Барон фон дер Зайцев - Андрей Готлибович Шопперт

подошёл последним. Иоганн за Киселём наблюдал. Тот не лыбился, не радовался, что враг недавний погиб, хотя скорби, с провисшими кончиками губ и усов, тоже заметно не было. Подошёл перекрестился. И нашёл глазами в окружившей толпе Иоганна.

— Нужно на тот берег срочно. Сестре… Марии сообщить. Сюда привезти. И мужчин с повозками, везти нужно его в баронство.

— А если там бунтовщики или литвины? — это управляющий совершенно правильный вопрос задал.

— А что с нашими бунтовщиками? — точно ничего же никто так и не сказал. Вот тут одиннадцать пленных, а после «убегания» побитых повстанцев в Русское соло их точно больше пяти десятков оставалось. Вопрос правильный озвучил староста Георг.

— Мы десятка два убили. Этих пленили. Из дальних домов успели убежать в сторону Риги, — Кисель повернулся к Отто, — а ведь на самом деле, по дороге к Риге и есть баронство.

— Тогда надо туда всеми силами идти, — Старый заяц потряс тяжёлым арбалетом, — коней полно, мы их раньше догоним, чем они до дорфа доберутся.

— На тот берег попасть не сложно, — остановил их боевой был Иван Фёдорович, — Что людям говорить? Чтобы начинали в дома свои перебираться? Или пусть сидят, а сюда только мачеху с Василисой, чтобы похоронить барона? Что вообще людям делать? Холода, шторм, а они в шалашах. Натерпелись, простыли. Дети малые. Можно им возвращаться или нет? Вернутся сюда бунтовщики или нет?

Все как-то самоустранились сразу от ответа. Самоотвод взяли. Попыхтел Отто Хольте, ему-то сам бог велел на этот вопрос отвечать.

— К Риге пошло по словам пленных тысячи три — четыре… и там полно литвинов. Я понимаю тебя, Иоганн. Пусть костры жгут, но посидят там ещё день пока мы не вернёмся. И Базилису не надо сюда. Одну только Марию. С братом проститься. Вот вернёмся и тогда… День… два.

Событие семьдесят пятое

Это всё нарочно. Там бог какой-нибудь, Локи, например, пошутить решил. Только Иоганн оттолкнулся от берега, встав на плот, как ветер, вроде совсем успокоившийся, выдал коленце — дунул. Плот на волне качнуло, пацан переступил, чтобы удержать равновесие, и встал ногой на самый конец. Не упал. Удержался. Только сапоги замочил. Ну и, конечно же, они оказались где-то там внизу не герметичными, и набрались холодной, просто ледяной, воды. А ветер, сволочь этакая, дуть не бросил. Прямо навстречу пыхтел. Пока парень делает пару гребков шестом или отталкивается от дна, норд-ост, он же борей, плот назад толкает к берегу. Толкаешься, гребёшь, из сил выбиваешься, а плот и четверть расстояния не проплыл. Это ещё хорошо, что течение слабое, а то бы к Риге подплыл пока до того берега добрался. Весь мокрый от брызг и пота Иоганн просто упал на берег, когда переплыл Аа. Его тут же подняли и в лес отволокли. Оказывается, с того берега над мытарствами барончика наблюдали.

— Что там? — над пацаном наклонилась ведьма Матильда.

Лекарка положила ему руку на лоб, и Иоганн вырубился. А когда в себя пришёл, то уже в шалаше на сухой траве лежал.

— На выпей, да рассказывай уже. А то народ сейчас меня на клочки разорвёт.

Колобок колдовской совсем и не похудел. И румянец со щёк не исчез. Видно, не совсем тут плохо, до каннибализма не дошли ещё.

Иоганн выпил из круши вполне себе тёплое кисловатое питье и вылез из шалашика колдуньи. Народ со всех трёх дорфов стоял стеной и роптал.

— Мы их всех побили. Несколько человек только в Ригу сбежали, но за ними сейчас отряд уже в погоню отправился на лошадях. Это хорошие новости. Теперь две плохие. Иоганн огляделся, отыскивая глазами мачеху. Нашёл. Обе Марии с Василисой и Гердой стояли возле соседнего шалаша. Ну, может, чуть побольше остальных и водорослей с травой на крышу больше накидано — вот и все баронские привилегии. Мария, которая датчанка, Василису, совсем даже не маленькую, держала на руках, прижимая к себе. А мачеха стояла к сосне привалившись, выглядела бледной. Да тут, в таких условиях, и мужик, закалённый походами, скиснет, а тут вполне себе разбалованная баронесса.

— Плохая новость в том, что сегодня утром погиб барон Генрих фон Лаутенберг. Дядя погиб.

— Как! — мачеха охнула и стала оседать по сосне вниз. Её подхватила за руку Герда. Рыжая одна в этой компании держалась стойким оловянным солдатиком. Рыжие они все такие.

— Погиб. Вторая плохая новость, что мы точно узнали, что большое войско повстанцев больше трёх тысяч человек ушло к Риге. И нам ничего не известно, что там происходит. Потому… — Иоганн развёл руками, — Потому, вам сегодня нельзя возвращаться назад. Придётся вам ещё пару дней здесь остаться. Как вернутся наши от Риги, а все сейчас отправились за сбежавшими разбойниками, тогда… Они должны убить их и разведку к Риге послать. Вот как вернутся они, так, наверное, и вы вернётесь. Костры можете жечь, варить каши, греться, но по домам пока нельзя. Вот вернётесь вы, а тут войско это бандитское от Риги погонят, и они злые и голодные в ваши дорфы ворвутся. Давайте пару дней потерпим. Все дома стоят целые, разбойники ничего не сожгли. И были только в Русском селе, до остальных даже не добрались.

— А похороны? — бабка Лукерья протягивала мачехи кружку.

— Я затем и приехал. У Генриха фон Лаутенберга только сестра здесь. Младший брат на войне. Матушка, собирайтесь, мне нужно вас на тот берег перевезти.

— Я с ней! — поставила Василису на землю датчанка. Решительный такой вид, попробуй возрази.

— А с детьми? С детьми, с Василисой с Гердой кто останется? — Иван Фёдорович, как человек из другого времени, всё это тяжело переносил. Вроде и люди чужие, и эта беда точно не его. А жалко. И даже мачеху жалко, хоть она и начала хвостом крутить только отец погиб.

— Лукерья останется. Я пойду с Марией, — вот! Родную дочь готова бросить на чужого человека. Другие времена — другие нравы. Французская кажется пословица? Или нет? Temporа mutantur et nоs mutamur in illus — времена меняются, и мы меняемся вместе с ними.

Где-то в интернете прикол попался давно. КАКИЕ ВРЕМЕНА — ТАКИЕ НРАВЫ: ВЕЗДЕ СЛЮНА, НАРКОТИКИ, ОТРАВА. Цицерон сказал.

Иоганн огляделся, поддержку в ком-нибудь выискивая. Народ в пол смотрел. В ковёр из хвои жёлтой и травы зелёной.

— Хорошо. Поплыли. Назад легче будет. Ветер