Месяц светит по просьбе сердца моего - Пим Вантэчават

важно.

Тишина этого дня

приносит покой.

Он делает вдох.

Улыбается. На этот раз искренне.

Чувствует, что в глазах стоят слезы.

Он подходит ближе, но не слишком близко.

Думает: я не заслуживаю быть так близко.

Он видит скамейку. Садится.

Наблюдает, как он из прошлого в подвернутых брюках

садится на корточки, как его руки сгребают песок полукругом.

Мэй сидит на покрывале чуть поодаль, убирая длинные волосы с лица.

Ему всегда нравились ее волосы: она выглядит такой свободной.

Дэйзи так громко смеется, что смех долетает до скамейки, где он сидит.

Она подпрыгивает, хлопает в ладоши, визжит от восторга.

Скоро здесь будет замок. Только для нее.

Там, куда волне не добраться.

Он слышит шаги и оборачивается.

Привет, говорит она. Я сяду?

Их взгляды встречаются, и каким-то образом он понимает.

Конечно, она выросла. На вид она одного с ним возраста.

Может, даже старше. Но он замечает в ее глазах какое-то особое выражение.

Он вспоминает, как отец говорил:

это у нас в крови.

Он кивает, и она садится.

Между ними значительное расстояние.

Ты похожа на мать, не подумав, говорит он.

Она невесело улыбается, не сводя взгляда с семьи вдалеке.

А ты не изменился, говорит она, кивая на фигуру на пляже.

Я не ожидал, что сюда попаду, говорит он. Не думал, что это возможно. Ты понимаешь, как я здесь оказался?

У меня есть предположения, отвечает она. Она хмурится, все еще не глядя на него. Насколько я знаю… дело в нас с тобой. В нашей… связи. А может, это просто аномалия. Случайность.

В отличие от нее, он не может отвести глаз. В груди у него разливается тепло, смесь стыда и сожаления, но прежде всего… гордость. Моя мать ― то есть твоя бабушка ― называла то, что мы умеем, магией. Возможно, она права. Пути этой магии неисповедимы: она просто творит что захочет. Под влиянием… определенного чувства или опыта.

Да. Ее лицо светлеет. Я уже слышала от нее эти слова.

Упади он со скалы, это было бы не так больно. У тебя ее глаза, запинаясь, произносит он.

Нежная улыбка: непроизвольный дар его матери. Да, и это я уже видела.

Значит, у тебя это так работает?

Да, это чем-то похоже на дар тети Евы.

У меня… столько вопросов, говорит он.

Она опускает взгляд. Возможно, он не вправе их задавать.

Но она молчит, и он решается. Что ему терять?

Где я сейчас, где ты, спрашивает он. Мы встретились снова? Я тебя нашел? Я сейчас с тобой?

Она поворачивается к нему, и он с новой силой поражается ее сходству с матерью. Теперь, когда она смотрит на него, ее взгляд прожигает его насквозь. Но он не может отвести взгляд.

Я не ожидала увидеть тебя здесь, говорит она.

Мне просто… мне был нужен…

Один хороший день?

Он кивает. Ее губы искривляются в грустной улыбке. Мне тоже, говорит она.

У него в глазах стоят слезы, горло саднит. Дэйзи…

Пожалуйста. Не надо.

Твоя мать. Можешь сказать хотя бы о ней? Мне… мне так жаль. Я надеюсь, что она… что она…

Она знает.

Она счастлива?

Безумно.

А она когда-нибудь…

Папа. Как она произносит это слово: оно будто срывается с губ против ее воли. Почти как крик души. Давай просто насладимся этим днем?

Но, Дэйзи…

Смотри. Она поворачивается к ним из прошлого и кивает. Ты строил для меня башни, помнишь? А я все пытаюсь их разрушить.

Он следует за ее взглядом, будто его ведет невидимая нить. Он усмехается. Твоя мать хотела вырыть крепостной ров.

Дэйзи улыбается. И он думает: какая же она красивая. Моя девочка.

Мы пытались направить воду из моря в ров, говорит она. Это я помню.

А я чуть не забыл, грустно отмечает он. Собственно, думаю, что забыл.

Как я мог забыть?

Тишина.

Только отголоски смеха Дэйзи доносятся с пляжа.

Шепот прибоя. Чайки.

Ветер.

Она кладет руку на скамейку между ними.

Папа, смотри! Она указывает вперед. Тихо смеется. Я все время пытаюсь убежать в море.

Он усмехается. Ты была такой проворной. Я с трудом поспевал за тобой.

Но ты всегда меня ловил. В конце концов.

Ты же была маленькой.

Это правда, говорит она так тихо, что он едва разбирает слова. Но я так любила… когда ты брал меня на руки.

По его щекам тихо стекают слезы. Он опускает руку на скамейку рядом с ее рукой.

Все, теперь понимает он, было ради нее.

Они еще долго сидят вдвоем

и молча

вспоминают.

Джошуа и Лили

2003–2004

Жизнь дарует, но и отнимает.

За два дня до того, как отец Джошуа, Чжан Вэй, умер в Гонконге, Джошуа и Лили побывали там, где не бывали прежде и не думали, что это возможно: в Лондоне 1899 года.

Это была лишь доля секунды: они вдвоем стояли в кабинете,

держась за руки

и закрыв глаза.

Лили мысленно повторяла дату, а Джошуа представлял черно-белую фотографию, обнаруженную в исторической книге.

Открой глаза, потрясенно сказала она. Но ее слова были излишни:

он чувствовал капли дождя на лице, стук экипажей по мощеным улицам, запах дыма, суету.

Но его взгляд привлек не викторианский Лондон,

а вид его жены, смотревшей на него в неверии и восторге.

Она сжала его руки и ― какой прилив ликования.

Но тут все закончилось.

Темнота.

Ветер.

Падение, падение.

А затем…

Свет.

Открыв глаза, они оказались в своей жизни, в своем времени. Ощутили, что их тела крепко стоят на твердой земле.

Джошуа улыбался до ушей. Лили чувствовала, как внутри клокочет смех.

Они тут же бросились друг другу в объятия.

Мы это сделали, сказал он, целуя ее макушку, лоб, глаза, губы.

Это стоит всех усилий, подумала она.

Они никогда не думали, что это возможно. В ту ночь они не спали, а разговаривали, строили предположения, планировали, планировали, планировали. Получится ли? Смогут ли они пробыть там дольше пары секунд? Удача, наука, магия ― все это слилось воедино в попытках создать что-то новое.

Джошуа вскочил со стула и крупно написал на доске: 31 декабря 1899 г.

Давай вернемся и попробуем задержаться, объявил он, светясь от переполняющего его озарения. Прямо перед самым рубежом веков! Мы знаем, что можем попасть в первое января 1900-го. Но это… Он улыбнулся Лили, от чего ее сердце воспарило. Это просто нечто! Я знаю, это не одно и то же, но нам же