Союз Аустерлица - Августин Ангелов

Глаза Иржины, наполненные тревогой, не оставляли места для сомнений — она говорила вполне искренне.

— Я ни в чем не виновата… Вы должны мне помочь, князь… — произнесла она.

Ее голос дрожал от волнения, а в прекрасных глазах блестели слезинки.

Тут внезапно вмешался капитан Кравиц. Он тоже происходил из местных аристократов и, несмотря на свое невысокое воинское звание, гордо носил титул барона. И сейчас он выглядел весьма раздраженным словами Иржины.

— Вы виноваты уже в том, что не сообщили о планах заговорщиков! Граф Йозеф и барон Томаш — это не просто высокопоставленные лица. Они — опора нашего общества и главные патриоты Великой Моравии! Неужели вы не понимали, баронесса, что, если их убьют, это приведет к ужасному хаосу, и французы ворвутся в Здешов? — выпалил он.

Более того, он тут же распорядился:

— Вынужден сообщить, что с этого момента вы находитесь под арестом, сударыня!

Тут уже пришла моя очередь возмущаться таким наглым нарушением субординации.

— Вы не имеете права отдавать подобные распоряжения через мою голову, капитан! Не забывайте, что я назначен Верховным дознавателем от Военного Совета!

Барон Кравиц не смутился, лишь взглянул на меня и спокойно проговорил:

— Дознание вы провели блестяще. Надо отдать вам должное, князь Андрей, вы распутали этот змеиный клубок очень быстро, чем очень помогли нам. Но, теперь настала наша очередь действовать. И я, как помощник начальника Секретной службы, которая, смею напомнить, подчиняется непосредственно главнокомандующему, а вовсе не вам, обязан арестовать эту женщину. Ее виновность в сокрытии подготовки преступления уже не вызывает сомнений. Более того, она сама не отрицает этого. Вы слышали ее признания, а я записал их. Что же касается степени ее вины и того, насколько она вовлечена в соучастие в заговоре, будет решать суд. Не так ли?

Его слова звучали справедливо. Мне нечего было возразить, как и самой Иржине. Баронесса заплакала. И, в других обстоятельствах я бросился бы ее утешать. Но, не теперь, когда предстояло арестовать Радомилу и остальных участников заговора. Тихо ступая по роскошной мраморной лестнице, мы осторожно поднялись на второй этаж, где располагались личные покои графини. Из-за двери ее кабинета доносились приглушенные звуки разговоров. В ночной тишине, окутавшей особняк, приложив ухо к замочной скважине и прислушавшись, я разобрал обрывки фраз.

Беседовали двое: мужчина и женщина. Мужчина, голос которого я уже где-то слышал, говорил:

— Мы задумали заговор, способный изменить судьбу не только нашего города, но, возможно, всей страны! Император Франц будет отомщен! Нам нужно действовать решительно…

Этот заговорщик выдал себя сам. Но то, что я услышал, произнесенное женским голосом, принадлежавшим, без сомнения, самой графине, и вовсе заставило меня вздрогнуть:

— Пойми, дорогой, никто не должен узнать, что мы — любовники… У нас есть еще одно важное задание от Габсбургов, и этот русский князь Андрей будет следующей целью после графа Йозефа и барона Томаша…

На этом месте я дал команду заходить в помещение. Но, не тут-то было! Дверь оказалась заперта изнутри на засов. И ее пришлось ломать, перебудив весь дом, в котором спали не только слуги, но и сестра Иржины Эльшбета с дочерями. Капитан Кравиц распорядился арестовать их всех. И потому весь особняк вскоре наполнился криками отчаяния.

Когда мы, все-таки вышибив добротную резную дубовую дверь, ворвались внутрь, грохнули выстрелы. В руках у преступников было оружие. Нотариус Иржи Сбигнев, а это оказался он, выстрелил в нашу сторону из двух пистолетов. Но, стрелял он плохо. И потому пули нанесли ущерб лишь дверным косякам. А вот графиня Радомила стреляла получше. Из одного пистолета она выстрелила в затылок своему любовнику, а из другого пустила пулю себе в рот, отчего мозги преступников загадили всю комнату.

Это, конечно, был провал, поскольку главных заговорщиков живьем взять не удалось. Зато при обыске нашли много интересного. Переписка с Габсбургами являлась неопровержимым доказательством. Вот только, мы сначала не понимали, через кого же она ведется? Но, когда на чердаке особняка обнаружилась голубятня с почтовыми голубями и с обученным персоналом, который за ними присматривал, все встало на свои места. Выяснилось, что не только граф Йозеф пользовался подобной системой связи.

Обыски в графском особняке и в доме главного нотариуса продолжались всю ночь и весь следующий день. Все там перевернули вверх дном, простучав даже самые укромные уголки в поисках тайников. И это дало результаты. Была найдена куча улик и арестовано множество подозреваемых, в отношении которых еще предстояло сделать выводы о степени причастности. Меня все в штабе обороны Здешова поздравляли с успешным расследованием. Но, в моей душе по-прежнему царапались кошки.

Иржину, ее сестру и даже племянниц вместе со всеми их слугами посадили в тюрьму, где они теперь должны были дожидаться суда, как пособники Габсбургов и заговорщиков, готовивших убийство правителей Великой Моравии. И мне стоило немалых усилий убедить графа Йозефа и барона Томаша не поступать с ними слишком жестоко, а ограничиться лишь конфискацией имущества, лишением титулов и водворением в женский монастырь с правом сделаться сестрами милосердия при госпитале. В конце концов, каждый из двух главных моравских правителей дал мне свое слово, что поступит именно так, хотя поначалу ими предполагались гораздо более суровые меры в отношении семьи главной заговорщицы Радомилы, вроде пожизненного заключения в тюрьме для Иржины и Эльшбеты.

Здешов по-прежнему храбро оборонялся против французов. Но, то была лишь позиционная оборона. Пока еще достаточно прочная, но я не видел в ней перспектив для победы. К тому же, после разрыва отношений с Иржиной, мне уже все осточертело в этом городке и очень хотелось все-таки добраться в Россию. И я начал убеждать графа Йозефа, что, раз Кутузов не имеет возможности прислать войска на подмогу, то необходимо попросить помощь для Великой Моравии у самого императора Александра. А это возможно сделать только при личной аудиенции. И потому для защитников великоморавской столицы будет лучше, если я, не мешкая, отправлюсь ко двору в Санкт-Петербург.

К моему удивлению, эти аргументы подействовали. Вскоре граф уже даже начал сам меня торопить, оказывая всяческое содействие при сборах в дальнюю дорогу. Внезапно мое положение усложнилось, когда обнаружилась большая недостача денег. В нашем трофейном сундуке с полковой казной, которую я хранил в казарме под ответственностью Федора Дорохова, серебряные монеты остались лишь на дне, а золотые и вовсе закончились.

Оказалось, что, пока я занимался налаживанием медицинской службы и расследованием заговора, поручик прокутил и проиграл в карты целое состояние! За такое Дорохова при других обстоятельствах следовало