Гибель титанов ч.2 - Дмитрий Чайка

словенские владыки хотят настоящей власти, а то, что делаю я, этой власти их лишает. Император — не первый среди равных, как князь или король у франков. Он сродни богу. В этом настоящая суть проблемы. Твоя мать лишь инструмент в этой игре. Она проводник воли языческой знати. Они получили от меня многое, но им нужно намного больше. Им нужен государь-символ, который объединяет людей. Но этот государь должен быть слабее, чем они сами. Они смотрят на франков и хотят жить так, как они. Со своей собственной землей и с личной дружиной. Они хотят стать императорами в своем уделе. И если это случится, все, что я делал, рухнет.

— Но ты же держишь их в узде? — задал вопрос Берислав.

— Вы не я, — коротко ответил император. — После моей смерти вам придется договариваться с боярами и ханами и идти им на уступки. Чтобы этого не делать, нужна империя. Даже такая прогнившая, как эта. Знаешь почему?

— Потому что она почти не зависит от того, кто сидит на троне, — кивнул Берислав. — Налоги соберут, посчитают и распределят чиновники. Ты этого хочешь?

— Да, — кивнул Самослав. — Нужна такая власть, которая не зависит от личности государя. Только она устойчива по-настоящему. И ничего лучше империи пока нет. Ну, в настоящее время нет. В будущем, я уверен, появится. А потом тебе предстоит сделать наши земли христианскими. Хотя бы наполовину. Я этого сделать уже не успею.

— Я исполню твою волю, отец, — Берислав встал и ударил кулаком в грудь. — Клянусь. И я буду верным слугой моему старшему брату, если вдруг господь заберет тебя.

— Пойдем, — хлопнул его по плечу Самослав. — Народ на ипподроме заждался. Какой, однако, жадный это димарх «зеленых»! Денег запросил немерено. Но пока отрабатывает свое золото по полной, тут ничего не скажу.

* * *

— Граждане Константинополя! — голос Самослава, усиленный бронзовым раструбом, разносился по всему ипподрому, куда пришло двести тысяч человек. — Я, август Самослав, скорблю вместе с вами по василевсу Ираклию Константу, которого убили враги Христовы. Он будет оплакан и упокоен так, как подобает владыке мира. Но страна нуждается в защите. Исмаильтяне рвутся с священному городу Константина. Они уже захватили Антиохию, Дамаск и Иерусалим. И они надеялись, убив василевса, сломить ваш дух. Но вы не таковы! Вы не дрогнете в минуту опасности. А я, как старший август империи, готов в меру сил помочь вам в этом. Во-первых, зерно из Египта снова пойдет сюда и будет стоить столько, сколько ему и положено — за одну номисму можно будет купить шестьдесят модиев пшеницы!

Народ заорал в восторге, потому что такие цены были лет пятнадцать назад, в благословенные времена императора Ираклия старшего.

— Весь следующий год коммеркий, налог на ремесло и торговлю, будет снижен вполовину…

Люди начали орать еще больше. Им плевать, что налоги на земледельцев никто не уменьшает. Крестьяне не избирают императоров, так пусть теперь страдают.

— Но взамен я прошу вас назвать младшими августами моих сыновей Святослава и Владимира. Владимир молод, но он воспитан как воин. Род его матери происходит от римского императора Авита, и именно для него я прошу престол Константинополя.

Ворота ипподрома открылись, и если раньше из них выезжали колесницы, то теперь оттуда легкой трусцой выехала турма клибанариев на вороных конях, во главе которой скакал крепкий юноша в позолоченных доспехах, который держал в руке копье. Это зрелище оказалось настолько необычным, что горожане застыли в изумлении, а потом еще громче заорали в восторге. Они, привыкшие то к немощному Константину, то к невнятному Ираклону и юному Константу, почуяли сейчас настоящую силу. Перед ними скакал воин, которому можно доверить армию. Не слабак в пурпуре, годами не покидавший покоев дворца, а настоящий государь, который поведет вперед своих солдат. И они закричали:

— Да! Да! Святослава и Владимира хотим!

А Мария, которая стояла в кафизме рядом с мужем, понимающе усмехалась. Вот ведь что дешевое зерно с людьми делает.

— Ты точно не останешься, государь муж мой? — спросила она, когда народ повалил с ипподрома, горячо обсуждая случившееся.

— Год, не больше, — помотал головой Самослав. — Потом крутись как хочешь. Ты сама выбрала свою судьбу, жена моя. Берегись яда и ножа. Я навряд ли смогу перебить за год всю эту сволочь. Мы здесь закончили, теперь поехали в Золотым воротам.

— Зачем это? — изумилась Мария.

— Увидишь, — заговорщицким тоном ответил Самослав.

Через час кавалькада всадников и носилки знати добралась до главных ворот Константинополя. Сенаторы и патрикии попытались пробиться поближе к телу Самослава и Марии, но пока у них ничего не выходило. Суровые парни с вислыми усами гнали их прочь. Аристократы империи уже забыли про несчастную Григорию, оплакивающую сына. Они просто списали ее со счетов. Сенаторы знали, что там, на Западе, землей владеет только император, а остальные ей лишь пользуются. И если это так, то они будут ползать по земле и глотать пыль, чтобы сохранить то, что дает им возможность жить в праздности и неге. Они будут унижаться и предавать друг друга, лишь бы пробиться поближе к трону. И все они ненавидели Александра, которые ехал в носилках императрицы и о чем-то говорил с ней. И как он умудрился взлететь к самому небу за такой короткий срок? Или он успел предать раньше, чем они? Сенаторы люто завидовали проклятому евнуху, обскакавшему их в нелегком деле дворцовой интриги. И теперь они, встав полукругом около ворот, готовы были поддержать восторженными криками все, что будет делать их новый повелитель. Но он смог их удивить.

Император подошел к воротам и махнул рукой. Из толпы вышел Святослав и прислонил к створке кавалерийский щит. По рядам знати прокатился недоуменный шепот.

— Молоток и гвозди тащите! — скомандовал Самослав, а потом прибил щит к воротам, не обращая внимания на изумленные взгляды сенаторов и евнухов.

— А что? — император критически осмотрел свою работу. — Я же обещал вам защиту. По-моему, очень даже неплохо получилось. Я, может быть, всегда хотел это сделать!