таком месте», а потому что самоконтроль утратил.

— Гелий с тобою бился уже, Девлетка, — обратился Иван Васильевич к хану. — С Данилою моим рука об руку за Веру Православную стояли, — ввернул в разговор Захарьина ради демонстрации расположения к последнему. — Сам видал, в кого пламя да молнии летели — что это, ежели не Воля Божья?

Успели уже Государю рассказать, насколько мощно и результативно «грек к Господу за помощью взывал» — в этом мнении все наши однозначны, и того, насколько близки мы были к поражению, многие даже не заметили, отчего я натурально выпал в осадок.

Это насколько в меня люди верят, что даже объективная реальность отступает на второй план?

Насколько бы ни был сейчас зол и обижен хан, он все равно оставался продуктом своего времени с мистическим мышлением, поэтому посмурнел и тему развивать не стал.

Отвернулся от Девлет Гирея его Бог.

* * *

Одним из качеств, отделяющих хорошего администратора от плохого, является способность не допускать простоя имеющихся мощностей. Иван Васильевич сим обладал в полной мере, в кратчайшие сроки «нарезав» задачи кому считал нужным и не забыв проконтролировать их исполнение лично и через других «нужных» людей.

Первое большое дело — сбор, учет и дележка трофеев, коих на нас свалилось великое множество. Одних лошадок под тысячу, и я сочувствую Государевым «завхозам», которым придется пересчитывать и переписывать одежду, оружие и предметы быта. В начале этого этапа нам открылась финальная численность приведенного Девлет Гиреем войска — семнадцать тысяч степняков. Из-за такого количества «юнитов» округа на многие десятки верст тупо вымерла, потому что проклятые кочевники выгребли и разграбили все, до чего дотянулись. Неудивительно, что тыщонка-другая потерь во время штурма хана не смутила: его людские ресурсы считай бесконечны. Были бесконечны — Государь с собою пятнадцать тысяч «комбатантов» привел, все окрестные полянки да рощицы ныне палатками и шалашами заняты. Не-боевую компоненту русского воинства считать мы и не пытались — и так понятно, что их несоизмеримо больше.

Потрясающие административные таланты Ивана Васильевича подкреплены не только великолепным образованием и без дураков выдающимся умом, но и опытом: Казань брать пытались трижды, и два первых раза споткнулись о логистику и головотяпство исполнителей. Этот колоссальный пласт ошибочных и правильных решений лег в основу нынешней «перетяжки», и иначе в настолько краткие сроки собрать и переместить такие массы людей с имуществом было бы невозможно.

«Срок» — не неделя, кою мы сидели в осаде, а побольше: первые приготовления Государь прозорливо инициировал еще тогда, когда первая, потешная на контрасте со «сборной Степи» пачка татарва была на половине пути к моему поместью, а Девлет Гирей еще только-только войско собирал. Не слеп и не глух Кремль — шпионы на всех интересных ему направлениях имеются, и мое им человеческое спасибо за хорошо выполненную работу.