Второй полёт Гагарина - Анатолий Евгеньевич Матвиенко

несут дежурство их ядерные субмарины, необнаруживаемые и неуязвимые, способные накрыть ракетами весь СССР до Урала со столь же малым подлётным временем, что и у «Юпитеров» в Турции.

- То есть ты остаёшься при том же мнении: сдерживание угрозой неприемлемого ущерба, а не попыткой порвать жилы, добиваясь паритета?

- Да. Потому что… смотрите сами. Начиная с Кореи, мы неизбежно стоим перед чередой региональных конфликтов. После пятьдесят шестого яснее ясного: Израиль будет воевать с арабами, а арабы – наши естественные союзники. Другая американская марионетка, Южный Вьетнам, сражается с коммунистическим Северным. Скажите, Сергей Павлович, если бы вы были не Королёвым, а королём, дали бы вьетнамцам или арабам баллистические ракеты? А с водородными боеголовками? Нет, как можно больше обычных Ил-28, но их нет, Хрущёв приказал порезать на металлолом. Он готовится к войне, невыгодной ни нам, ни Вашингтону, значит – практически невероятной, но совершенно упускает реальные нужды армии и политики. И всё же такая абсурдная война, с гибелью для всех, может произойти, если кукурузник, нюх потерявший, продолжит дёргать американцев за яйца.

На этот раз Королёв думал долго. Мы прошли достаточно далеко, поравнялись с КПП, дальше начиналась особо режимная территория. Разумеется, обоих бы пропустили. Но нам туда не было нужно.

Он развернулся, я за ним и увидел целую компанию, сопровождавшую нас на уважительном расстоянии – его водителя и сопровождающих офицеров КГБ.

- Так, Гагарин. Я пришлю к тебе человека, немного более ориентирующегося в делах политики и стратегии. Изложи всё это на бумаге. Только без кукурузы и «дёргать за яйца», вообще без критики лично генсека. Одни факты и рекомендации.

- Кому она ляжет на стол?

- Мне. Дальше я решу. Сам понимаешь, насколько рискованный процесс ты только что запустил, - Королёв тяжело вздохнул. – Но иначе нельзя. Не Хрущёв дал старт послевоенному ракетному строительству и атомному оружию, а Сталин и Берия. Он обоих убил, одного после смерти, другого лично закопал живьём, пожинает результат их задела, но слишком часто ставит палки в колёса. Нужно что-то решать.

Я похолодел. Заговор по смещению Хрущёва готовился двумя годами позже и совершенно иными людьми. Меня прихлопнут – мокрого места не останется. А мои дети? Алла? Лунная программа?

Если отказаться и оставить событиям возможность развиваться в прежнем ключе, Хруща снимут в октябре шестьдесят четвёртого. Бодание с американцами в шестьдесят третьем он не выиграет, пусть даже заставит вывести «юпитеры» из Турции, ничего не значащие в итоговом раскладе. Но ведь тогда всё висело на волоске, один случайный выстрел развязал бы Третью мировую, а я натоптал достаточно бабочек, чтоб история чуть уклонилась от известной мне траектории.

Кроме того, поезд уже ушёл. Главный впитал основные мои соображения, да и не нужно преувеличивать собственную значимость, он прекрасно всё понимал до этого разговора. Разве что подкорректирует некоторые акценты. В отличие от какого-то опального майора ВВС, находит общий язык с Шелепиным, Родионовым, Косыгиным, Брежневым.

Отсидеться не удастся. Сожрут Королёва – и мне не поздоровится. На чьей стороне я? Неужели на хрущёвской? Не смешите тапочки моей бабушки.

Значит, война.

Эпилог

Эпилог

Никита Сергеевич прилетел из Болгарии в приподнятом настроении, с загорелой лысиной и чуть благоухающий «Плиской». Наступило двадцать пятое мая тысяча девятьсот шестьдесят второго года, пятница, а по пятницам как раз собирался Президиум ЦК КПСС, и генсеку было что сказать товарищам. Точнее, заручиться их формальным согласием, главное он всё решил сам.

Во «Внуково» его встретили Брежнев, Председатель Президиума Верховного Совета СССР, номинальный глава государства, и Косыгин, зам по правительственной части. Хрущёв наряду с портфелем Первого секретаря держал за собой титул Председателя Совета Министров, и во время поездок в зарубежные несоциалистические государства его величали просто «премьер», не понимая, насколько должность главного в партии важнее премьерской.

Косыгин хранил обычное скорбное выражение лица, словно объелся кислых лимонов. Брежнев смотрел вопросительно, вскинув пышные брови.

- Алексей Николаич! Леонид Ильич! Дома всё хорошо?

- Да, Никита Сергеевич, - аккуратно ответил Брежнев, Косыгин только кивнул.

- Значит, и впрямь хорошо. А я узнал, что мы правильно решили. Болгарские товарищи видят: американские стервецы и правда держат в Турции ракеты. Запустим гадам ежа в штаны! Едем. Президиум ждёт? Вот всем расскажу, как я их…

Кого и чем Никита Сергеевич уделал, оба высших партийных сановника не узнали, рассевшись по своим «чайкам». Впереди помчались гаишные «волги» с мигалками, за ними длинные чёрные лимузины, именуемые в простонародье «членовозами», и несколько обычных двадцать первых с сопровождающими лицами в штатском.

В Кремле генсек взбежал по ступенькам Сенатского дворца и сразу отправился в зал заседаний Президиума, даже не переодеваясь в рубашку и галстук. Под пиджаком у него белела вышитая косоворотка, подчёркивая «народность народного вождя».

Все собрались заранее, пустовали лишь места Косыгина и Брежнева, тут же принявшие в объятья кресел две высокопоставленные фигуры. Не успели они толком расположиться, как Хрущёв эффектно огорошил новостью: ракеты и правда в Турции!

Новость, если по правде, была не первой свежести. Фотографии этих ракет уже опубликовали турецкие и европейские газеты, советские перепечатали, заодно бескомпромиссно заклеймив американский империализм. Но только сейчас ракетную угрозу подтвердил самый главный авторитет – Первый секретарь Компартии Болгарии Тодор Живков, и прежняя информация получила, наконец, статус бесспорно истинной.

Хрущёв с превосходством поглядывал на подданных, прозрачно намекая: я вон каким важным делом занимаюсь, пока вы штаны просиживаете.

- Таким образом, товарищи, мы сегодня окончательно утвердим порядок отправки наших ракет на Кубу в ответ на агрессивные происки американцев. Родион Яковлевич, доложите.

Тучный министр обороны встал, привычно одёрнул китель и взял отпечатанный лист бумаги, без неё он говорил не очень.

- Генеральный штаб не согласен с военной целесообразностью развёртывания ракет в государстве с неустойчивым политическим режимом. Считаем правильным прежний курс в соответствии с идеей обеспечения неприемлемого ущерба врагу и с наращиванием присутствия подводных ракетоносцев у побережья возможного противника.

Последним человеком, кто смел хоть что-то возразить генсеку в этих стенах, был выскочка Гагарин, потребовавший доказательств слов Никиты Сергеевича. Слушая Малиновского, Хрущёв похолодел. Только сейчас осознал, насколько широко распространилась гагаринская зараза.

- Родион! Ты что – башкой звезданулся? – премьер добавил ещё пару непечатных выражений, звучащих совершенно неприлично в этом официальном месте.

Тот и не собирался оправдываться, опустившись в кресло, вместо него поднялся председатель КГБ.

- Мы только что услышали, товарищи, пример того, о чём нельзя больше молчать. О недостойном, неуважительном отношении Никиты Сергеевича к коллегам. Считаю,