Японская война 1904. Книга 6 - Антон Дмитриевич Емельянов

— Скажете, что за границей не открыть русскую газету, чтобы доносить до них наши мысли? — удивился Лосьев. — Да только я с ходу назову вам «Колокол» Герцена или «Револьт» Кропоткина. Первый в Лондоне выходил, второй в Париже.

— И обе газеты выполняли роль революционной агитки. Для нас, не для них, — хмыкнул я. — Попытки же издавать что-то в пользу России просто не встречали понимания. В 60-х годах Петр Шувалов пытался издавать газету в Лондоне — прикрыли через месяц. В 80-х князь Мещерский вернулся к идее официальной русско-английской газеты, и ему не дали сделать даже одного номера.

— И наше радио — это как газеты нового времени?

— Все верно, — кивнул я. — Пусть покупают кристаллы, пусть как можно скорее начинают копировать… Пока они разберутся, в чем главная опасность, на рынке появятся тысячи частных станций, которые будут ловить наш сигнал. Раньше для того же пришлось бы везти в чужие страны миллионы прокламаций, искать издательства, деньги и покровителей на месте… Сейчас же мы сможем дать первый толчок, просто завезя в те же Лондон, Париж и Берлин по сотне своих пластин кварца. Энтузиасты соберут приемники, и мы создадим спрос, под который уже будет работать местное производство. Законы, запреты — они тоже будут, но будет и возможность заработать, которую местные акулы бизнеса точно не упустят.

Я замолчал. На самом деле во всем этом плане было немало подводных камней, и я по-настоящему рисковал, ставя на кон нашу возможную монополию на качественную связь. Но Шереметев уже должен был получить новые партии пластин, которые мы досылали ему в Санкт-Петербург почти каждый день, и первые агенты в свою очередь уже ехали дальше, в Европу и Америку…

Сидя в защите, нельзя победить в войне, поэтому мы снова шли вперед!

* * *

Казуэ Такамори вернулась в Йокогаму.

Официально как представитель Сацумского княжества, неофициально — как представитель сделки между князем Ито и императором. Еще неофицальнее — как доверенное лицо генерала Макарова, который искал покупателей на свои приемники в том числе и в старой Японии.

Вот только в Токио к Мацухито ее никто и не подумал пускать. Письма забрали, а вот саму оставили в городе и сказали ждать ответа. Хорошо, что с заданием Макарова все прошло быстро: стоило девушке только намекнуть, какой у нее есть товар, и представители сразу нескольких старых родов быстро выкупили как отложенные для них запасы, так и контракты на следующие поставки. А потом пришел он…

Англичанин, который предпочел не называть свое настоящее имя и к которому все обращались просто Смит. Мутная личность, которая еще недавно могла бы появиться в Китае или Индии, но никак не свободной Японии, но сейчас, увы, гарнизон города-порта Йокогама слушал его гораздо больше, чем свои официальные власти. Казуэ сначала просто отметила это, но не придала значения, а зря… Когда мистер Смит пригласил ее на встречу, то назад ее отпускать никто не собирался.

— Вы слишком много думаете о себе, дикари, — сильные пальцы сжали руки девушки, а потом медленно разорвали верх платья.

Все это время англичанин следил за ее реакцией, и Казуэ сразу узнала тот тип людей, от которого всегда старалась держаться подальше во время вынужденной работы в юкаку. Когда Смит говорил «дикари», это был даже комплимент. Японцы и другие азиаты были для него не больше чем животными. И он наслаждался той властью, которую ему давала британская корона в этой части света.

— Вы такой сильный! Настоящий мужчина! — Казуэ мгновенно взяла себя в руки: голос стал бархатным, а руки нежными волнами заскользили по телу англичанина.

— Неужели ты умнее, чем кажешься на первый взгляд? — англичанин усмехнулся и рванул платье дальше.

— Люблю силу, она как бриллиант, но, чтобы оттенить красоту настоящего камня, рядом же нужна правильная оправа? — Казуэ сама скинула остатки одежды и сделала шаг к окну.

Пусть ее будет видно с улицы, но лучи солнца должны красиво играть на коже. Если Смит заинтересуется, то это может развязать ей руки. Пусть хотя бы немного.

— Я слышал, у вас есть девушки, которые всю жизнь учатся доставлять удовольствие мужчинам.

— Они — дуры, — Казуэ чувствовала, что сейчас ей нужна не лесть. Смиту плевать на ее мнение. Но ему точно нравилось унижение других, признание его правоты, и Казуэ играла на этих струнах. — Считают, будто мужчинам нравится, когда их слушают, когда их окружают красивые традиции, которые на самом деле только сдерживают их настоящую силу. Впрочем, есть и другие, правильные… Например, традиция служить своему мужчине была в чести еще во времена Вильгельма Завоевателя.

Покачивая бедрами, девушка дошла до стоящей на столе бутылки шампанского. Наполнила один бокал, второй.

— Я поправлю пудру? — между делом спросила она. — Слуга идеального господина должна быть идеальна.

— Поправь, — Смит еще был увлечен игрой, но…

Он уже явно терял интерес, да и, несмотря ни на что, продолжал держать ситуацию под контролем. Сам расслабленный, но, чтобы выхватить револьвер с пояса, у него уйдет меньше секунды. Казуэ продолжала играть телом, пока шла к зеркалу, пока поправляла осирои на щеках — часть просыпалась в правый бокал… Она бросила быстрый взгляд на Смита, но тот не обратил внимания.

Подойдя к англичанину, девушка протянула ему бокал — глоток. Потом она начала пить сама, и в этот момент Смит подхватил ее и бросил на кровать.

— Хватит! — он зарычал, его сердце застучало все быстрее, разнося по телу кровь и щепотку цианистого калия. Такого же белого, как и рисовая пудра на щеках девушки, но при этом дьявольски смертельного.

Мистер Смит даже не успел насладиться своей властью, когда его горло сжалось. Рука потянулась к пистолету, но Казуэ была наготове: уперлась сразу двумя ладонями в волосатую грудь и столкнула мужчину в сторону. Тот хрипел еще несколько минут, пока она одевалась, но девушка не спешила. Охранники англичанина не поймут, если она выйдет слишком быстро. А судя по тому, как они резво наставляли винтовки на ее охрану, выбираться придется своими силами.

Казуэ прижалась к стене сбоку от окна и выглянула наружу. Все было даже хуже, чем она думала: ее сопровождающие, двое казаков и двое сацумцев из младшей ветви Такамори, лежали на земле с пробитыми штыками животами. Медленная смерть — японцы