Писатель: Назад в СССР 2 - Рафаэль Дамиров

поливать цветочки, заглядывать в почтовый ящик и уезжает. И правда, что недалеко, километров триста. Полдня на поезде. Останавливается в гостинице…

Нет! Нет. Пусть будет так: в письме он должен прийти на адрес. Тот тоже зашифрован в будничном тексте, но агент легко расшифровывает его. Улица, дом, квартира. Пароль. Приходит. Дверь открывает человек примерно его возраста. Гость произносит ключевую фразу.

Секунда промедления. Даже полсекунды — и в ответ звучит отзыв.

— Проходите, — хозяин отступает на шаг. — Значит, вот так теперь.

— Выходит, так, — гость входит, снимает шляпу. — Верно говорят, что никто не забыт, ничто не забыто. Правда, в нашем с вами случае эти слова насыщены другим смыслом…

Забыв про все на свете, я свирепо барабанил по клавишам, чиркал ручкой по напечатанному, выдергивал измаранные листы, в азарте заряжал чистые, начинал лупить по новой. Время пролетело, и оглянуться не успел. Короткий зимний день быстро свалился в сумерки, те растворились в ночи. Настя, смеясь, заглянула в комнату:

— Товарищ автор! Не проголодались?

— Есть слегка такое, — бодро откликнулся я. — Но оторваться не могу!

За ужин я уселся, когда синопсис был практически готов. Оставалось дописать схему финала, может быть, поправить два-три эпизода, но в целом мне все было ясно. В таких случаях даже надо отложить работу, пусть кураж перекипит, угомонится. Тогда обязательно найдется что-то интересное, необычное, две-три золотых сюжетных искорки, которых не заметишь в творческом жару. И я заставил себя отлипнуть от машинки, оставив в ней недопечатанный лист.

Наверное, нечего и говорить, что интеллектуальный пыл легко перешел в сексуальный. Полночи пронеслись в горючих страстях, и это хорошо. На съемочной площадке нам надлежало быть в одиннадцать утра, так что какое-то время отоспаться все же было.

Правда, все же мы едва не проспали. Ночные бдения дали о себе знать. Вскочили как угорелые, понеслись не позавтракав.

— Соседушка, тоже мне… — ворчала на бегу Настя. — Мог бы и прихватить с собой!.. — в адрес режиссера.

— По-моему, он сегодня дома не ночевал… — я не оправдывал нашего сподвижника, а просто констатировал факт.

— Ну, это с него станется…

Все это произносилось взахлеб, в запарке — мы бежали к метро, поминутно оглядываясь: не покажется ли свободное такси.

Повезло! Есть зеленый огонек. Ушлый водила вмиг зарядил нас на пятерку, хотя езды было максимум на три с полтиной. Но здесь уж торговаться не приходилось.

В павильон влетели вовремя, хотя «соседушка» и покосился на нас малость с недовольством.

— А вот отдельные творческие личности, — произнес он как бы в пустоту, — имеют обыкновение всегда опаздывать. Потому что они, видите ли, творческие, и закон им не писан…

— Вы кого имеете в виду? — ледяным тоном осведомилась Настя.

— Да бывают такие… — отделался наш начальник туманной фразой.

Как бы там ни было, съемка началась. И удивительное дело! С первых секунд я ощутил, что дело, как говорится, пошло. Вдохновение. Перед самым началом я попытался расслабиться, включить нечто вроде аутотренинга: по Настиной рекомендации…

Она вообще мне много интересного успела рассказать из актерского мастерства. Как это дело ставили на научную основу Станиславский и не только он. Как надо входить в образ, превращаться в своего героя. Как это сначала немного пугает, а потом привыкаешь к внутреннему преображению. Как вживаться в пространство сцены — по сути, ловить невидимые токи толпы, то есть зрительного зала, как заряжаться энергией зрителей… Говорила она и о том, что в процессе киносъемки артист лишен этой энергетической поддержки, и приходиться как-то возмещать это из партнера, из самого себя, особенно, если съемка павильонная, потому что на природе помогает биосфера, живое пространство планеты, а в помещении. Были у нас разговоры и о том, как из образа выйти. Вообще сделать так, чтобы предыдущие персоны не бродили в тебе, не мешали сливаться с рабочей личностью… Короче говоря, тонкостей тут немало.

Я не актер, конечно, но и мои герои живут во мне: и «спящий» агент, и пока еще безымянный главный герой с пока неведомой судьбой… И я, признаться, побаивался, как бы они не стали мешать мне сейчас. Но нет! Напротив, прямо волна вдохновения подхватила меня, я и сам чувствовал, что все в масть, все в десятку: слово, жест, мимика. Ну, может, где-то смазал чуть, где-то махнул рукой чуть больше, чем надо, но в пределах нормы. И главное, я ощутил, как в ключевой сцене меня поддержала Настя, мы с ней прямо шестым чувством угадывали друг друга. Как двигаться, смотреть, говорить — все это у нас превращалось в гармонию словно само собой, непринужденно.

Такое, видимо, бывает редко. И вот тут даже я, дилетант, понял, какую огромную роль играет взаимопонимание партнеров! Как это работает на результат! Конечно, актеры-профессионалы наверняка смогут отыграть сцену на «отлично», будучи равнодушны друг к другу, и даже испытывая неприязнь. История мирового кинематографа знает такие классические случаи. Но и у них бы получилось лучше с гармонией! На пять с плюсом.

Впрочем, это побочные рассуждения. Бог с ними. Мы с Настей в этот день сумели прыгнуть выше головы. По крайней мере, я. Дублей не было. Режиссер, помолчав для важности, изрек заветное:

— Снято! — и наш рабочий день кончился.

Только теперь я ощутил, как вымотался. Усталость навалилась на спину, на плечи… Наверное, это как-то отразилось на лице, потому что Настя весело подмигнула:

— Что? Наработался?

— Пожалуй…

— То-то же! А еще говорят: вас, артистов, в литейный цех или в шахту — вот узнали бы, почем фунт лиха!

— Ну, там все же погорячее будет, — вступился я за шахтеров и литейщиков.

— Горячее — не значит труднее, — парировала Настя, но развивать дебаты не стала. — Ладно, идем грим снимать…

Время на площадке для меня пролетело мгновенно, а на самом деле со всеми сбоями, поправками, дублями, перерывами все это длилось часов пять. И это мы с Настей оказались свободны, а другие артисты еще остались репетировать. Кое-кого режиссер