Москва и Московия - Сергей Александрович Калашников

и ту же. Сами письма брали подряд по датам и нумеровали сквозным образом, соображая, как организовать архив. Тут ведь кроме писем нужно и ответы на них приложить, и отданные распоряжения под рукой оставить, чтобы не забыть спросить об исполнении.

Вообще-то я терпеть не могу бюрократию с её бесчисленными бумагами, но в нашем случае деваться некуда, пришлось заводить канцелярию. Не в смысле учреждения конторы, а чисто для себя и собственными силами. Зимой-то, когда реки встанут, можно будет привлечь мало-мальски грамотных людей, что зазимуют с нашими лодками на Кукуе. А пока человек писучий – редкость.

* * *

– А отвези меня на твой Муромский двор.

С такими словами нагрянул к нам Пётр I с Фёдором V на плече и с Лизой-Рисовальщицей под ручку. Ну ни дать ни взять семья собралась отдохнуть за городом.

– Сей момент, герр Питер, – отвяла от бумаг Софочка и, придавив их камнем, образцом медянистых песчаников, отворила окно и в рупор отдала распоряжения. – Не мешкай, государь, – повернулась она к самодержцу, – а то без тебя умчатся, кони застоявшиеся.

Шуточку Сонькину царь воспринял с улыбкой. Взглянул на то, как места в двух баржах деловито занимают сермяжники, а к третьей поспешают нянюшки с Чарликом и узлом детских одёжек.

Когда мы подошли к судёнышкам, над казёнками дрожало марево от прогреваемых моторов. Оставалось только сесть и оттолкнуться от берега. Софи и Лиза, обе рослые и крепкие, взялись за вёсла и, подчиняясь командам капитана, вместе с двумя другими членами экипажа принялись выгребать в Яузу. Ещё две баржи неторопливо выполняли тот же манёвр: одна впереди, другая – сзади. По берегу скакали конные семёновцы в своих лазоревых мундирах – видимо, эскорт прощался с нами.

На замыкающей лоханке подняли сигнал готовности. Действительно, оттуда донёсся сдержанный звук работающего двигателя. Потом и наш мотор негромко заворчал. А там и передний запустился. Наш капитан поднял сигнал «Следую своим курсом», и мы шустро побежали к Москве-реке.

Пётр отдал сына Лизе и пробрался в рубку, где занял место рулевого. Одна из нянь разожгла спиртовку – варить деткам кашу. Вторая показывала мелюзге деревянные игрушки, сделанные искусными резчиками. Софи и Рисовальщица принялись пощипывать струны гитар – я не понял, кто и когда их притащил. Хотя видел же, как Алексашка Меншиков, царский денщик, суетился у причала, но на борт приглашён не был.

Мы неторопливо шли вниз по течению, поглядывая на берега и гадая, в какую сторону приведёт следующий загибон русла. До Коломны, где Москва-река впадает в Оку, не меньше десяти часов хода, до темноты не добежим. А насколько светлой окажется эта августовская ночь – да кто же скажет заранее?

– Луна нынче покажется через час после заката, – словно отвечая на так и не прозвучавший вопрос, сообщил моторист, выбравшийся в пассажирскую кабину и за чем-то забравшийся в рундук. – Коломну пройдём утром на зорьке. Через два часа повечеряем, а там и спать будет пора, гости дорогие.

– Членам экипажей заботиться об удобствах пассажиров, их довольстве и сытости. Но к порядку призывать, – продекларировал Пётр из рубки. – Сама сей артикул сочиняла, фрейлина Корн?

– Виновна, государь, – сверкнула улыбкой Сонька.

– Всё-то я понять никак не могу, отчего людишки твои, даже самого подлого сословия, столь ревностно служат тебе, хоть бы и безо всякого догляду, а мне или палкой гнать приходится, или на горло наступать. Вон Фёдор Юрьевич сколь ни доглядывал за тобой, а не уяснил. Ты не ведьма ли ненароком?

– Если слово «ведьма» выводить из понятия ведать, то истинно ведаю. Нет в этом тайны, и тебе она тоже известна. Что бы я тебе ни объяснила, ничего нового ты не услышишь, – попытался я уйти от неудобного разговора.

– Не зря ведь слух идёт, будто ты профессор, умеешь объяснять доходчиво. Уж постарайся, растолкуй мне недогадливому. – И скалится насмешливо.

– Ну, про то, что любому надобны пища, кров и одежонка, ты и без меня знаешь. А то или сбегут, или бунтовать станут. Сверх того нужно людям с другими людьми общаться, хоть в трудах общих, хоть на жизнь свою товарищам жалуясь, хоть в церкви батюшку вместе с соседями слушая. Иначе озвереют. А ещё любому потребно уважение. И вот тут-то зарыта собака. Потому что бояре твои не уважают тех, кто не богат, не окутан роскошью, не окружён угодливой челядью. Они не аскеты, им хочется всего и побольше. Но и без них с такой огромной страной не совладать.

– Воры кругом, – вздохнул царь. Он уже отдал штурвал рулевому и присоединился к нам. – И нет других, все одинаковые. Вот как тут быть? Как это переиначить на правильный лад?

– Да никак. Так было, есть и будет. Пусть их ловят да наказывают. Про тех, кто в измене виновен, ничего не скажу – не моего ума дело. А лукавых да непослушных лишай волостей и переводи в казну. Волости переводи. У тебя денег станет прибавляться на содержание войска. Стрельцов-то, как я понимаю, проще в поход направить, чем ту же боярскую конницу собрать.

– Хочу стрельцов полками нового строя заменить, – вскинулся государь.

– О том с воеводами совет держи, – поспешил я отбояриться от советования на столь скользкую тему. – Мне вопросы содержания войска не близки.

* * *

С одной стороны, Пётр явно вознамерился познакомиться с собственной страной, путешествуя по ней неторопливо и поглядывая на городки и сёла, следуя по главной улице России, каковой нынче является река Ока. С другой – желает прикоснуться к знаниям, расхваленным Лизаветой, его неофициальной походно-полевой женой. Дело в том, что и сам он, насколько припоминаю, был походно-полевым царём. В военных походах и в деловых поездках прошла значительная часть его жизни. Нынче в застеклённой кабине небольшой речной баржи он, не капризничая, уснул вместе со всеми, с тем чтобы утром проснуться, как и остальные.

– На пристани в Коломне висит сигнал о наличии груза до Мурома, – доложил из рубки третий член экипажа, который не капитан и не моторист. – Так будем брать, герр Питер?

– Будем, – ухмыльнулся царь.

Парень выставился вверх из крыши рубки и отдал распоряжения флажковым семафором. Передняя баржа направилась к причалу и вскоре ошвартовалась. Наши охранники пообщались с парнями, принявшими концы, и подали сигнал приставать остальным. Работнички в речном порту Коломны носили треуголки с известной бляхой на левом прищепе, полотняные порты до колен и того же материала рубахи без рукавов. Обуви по случаю летнего времени на них не наблюдалось.

Три юнца учтиво поклонились. Не уверен, признали ли они государя, но мою