Майкл Чабон - Союз еврейских полисменов

– Все засрал… – отзывается Ландсман.

– Дед! – орет Берко, но тут же смолкает и добавляет еще два-три тихих гортанных слова на языке, оставленном в прошлом.

Они останавливают кровь, обрабатывают и перевязывают рану. Ландсман ищет, куда делась пуля, и находит дырку в фанерной стене.

– Где он его откопал? – Ландсман подбирает оружие. Револьвер потерт, поцарапан, старый механизм. – Тридцать восьмой «детектив спешиэл».

– Да черт его знает. У него куча пушек. Страсть любит игрушки. Это у нас общее.

– Может, мемориальный? Может, из него застрелился Мелек Гейстик в кафе «Эйнштейн»?

– Я бы не удивился. – Берко взваливает отца на плечо, они спускаются к машине, кладут раненого на заднее сиденье на кучу полотенец. Ландсман включает сирену, которую использовал, может, два раза за пять лет, и они направляются вверх по склону.

Станция «скорой помощи» есть в Найештате, но народ, доставляемый туда, мрет исправно и регулярно, так что они решают держать путь в Ситку, в центральную больницу. По дороге Берко звонит жене. Объясняет ей несколько сбивчиво, что его отец и человек по имени Альтер Литвак несут долю ответственности за смерть его матери во время печально известного индейско-еврейского конфликта, что его отец пустил себе пулю в лоб, что они собираются отвезти Герца Шемеца в отделение «скорой помощи» городской больницы, потому что он полицейский, черт побери, и что у него работа, и старик может и коньки отбросить. Эстер-Малке принимает и переваривает все рассказанное, Берко заканчивает контакт, и они входят в слепую зону. Минут пятнадцать связь отсутствует, оба молчат, но ближе к границе города телефон Берко оживает.

– Ну… – говорит он. И снова: – Ну… – но уже более раздраженно. Он слушает доводы своей жены около минуты. Ландсман не знает, читает ли она ему кодекс профессионального поведения, рассказывает ли о нормах морали и нравственности, о долге всепрощения, о долге сына перед отцом и потомков перед предками. Под конец Берко трясет головой, оглядывается на старого еврея, распростертого на полотенцах, выдавливает из себя: – Ладно. – И завершает разговор.

– Сбросишь меня в больнице, – произносит он голосом признавшего поражение, – и позвони мне. если найдешь этого грёбаного Литвака.

37

– Кэтрин Свини, пожалуйста.

Бина держит в руке телефонную трубку. Кэт Свини, помощник прокурора США, дама серьезная и компетентная, вполне может выслушать и осмыслить то, что собирается ей сообщить Бина. Ландсман нагибается, протягивает палец и его подушечкой разрывает соединение. Бина уставилась на него, медленно хлопая воскрылиями век своих. Ландсман застал ее врасплох. В кои-то веки!

– Они стоят за этим, – говорит Ландсман, не снимая пальца с кнопки.

– Кэти Свини стоит за этим? – Бина не отнимает трубки от уха.

– Не знаю. Сомневаюсь, что она об этом вообще слышала.

– Офис федерального прокурора в Ситке стоит за этим?

– Может быть. Не знаю. Возможно, и нет.

– Департамент юстиции, значит…

– Да. Не знаю, Бина. Извини.

Удивление прошло, глаза ее смотрят на него, не мигая.

– О'кей. Теперь слушай меня. Прежде всего, убери свой гнусный волосатый палец с моего телефона.

Ландсман поспешно отдергивает руку, не дожидаясь, пока лазерный луч ее взгляда стерильно оттяпает его палец.

– Не прикасайся к моему телефону, Меир.

– Никогда в жизни.

– Если то, что ты мне рассказываешь, правда, – говорит Бина тоном учителя, адресующегося к классу умственно недоразвитых подготовишек, – то я непременно должна сообщить об этом Кэти Свини. Возможно, следует сообщить в Госдеп. Даже, вероятно, в Министерство обороны.

– Но…

– Потому что – не знаю, в курсе ли ты, – потому что Святая Земля располагается вне границ моего участка.

– Охотно верю. Но послушай. Кто-то, обладающий весом – серьезным весом, – стирает данные в базе данных ФАА. Вес того же порядка необходим, чтобы пообещать совету индейских вождей отдать им округ Ситка после исхода евреев, если те пустят Литвака с его программой в Перил-Стрейт.

– Тебе это Дик сказал?

– Очень прозрачно намекнул. И при всем моем уважении к Ледерерам из Бока-Рейтон, вынуждает заметить: та же влиятельная персона подписывает чеки на карманные расходы по весьма дорогостоящим операциям. Тренировочный центр. Оружие и логистика. Селекция скота. Кто стоит за всем этим?

– Правительство США.

– Вот я и говорю.

– Потому что они полагают, что идея запустить кучку чокнутых евреев в арабскую Палестину, чтобы взорвать пару-тройку храмов, побегать за Мессией и начать третью мировую войну – идея очень неплохая.

– Бина, они такие же чокнутые. Да ты и сама это знаешь. Может быть, они возлагают на третью мировую войну большие надежды. Может, они полагают, что третья мировая – новый крестовый поход, который вернет Иисуса на землю. А может, их интересуют просто нефть, нефтедоллары, гарантии на все времена. Не знаю.

– Заговорщики в правительстве?

– Понимаю, как это звучит.

– Говорящие цыплята.

– Извини.

– Ты обещал.

– Помню.

Она поднимает трубку, повторяет предыдущий вызов.

– Бина, пожалуйста, не надо.

– Я перебывала с тобой в куче темных уголков, Меир Ландсман. Но в этот не собираюсь.

Ландсман полагает, что не стоит винить ее за это.

Бина добирается до Свини, излагает той избранные места из ландсмановской истории. В ее изложении вербоверы и группа евреев-мессианцев стакнулись и планируют нападения на мусульманскую святыню в Палестине. Многие домыслы Бина опускает. Не упоминает также о смерти Наоми и Менделя Шпильмана. Зато заботится о достаточном неправдоподобии изложения, чтобы собеседница скорее ей поверила.

– Я хочу выйти на этого Литвака, – заключает она рассказ. – О'кей, Кэти… Да… Да, конечно… Да, да…

Разговор завершен. Бина подбирает со стола сувенирный глобус с миниатюрной панорамой Ситки, встряхивает его и смотрит, как падает снег. Офис она подчистила основательно, все выкинула, все безделушки и фотоснимки. Оставила только глобус да свою парку в нескольких экземплярах в рамках на стене. Да фикус и еще какой-то каучуконос, да розовую орхидею с беловатыми вкраплениями в зеленом стеклянном сосуде. Прелестно, как дно загородного автобуса после пикника, вид снизу. Бина царит над этой идиллией в очередном мрачном брючном костюме, волосы ее вздернуты и удерживаются на месте кольцами-резинками, металлическими пряжками и иными весьма полезными приспособлениями, живущими в ящике стола.

– Она не смеялась? – спрашивает Ландсман.

– Кэти не из таких. Ждет дополнительной информации. Мне показалось, что я не первая, от кого она услышала об Альтере Литваке. Сказала, что, возможно, они его заберут, если мы его обнаружим.

– Бухбиндер, – вспоминает Ландсман. – Доктор Рудольф Бухбиндер. Помнишь, он выходил из «Полярной звезды», когда ты входила.

– Дантист с Ибн-Эзра-стрит?

– Он сказал мне, что переезжает в Иерусалим. Я ему не поверил.

– Какой-то институт…

– На «М».

– Мириам?

– Мориа!

Бина лезет в компьютер и находит институт Мориа в закрытом списке, по адресу: 822 Макс-Нордау-стрит, седьмой этаж.

– Дом номер восемьсот двадцать два. – повторяет Ландсман. – Х-ха.

– Твой сосед? – Бина набирает номер.

– Через улицу, напротив, – отвечает Ландсман почти робко.

– Машину, – резолютно меняет намерение Бина, сбрасывает номер и набирает другой, короткий. – Гельбфиш.

Она приказывает блокировать входы отеля «Блэкпул» патрульными и сотрудниками в штатском, кладет трубку и смотрит на нее.

– О'кей, – говорит Ландсман. – Двинули.

Но Бина не двигается.

– Как приятно не иметь дела со всей твоей бредятиной. Я все же немного отошла от круглосуточной маниакальной Ландсмании.

– Завидую тебе.

– Герц, Берко, твоя мамаша, твой папаша… Вся ваша шайка. – И припечатывает по-американски: – Вонючий чокнутый пучок.

– Сочувствую.

– И луч света в вашем бедламе – Наоми. Единственный здравомыслящий человек был в семейке.

– Она так же отзывалась о тебе. Только Наоми говорила «единственный в мире».

Двойной неробкий удар в дверь. Ландсман встает, полагая, что Берко уже успел обернуться.

– Хелло! – В дверях американец. Привет американский: – Это еще кто? Вроде не имел удовольствия.

– Вы, собственно, к кому? – щурится Ландсман.

– Я есть ваше похоронное бюро, – сообщает американец на лоскутном, но энергическом идише.

– Мистер Спэйд назначен наблюдать за переходными процедурами, – поясняет Бина. – Полагаю, я о нем упоминала, детектив Ландсман.

– Полагаю, упоминали.

– Детектив Ландсман, – повторяет Спэйд-Большая-Лопата. ко всеобщему удовлетворению сползая в американский. – Небезызвестный.